Законы границы - Хавьер Серкас

Надежным доказательством того, что Сарко стал другим человеком — менее заносчивым и сумасбродным, более рассудительным и независимым от своего мифа, не персонажем, а личностью, готовой к жизни на воле, — была его свадьба с Марией. Свадьба также означала, что кампания по освобождению Сарко, длившаяся уже девять месяцев, неуклонно продвигалась вперед. При этом в те времена, накануне женитьбы, Сарко даже не пытался скрывать, что брак был на самом деле фарсом! Это, как ни странно, казалось мне проявлением, не столько его цинизма, сколько честности. В соответствии с моей изощренной интерпретацией Сарко использовал Марию для обретения свободы, но не обманывая ее или не совсем обманывая. Что касается Марии, то она по-прежнему была влюблена в Сарко, хотя понимала, что этот брак был обманом. Вероятно, данное обстоятельство удручало ее, но не могло погасить нетерпение выйти замуж, Мария надеялась, что ей удастся завоевать любовь Сарко, она привыкла к известности и сознавала, что расстаться с Сарко ей никак нельзя, потому что, лишившись его, она вынуждена была бы распрощаться и со своей популярностью. В то лето Мария все же высказывала мне сомнения по поводу предстоящей свадьбы. Моя реакция на это всегда была одинакова: я решительно прерывал ее и использовал все свое красноречие, чтобы вселить в нее уверенность и заставить забыть про сомнения. Эти старания были оправданны, поскольку я понимал, что брак с Марией необходим не только для того, чтобы Сарко мог быть переведен на смягченный режим, но и для успеха всей нашей кампании по его помилованию, а обретение им свободы означало конец всех его проблем.

— Конец проблем Сарко и конец ваших собственных проблем с Сарко?

— Да, таким образом я исполнил бы свое обязательство по возвращению его на свободу. Свадьба Сарко и Марии оказалась не просто фарсом, но и превратилась в настоящее медийное событие. Она состоялась в суде Жироны. Тере взяла на себя роль посаженой матери, а я — отца. Во время церемонии мы смогли обменяться лишь протокольными фразами, а по ее окончании не имели уже и такой возможности: нас поджидала на улице толпа фотографов, буквально ослепившая Сарко вспышками своих фотокамер, когда он спускался по ступенькам на выходе из здания, неся на руках Марию. Свадебного банкета не было, и в какой-то момент, оглядевшись вокруг, я заметил, что Тере исчезла. В последующие дни фото жениха, выносящего на руках невесту из здания суда, красовалось на первых страницах газет и журналов. Это событие упоминали в новостях и обсуждали в ток-шоу по телевизору, и журналисты преследовали новобрачных даже во время их медового месяца в отеле на Коста-дель-Соль, оплаченного андалузским строительным магнатом, много раз заявлявшим в прессе о своем юношеском восхищении Сарко и повесившим в своем главном офисе его портрет, рядом с изображением Марлона Брандо в роли крестного отца.

После ажиотажа, связанного со свадьбой и медовым месяцем, в жизни Сарко все вернулось в нормальное русло. Через несколько недель, в середине октября, пенитенциарное ведомство наконец предоставило ему право на смягченный режим. Это внесло в жизнь Сарко два важных изменения: во-первых, он стал ночевать не в самой тюрьме, а в прилегающем к ней здании, куда помещали заключенных, переведенных на смягченный режим, и где ему была предоставлена маленькая отельная комната с кухней и санузлом. А во-вторых, он получил возможность проводить весь день за пределами тюрьмы, покидая ее в восемь часов утра и возвращаясь окодо девяти. Я устроил его на работу на фабрику картонажа в Видрересе, неподалеку от города — мне помог в этом предприниматель, которого я несколько лет назад избавил от срока за мошенничество. Сарко проводил часть дня на фабрике, куда его доставлял автобус и где ему полагалось отрабатывать ежедневно по восемь часов: с девяти утра до шести вечера, с перерывом на обед один час. С шести вечера и до возвращения в тюрьму он был предоставлен самому себе.

Таков был тогда его распорядок дня. После перевода Сарко на смягченный режим наши беседы с ним в комнате для встреч завершились, мы перестали видеться, и я постарался отстраниться от его настоящей и прошлой жизни. Я даже думал, что эта история закончилась и в дальнейшем я буду узнавать о Сарко из прессы, а снова встречусь с ним, когда придет время для его окончательного освобождения и мне нужно будет заниматься связанной с этим рутиной. Или, возможно, этому могла бы поспособствовать Тере. Хотя мы с ней по-прежнему не встречались и во избежание ненужных переживаний я перестал звонить ей по телефону, сама Тере начала это делать. Она звонила мне в офис два-три раза в неделю, чтобы немного поболтать. Эти беседы были вовсе не такими холодными и деловыми, как те, что происходили вскоре после нашего мирного разрыва, когда я сам звонил ей домой. Наши разговоры были очень короткими и тривиальными: мы никогда не затрагивали в них ту ночь в Ла-Креуэте и не вспоминали сказанное тогда Сарко, не говорили и о том замороженном состоянии, в котором по воле Тере пребывали наши отношения. Каждый раз после нашего общения я вешал трубку с ощущением, что мое ожидание должно скоро счастливо закончиться. Иначе зачем бы тогда Тере стала мне звонить? Во время этих разговоров она мимоходом, будто невзначай, рассказывала что-то о Сарко, сообщая о нем какие-нибудь новости. Я понятия не имел, как она их узнавала, но у меня не было ни малейшего желания выяснять это.

Все это продолжалось недолго. Вскоре мне стало ясно, что история не закончилась и даже не была близка к завершению, и через некоторое время уже я сам стал сообщать Тере новости о Сарко. Однажды, через два или три месяца после того, как ему предоставили относительную свободу, он без предупреждения объявился у меня в офисе. Сарко только что вернулся из Видререса; хорошо выглядел, похудел и был одет как нормальный человек — в вельветовые брюки, красный свитер и кожаную куртку. Его появление вызвало настоящий ажиотаж в нашем офисе: Сарко впервые объявился у нас, и все сотрудники оторвались от работы, чтобы поприветствовать его, поздравить и оказать радушный прием. Он выглядел счастливым, улыбался и шутил с моими компаньонами, секретаршами и другими служащими и в конце концов предложил мне пойти куда-нибудь пропустить по стаканчику. Я охотно согласился, и мы отправились в «Ройаль». Хотя посетители бара узнали Сарко и поглядывали на нас, переговариваясь между собой,