Гарторикс. Перенос - Юлия Борисовна Идлис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Откуда ты всё это знаешь? – не выдержал Эштон.
Он смутно помнил какие-то космические программы, открывавшиеся и закрывавшиеся в прошлом веке; насколько он знал, ни одной из них так и не удалось обнаружить планету, хоть отдаленно напоминавшую Гарторикс.
– Здесь это знают все, – Сорок первый совершенно по-человечески пожал плечами. – Просто нет способа сообщить об этом на Землю.
– А мыслеобразы? Мы же как-то их отправляем.
– Мы – нет, – усмехнулся Сорок первый. – Их отправляет Банк Памяти – автоматически. Просто делает моментальный снимок сознания тушки, которая туда приходит, и отправляет сигнал в космос. Но чтобы войти, ты должен быть свободным жителем Города. И потом, – он потянулся и положил голову на передние лапы, – ты что, не видел эти мыслеобразы? Они же как сны: хрен там что разберешь.
Эштон вспомнил тренинг в Центре Сновидений. Виртуальная среда с измененной проприоцепцией и 3D-моделями разных инопланетных тел не давала ни малейшего представления о том, что́ происходило на Гарториксе. Всё, что он, Эштон, говорил о Переносе и контролируемом бессмертии своим пациентам, коллегам и даже себе, – всё это не имело никакого смысла. Он просто обманывал всех, кто приходил к нему в надежде услышать, что жизнь, которую они прямо сейчас покупают у него в кабинете по восемьсот или девятьсот кредов за час, можно сохранить навсегда, как любимую голограмму, всего лишь подобрав для нее подходящую рамку.
– Я не знал, – прошептал Эштон, вздрогнув от звука собственного голоса. – Не знал, что попаду… сюда.
– Незнание – проклятие Господне, – усмехнулся Сорок первый.
По тону его Эштон догадался, что это какая-то цитата, но сейчас ему было решительно всё равно, откуда эти слова и что они означают.
Сорок первый поднял голову и посмотрел в отверстие на крыше барака: звёзды уже начинали бледнеть, и небо из черного понемногу становилось багровым.
– Расслабься, – помолчав, сказал он. – Никто ничего не знает. Перенесенное сознание попадает в тушку, которая всплыла в Источнике. А всё остальное – карантин, сортировки, Ангары, баллы, бои за койны – всё это придумали люди, потому что ничего другого они попросту не умеют.
После возвращения с Арены они почти всё время проводили вместе. Сорок первый торопился, обучая Эштона хитрым боевым приемам, натаскивая его на все доступные им виды оружия, и беспрестанно рассказывал об устройстве Ангара D13 и Города за его пределами. Ставка против чемпиона могла появиться в любой момент. К этому времени Эштон должен был стать полноценной заменой Сорок первого.
О Городе Сорок первый знал не так много, как о надсмотрщиках и продовольственных складах, но всё равно больше любого драка в Ангаре. Город находился под огромным силовым куполом, от которого работали гиросферы, электрокнуты, сканеры и всё, что требовало энергии. Купол называли Горизонтом; ближе к Периферии он существенно ослабевал, так что бо́льшая часть приборов и мощные гиросферы там попросту отключались.
– Чипы в тушках требуют меньше энергии, но тоже зависят от Горизонта, – предупредил Эштона Сорок первый. – Пока ты внутри, с активированным чипом можно прыгать из тушки в тушку, даже когда в одной из них тебя убивают. Как только ты вышел за Горизонт, у тебя одна тушка – и одна жизнь.
От вопросов о том, кто и как создал Горизонт и почему на Гарториксе нет никакой энергии, кроме как под куполом, Сорок первый с раздражением отмахивался, считая это бессмысленной философией. Пару раз он, впрочем, обмолвился, что Горизонт запитан от Источника – и создали его, конечно, Первые, потому что никому другому Горизонт тут даром не нужен: птицы, звери и даже дикие бригены Гарторикса прекрасно обходились без гиросфер и электрокнутов, пока не появились люди.
Мысль о том, что где-то за Горизонтом живут дикие бригены, поразила Эштона. Он вспомнил «женщину» с огненными раздвоенными сосками и вязкий мед янтарных глаз, заливающий тренировочную арену. На этих существах не было ни чипов, ни преобразователей, но они умели что-то другое, на что тело Эштона отзывалось, минуя сознание.
– Горизонт влияет на диких, – буркнул Сорок первый, когда Эштон попытался обсудить с ним эти воспоминания. – Путает им мозги. Когда их привозят сюда, они всегда как под кайфом. Поэтому их и используют для тренировок. Если бы они были в ясном сознании, ни Двадцать восьмого, ни тем более тебя уже давно не было бы в живых.
– «Тем более»? – удивился и немного обиделся Эштон.
Уже тогда он был больше, чем Двадцать восьмой, а сейчас – еще и быстрее.
– Ты бы слышал, как ты мурлыкал, – ухмыльнулся Сорок первый, зачерпывая хвостовой пикой хорошую кучу песка и швыряя ее Эштону прямо в глаза. – Тебя и ребенок бы завалил.
– Ну и прикончи меня тогда, – Эштон сморгнул, пытаясь избавиться от попавших в глаза песчинок. – Раз твоя тушка настолько лучше.
В следующее мгновение – он даже не понял, как это произошло, – Сорок первый сбил его с ног и оказался сверху. В горло чуть ниже преобразователя уперлись мощные перепончатые лапы. Если когти выдвинутся на всю длину, успел подумать Эштон, то пробьют сразу обе дыхательные трубки – и всё закончится.
Халид что-то крикнул и, судя по звуку, спрыгнул с бортика арены в песок, но Сорок первый даже не посмотрел в его сторону. Широкая хищная пасть распахнулась прямо над головой у Эштона, обдав металлическим запахом свежей крови.
– Ты дерешься со мной, а не с моей тушкой, – сказал Сорок первый, и в его ярко-зеленых глазах блеснула холодная ярость. – Что ты обо мне знаешь?
Эштон попытался перевернуться, но Сорок первый держал крепко, не давая даже пошевелиться.
– Ты… отлично дерешься, – с трудом прохрипел Эштон.
– Не я, а моя тушка, – желтоватые зубы Сорок первого щелкнули прямо перед носом Эштона. – Что ты знаешь обо мне?
– Ничего! – Эштон почувствовал, как внутри поднимается знакомая с детства, совершенно человеческая обида. – Я даже не знаю твоего настоящего имени.
– Оно тебе не нужно, – холодно произнес Сорок первый. – На Арене дерутся не имена, а сознания.
– Против драка может быть любое сознание!
Обида и злость захлестнули Эштона целиком, и он впервые пожалел, что его тело не может плакать.
– Именно, – перепончатые лапы нажали на горло чуть сильнее, и Эштон подавился собственным голосом. – У каждого из сознаний есть свои привычки, еще с Земли. Они не имеют отношения к тому, что́ могут или не могут их тушки. На Земле у меня
