Откровения знаменитостей - Наталья Дардыкина

— Давно я заметила некий наступательный артистизм в твоем общении: широкий жест, острота эпатажных оценок, в особенности женщин и явлений искусства.

— Ты в точку попала. Играть люблю. Случается, вхожу в вагон метро, и там на мгновение возникает некая пауза — общая тишина. Одни опускают глаза, молодежь хихикает в ладошку.

— Знали бы они, что ты известный художник, живущий во Франции десятилетия. Кстати, кто тебе тогда дал мастерскую вблизи Центра Помпиду?

— Ширак! Правда, потом наступили для меня тяжелые времена — я не справился с финансовыми трудностями, и мне пришлось уехать к океану, в Нормандию, в Дьеп, в дом, который я купил еще в 73-м году.

— Но, видать, не только безденежье тебя погнало на берега Ла-Манша?

— Душа хотела уединения. Дьеп основали еще римляне. Но главное для меня — Ла-Манш. Не могу жить без моря! Раз в неделю обязательно еду смотреть на воду. Это же вечный спектакль! От воды идет все изобразительное искусство. У Ла-Манша умопомрачительный цвет. Им упивались все импрессионисты. Они ощутили восторг от цветовых нюансов воды.

— Там осенью и зимой пустынно, людей почти не встретишь на берегу. Не страдаешь там от одиночества?

— О! Самое потрясающее в жизни человека именно одиночество. Люди не понимают, какой это подарок. Им кажется счастьем видеть себя в отражении другого. Это совершенно замечательно! На какой-то период это необходимо человеку. Но время идет и все меняет. И только одиночество поможет человеку обрести свою истину. Прийти к самому себе.

— Но мужчине холодно и голодно без женщины. Кто кормит тебя в приморском Дьепе?

— Никогда об этом не думаю. Мне надо не много.

— Зато надо печку топить.

— У меня два огромных старинных камина. В жилых домах здесь постоянно горит огонь. На подставках на огне стоит чан, и в нем постоянно что-то булькает. Каждый со своей миской подходит к нему и берет сколько хочет. На огонь я всегда могу поставить какую-нибудь картошку, колбасу… До чего же радостно общаться с природой! Живу мгновением солнечного восхода или заката. Я не одинок, когда ветер на мне проверяет свою силу. Это все мой мир. Я не ищу никаких польз для себя в своем отшельничестве. Оно для меня как воздух. Чтобы быть по-настоящему свободным, надо отсоединить себя от всяких связей.

— Но вечером, когда вымыты кисти, на мольберте новый сюжет дышит новой краской, неплохо бы у камина пообщаться с кем-то и поделиться впечатлениями дня. Кто с тобой рядом?

— У меня две собаки: один гончий дог и волосатый керн. Разговариваю с ними, как днем разговариваю с облаками, с травой. У меня завелись сова и дикий барсучок, когда в доме появилась от влажности куча улиток. И всех их слопал барсук. Он вездесущ — потаскивает у меня хлеб. А недавно спер килограмм грецких орехов и припрятал. А я их разыскал, и он рассердился.

— Что тебя потрясло на просторах Ла-Манша?

— Знаешь, Наташа, я ощутил, что не солнце восходит, а Земля несется, крутится, 1800 км в час! Я и по солнцу, и по звездам вижу, что мы несемся!

— Ты философ.

— Я не философствую — живу этим.

— Раньше ты с озорством говорил о женщинах. Они еще вьются вокруг восторженного женолюба?

— Женщины появляются сами по себе. Я постиг один секрет: любовь больше нужна женщинам. И они ее создают и распространяют. Без этого они не могут поймать тот «ген», который нужен в этот момент. Его не постигнуть никакими мужскими мозгами. Он, этот таинственный «ген», так необходим, чтобы наш мир был в постоянном действии, движении. Женщины охраняют сотворенный Господом мир. Мужики к концу жизни немножко понимают секреты, которыми владеют женщины. Ведь мужчин легко обмануть. И вы, женщины, очень хорошо умеете это делать. И слава Богу! Иначе не появились бы на белый свет мы, мужчины.

— Ты совершенно лишаешь мужчин присущей им агрессии?

— Необходимо, чтобы мужик был всегда немножко подогретый. Все эти девушки и, конечно, женщины выставляют свои достоинства на улице ли, на танцплощадке ли… Для чего? Чтобы чуть подогреть себя, но главное — подогреть мужчин или мальчиков.

— Но многие просто стараются преодолеть свои комплексы.

— Действительно. Правда жизни и правда физиологии часто в конфликте. И чтобы это благополучно совпало, нужны какие-то чары.

— Уж не с небес ли идет этот горячительный сигнал преображения?

— Это идет оттуда, откуда мы появляемся на свет.

— Чувственный Бруй в 23 года впервые стал отцом. Как поживает твой первенец?

— Моему сыну Яше уже 37. Он музыкант, играет на гитаре и этим зарабатывает деньги. У меня три дочери. Лее 36, она родилась в Иерусалиме. Когда ей было два месяца, мы уехали в Париж. Все у нее прекрасно. Лея — музыковед, вышла замуж за француза, молодого преуспевающего композитора. Он написал занятную музыку для компьютерных игр. Дочка Рафаэль (ей 26) работает с «Лицедеями», но не с Полуниным, а с Борисом Петрушанским, питерским интеллигентом. 25 лет назад они с Полуниным приезжали в Париж, и мы вместе тусовались. Сначала Рафаэль работала с ними как переводчица. Российской группе тяжело ориентироваться во Франции. Моя дочь оказалась для них «божком» — хорошо выручает во всяких сложных ситуациях.

— Рафаэль похожа на тебя?

— Она лучше меня. Ее рождение — одно из чудес моей биографии. С женой Сильвией мы были уже 9 лет в разводе. Но иногда, по настроению, она продолжала приходить ко мне в постель. И это было прекрасно. Она признавалась, как девочка: «Все равно тебя люблю». Я съязвил: «Почему же ты развелась?» Она меня поразила: «Потому что очень сильно люблю». От этой любви и родилась наша Рафаэль.

— И Бруй не остановился на этом?

— Да-а, у меня появилась другая девушка, английская красавица с огромной рыжей шевелюрой, переводчица и модель. Признаюсь тебе, все мои любови — по инициативе девушек. Грациозная и очень тоненькая Алиса увидела меня, когда я своим фотоаппаратом ловил прекрасных девушек на подиуме. В ту пору я жил на свои фотографии, и Алиса стала моей фотомоделью. А потом и женой. Наша дочка появилась не сразу, а через три года нашей совместной жизни. К тому времени Алиса от меня уже ушла — вышла замуж за другого парня. А через три месяца возвращается. «Знаешь, Бруй, муж мой весь такой аккуратненький, замечательный, чудный. Когда он ел утонченно, бонтонно, я просто не знала, куда себя деть. Меня тошнило. Я закрывала глаза и вспоминала, как небрежно и смешно ты ел макароны, и они срывались с губ и сползали на твои колени. Я это увидела, и мне стало вновь хорошо».