Законы границы - Хавьер Серкас

мой мозг, но и сердце. Я был сыт по горло Сарко и той ситуацией, в какую он меня вовлек. Я посмотрел на Тере и решил предпринять последнюю попытку. «Ты все разрушишь, — обратился я к Сарко, который по-прежнему не отрывал взгляда от экрана. — Это твой последний шанс, и ты его вот-вот потеряешь. А другого уже не будет. Если не вернешься сейчас, то можешь забыть про отпуска, про смягченный режим, про помилование — вообще про все. И приготовься к тому, что станешь никому не интересен и тебе придется всю оставшуюся жизнь провести в тюрьме». Я замолчал, внезапно охваченный уверенностью в том, что, благодаря неожиданному озарению, мне только что стала ясна суть Сарко. «Правда, сейчас я, кажется, начинаю понимать, — продолжил я, — что, наверное, именно этого ты хочешь». Произнеся эту фразу, я замолчал, дожидаясь, чтобы Сарко посмотрел на меня или задал вопрос. Однако он не сделал ни того, ни другого. Тогда, словно желая отомстить ему за его дерзкое поведение и оскорбления в мой адрес, я произнес: «Может, я и кретин, а ты трус. Тебя не пугает перспектива провести остаток жизни в тюрьме, но ты боишься жить за ее пределами». Не успел я договорить, как вдруг Сарко подскочил с дивана, пинком отшвырнул импровизированный столик, схватил меня за ворот рубашки и почти приподнял над полом. «Если еще раз я от тебя это услышу, тебе не поздоровится, — угрожающе прорычал он, приблизив свое лицо вплотную к моему так, что я почувствовал его дыхание. — Ты понял, Гафитас?» Я был так напуган, что не мог даже кивнуть. Через несколько секунд Сарко отпустил меня, но продолжал смотреть на меня с отвращением, тяжело дыша. Казалось, он хотел сказать что-то еще или вернуться на диван, но повернулся к Тере, которая наблюдала за нами с невозмутимым видом, сидя на ящике из-под пива и прислонившись спиной к стене. «А ты чего смотришь?» — бросил Сарко. «Ничего, — ответила Тере, погладив свою родинку возле носа. — Я просто думала над тем, что сказал Гафитас». Потом она встала и, направившись к двери, добавила: «Мы будем ждать тебя в автомобиле».

Когда мы в полумраке спускались по лестнице, я пробормотал: «Этот сукин сын совсем с катушек слетел, и я уже сыт по горло. Нет, ты видела? Ведь он меня чуть не задушил!» «Не говори глупостей, Гафитас, — сказала Тере, спускаясь передо мной. — Ты был великолепен». «Просто обалдеть как великолепен, — усмехнулся я. — И ты тоже была на высоте. Кстати, спасибо, что поддержала меня: если бы не ты, не знаю, чем бы все закончилось». На улице светало. Мы сели в машину, и я завел двигатель. Положив свою руку на мою, лежавшую на рукоятке переключения передач, Тере произнесла: «Подожди. Он спустится». «Ты совсем, что ли, ничего не соображаешь? — раздраженно буркнул я. — Он не спустится — можешь себя не обманывать». Неожиданно я потерял над собой контроль и принялся кричать, ругая Сарко последними словами. Не помню, что я тогда говорил, и предпочитаю не вспоминать. Однако хорошо помню, как Тере прервала мой поток ругательств, влепив мне пощечину. И только тогда я замолчал, ошеломленный. Через несколько секунд Тере промолвила: «Прости». Я заглушил двигатель, и мы сидели молча, глядя, как по окружной дороге начали проезжать первые автомобили, в то время как в лобовое стекло стал все настойчивее пробиваться пепельно-серый свет раннего утра. Прошло минут пять, когда я вдруг услышал, что Тере сказала: «Вон он идет». Я посмотрел в зеркальце заднего обзора и увидел, как Сарко появился из здания, которое еще полчаса назад казалось космическим кораблем, а теперь вновь обрело свой обычный облик дома на городской окраине. Пошатываясь, он приблизился к машине, забрался на заднее сиденье и произнес: «Поехали».

8

— Он появился около семи, перед завтраком. Я уже свыкся с мыслью, что Гамальо не вернется, и ждал, когда можно будет позвонить главе нашего ведомства и сообщить эту новость, а потом отправиться домой немного поспать. Всю ночь я провел без сна в своем кабинете. Утром вышел во двор, чтобы убить время, размять ноги и немного развеяться, и в этот момент перед воротами показалась машина. Еще не совсем рассвело, но, прежде чем автомобиль остановился, я различил в салоне силуэты Каньяса и женщины. Как ее звали?

— Тере. Вы уже знали ее?

— Конечно. Видел в тюрьме пару раз, но мне было известно, что она приходила навещать Гамальо каждые выходные. И еще я знал, что она ж вместе с Каньясом и Марией Вела — работала над тем, чтобы вытащить Гамальо из тюрьмы.

— Вы знали, какие отношения связывали ее с Гамальо и Каньясом?

— Мне сказали, что она была подругой или родственницей Гамальо. Насколько я помню, это все, что мне было известно на тот момент. Остальное я узнал позднее.

— Продолжайте.

— Гамальо вылез из машины, позвонил в дверь, ему открыли, и, прежде чем войти в здание тюрьмы, он прошел мимо меня, опустив голову и держа руки в карманах, даже не взглянув в мою сторону и не проронив ни слова. Я пересек двор, приблизился к воротам и остановился перед машиной Каньяса. Не знаю, чего я ждал. Возможно, того, чтобы Каньяс вышел из автомобиля и дал мне какие-то объяснения. Но он лишь посмотрел на меня через лобовое стекло, а потом завел машину, развернулся и уехал, быстро пропав из виду в сером утреннем свете.

— А вы закрыли глаза на выходку Гамальо.

— Да.

— Но почему? Ведь, не вернувшись в тюрьму вечером в воскресенье, Гамальо нарушил условия предоставления отпуска. Почему вы не доложили об этом нарушении? Не сообщили начальнику вашего ведомства? Почему, вместо того чтобы действовать по инструкции, вы позвонили Каньясу, чтобы дать ему возможность все уладить — найти Гамальо и вернуть его в тюрьму?

— Это было разумнее всего. Бывают ситуации, когда не следует действовать по инструкции. К тому же это был не первый раз, когда я поступал таким образом, то есть звонил адвокату заключенного, чтобы можно было попытаться исправить ситуацию. Да, Каньяс был прав в том, что Гамальо не являлся рядовым заключенным, но, по крайней мере, в тот раз я действовал также, как повел бы себя по отношению к любому другому. Мне кажется, вы не до конца понимаете ситуацию. Я ничего не имел против Гамальо и против Каньяса. Оставив в стороне вопросы принципов, у нас с адвокатом имелись разногласия по поводу средств, но не по поводу целей. Провал реабилитации Гамальо стал