Откровения знаменитостей - Наталья Дардыкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прекрасные женщины
— Вы блистательно пишете обнаженное женское тело. В академии студенты работали с натурщиками?
— Постоянно! Нам говорили: «В первый день сделаешь наброски и оставишь». И на другой день, и на третий — то же самое. Пока не завершишь, чтоб тобой остались довольны учителя. Нашими натурщиками были и старики, и молодые.
— Здесь, в Афинах, на вашей выставке все любуются обнаженной женщиной, античным великолепием ее торса.
— В этой картине я люблю не ту особу, чье тело столь совершенно, а люблю саму идею красоты и не испытываю при этом никаких эротических чувств.
— Вы долго работали над этим полотном?
— Если работать долго, вещь получится тяжеловатой. Стремлюсь создать прекрасное, но не долго раздумываю над этим — пытаюсь сделать легко и красиво.
— Поэт сказал: «Чем случайнее, тем вернее слагаются стихи навзрыд». А в живописи?
— Эти случайности я люблю собирать заранее. Вспышки наблюдений очень важны при работе над картиной. Но, начав полотно, не приходится ждать каких-то случайностей. В твоей картине ты не должен оставлять никаких следов случайности. Без гармонии частей и целого не будет искусства. В живописи, как и в литературе, прежде чем начать писать, надо прибегнуть к мысли. Я видел много живописных штуковин, где в каждом мазке выпирает намерение — все на продажу! Я не рисую для денег.
— Но ведь вам приходится продавать свои картины. Как вы определяете их цену?
— По затратам моего труда: одну рисую шесть месяцев, другая возникает с легкостью импровизации. Я уже три тысячи картин продал. Они есть в Латинской Америке, в Японии, в Новой Зеландии, в Колумбии, в Венесуэле и в других странах — по всему миру. Мне важно, чтобы каждый человек нашел в моих работах частичку своей души. А купит ли он или не сможет купить, это в мой авторский расчет не входит.
Личное
— Слободан, это правда, будто вы женились на гречанке? Так мне о вас говорили в Афинах.
— Нет, моя жена сербка. Моему сыну Ивану уже 19 лет. И мой отец, и дед были Иванами. Один я Слободан. Что ж, я люблю свободу!
— А где учится сын?
— Он будет крупным биологом. Чувствую, у Ивана тоже есть своя внутренняя свобода.
— Но бывают обстоятельства, которые заставляют пренебречь абсолютной свободой.
— Да, такое бывает. Моему отцу, знаменитому архитектору, пришлось работать послом в Будапеште. Это именно он, последний посол, закрыл посольство под флагом Югославии. Простившись с дипломатией, он стал увлеченно заниматься компьютерным дизайном — он первый в моей стране опробовал эту форму.
— Наблюдаю за вами два дня, и меня поджигает ваше радостное восприятие незнакомых вам людей, возможно, и не увлеченных искусством. Что подогревает вашу душу, делает ее расположенной к добру?
— На жизнь смотрю глазами романтика, маленького сперматозоида (смеется) , выросшего в реального человека. Я еще в утробе мамы был вполне счастливым сперматозоидом. А теперь мое светлое, солнечное настроение увеличилось, заполнило меня всего. Ведь жизнь дает мне единственную возможность быть на земле. И я постараюсь быть достойным этого дара — буду проживать с удовольствием и в радости.
— Какое удовольствие вы цените больше всего — вино? женщин?
— (Хохочет.) Хорошо бы это соединить вместе, одно другому не мешает. Красное вино, в моем понимании, символизирует любовь. Красный цвет для меня не просто цвет интенсивной яркости. Это цвет любви.
— Страсти?
— Именно страсти. Страсть дает мне воодушевление, подъем. Иные нападают на красный цвет, хулят его. Я не боюсь красного цвета!
На мой взгляд, Юрич обладает силой воздействия на окружающих. Он завораживает молодым темпераментом, своим активным присутствием среди людей.
— Я запрещаю своим мыслям погружаться в дурное. Одно их появление заставляет меня инстинктивно поворачиваться к чему-то доброму, солнечному.
— Что вы больше всего цените в женщинах?
— Искренность. Это она позволяет видеть существо человека. Если я начинаю знакомство с человеком, которого буду писать, я должен знать об этом существе все.
— Вы бываете критичны к своему образу жизни?
— Ну конечно. Но знаю одно — ни от чего прекрасного никогда не откажусь.
Он и Микис Теодоракис
— Я очень удивилась, когда узнала о вашем возрасте. Число 50 никак с вами не рифмуется.
— Мне сложно судить о том, какое я произвожу впечатление на женщин. Но радуюсь, что в ваших глазах я еще молод.
— Что поддерживает вашу долгую и веселую молодость?
— Она моя подруга в творчестве. Чем энергичнее я встряхиваю себя, тем вероятнее, что меня не будут воспринимать как закостенелого художника. Вспоминаю свою первую юношескую выставку «Радиация» в Сербии. До Чернобыльской катастрофы оставался еще год. Мою экспозицию открывали в галерее военного института. Офицеры, даже генералы ходили, смотрели, общались между собой. Некоторых даже пугало изображенное на картинах. И вот они у меня спрашивают: «Где же художник? Когда придет твой отец, чтобы сказать нам пару слов о своих картинах?» Узнав, что художник перед ними, они вместе со всеми повеселились. Так что я весь из своей молодости.
— Есть ли у вас завистники — в жизни, в живописи?
— Каждый раз я это чувствую. Но пытаюсь как-то снивелировать это впечатление, не придать ему значения.
— Вы ревнивы?
— Маленькая ревность в творчестве — это хорошо, чтобы поддержать себя в нужном тонусе.
— А вы ревнивый муж?
— Нет. Нет.
— Что для вас вино?
— Вино — это не напиток, это своего рода насыщение. И процесс его изготовления — тоже искусство. Для меня вино — целая философия.
— Согласна, вино нас насыщает радостью.
— В компании женщин пью красное вино, а с друзьями — белое.
— Было ли у вас веселое прозвище?
— Юки! И для мамы, и для отца я всегда был Юки. Школьные учителя тоже предпочитали мне говорить «Юки». А вот почему-то мама, когда я был очень маленький, любила называть меня Миша.
— У вас есть портрет Микиса Теодоракиса. Вы дружны с ним?
— Я очень его люблю. Он хороший и умный человек. Никогда я не испытывал таких чувств, как поклонение, восторг, но Микис вызвал во мне целую волну этих чувств. Он мудрец. Однажды мы проговорили с ним два часа, и у меня осталось впечатление, что я общался с живой историей. Микис рассказывал мне о своей судьбе: он был коммунистом и за свою убежденность столько выстрадал, что вспоминать об этом страшно. Я услышал от него потрясающее признание: «Я всего лишь капля своего народа. Все, что я сделал, сотворил, — я сделал вместе с ним».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});