Гарторикс. Перенос - Юлия Борисовна Идлис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это очень серьезно, – медленно, с расстановкой произнес Дрейк. – Хорошо, что ты понятия не имела, чем он занимался на самом деле.
Мия молчала. Ощутив странное тепло на уровне затылка, Дрейк с удивлением понял, что она, скорее всего, улыбается.
– Это ведь никогда не закончится, да? – спросила Мия. – Они же не могут так просто остановиться.
Дрейк кивнул самому себе.
– Если прикрыть эту схему, на ее месте возникнет другая, – сказал он, стараясь не отрывать затылок от теплого пятна в глубине подголовника. – Но сейчас меня интересует эта.
– Ближайший пересчет должен будет заверить Айра, – в голосе Мии послышалось легкое злорадство. – Без Гатто у меня уже нет доступа.
Значит, Айра был на очереди. Судя по всему, цепочка уходила так высоко наверх, что все, кто занимался конкретными операционными задачами, были в ней расходным материалом вне зависимости от своего статуса в «Кэл-Корпе». Айра, пожалуй, был винтиком покрупней, чем Мия; теперь, когда наверху понимали, что кто-то взялся за нижнюю часть цепочки и аккуратно дергает ее в разные стороны, Дрейк не дал бы за его жизнь и креда. Если его и используют, то для одноразовой задачи – вроде заверения последнего пересчета, после которого схему полностью пересмотрят.
– У меня мало времени, – Дрейк напомнил это скорее себе, чем Мие. – Гатто успел тебе всё передать?
Мия не ответила, но Дрейк почувствовал, что она кивнула.
– Опусти руку в щель между сиденьем и стенкой вагона, – сказал он, доставая полупустую пачку с электронными сигаретами. – И разожми пальцы.
Пневмопоезд резко сбросил скорость, подъезжая к повороту на станцию. Вагон тряхнуло, и пачка «выскользнула» из рук Дрейка. Он громко выматерился и согнулся пополам, собирая укатившиеся под кресло сигареты.
Маленький прозрачный кубик лежал под сиденьем, возле самой стены. Зажав его между пальцами, Дрейк поднял с пола последнюю сигарету, тщательно сдул с нее пыль и сунул в пачку вместе с чипом.
Огни станции блеснули в окно, заставив его зажмуриться. Можно было уходить, но Дрейк почему-то остался сидеть, слушая, как вагон подрагивает под чужими неравномерными шагами.
– Зачем вам это? – прошептала Мия, когда освещенный перрон остался далеко позади. – Вы ведь не работаете в Департаменте.
– Откуда ты знаешь? – Дрейк покатал во рту слова, прежде чем выпустить их наружу.
– Вы не сможете использовать эти цифры в суде, – донеслось до него сквозь гудение пневмопоезда. – Они были получены незаконно.
– Да, – согласился Дрейк. – Но они были получены. Кто-то видел, как их передали тебе?
Мия молчала. Дрейк вжался поглубже в кресло и почувствовал, что она дрожит.
– Да… нет… не знаю, – сказала она наконец. – Может быть, парень в лифте, когда я возвращалась из серверной.
– Ясно, – сказал Дрейк.
Теперь ему действительно всё стало ясно: и как они узнали, и почему убили Гатто, а не ее. Она была нужна для того, чтобы передать Дрейку цифры, – и ни для чего больше.
– Через одну станцию, – пробормотал он, с удивлением слушая собственный голос, – иди в туалет в последнем вагоне. Там сломан диспенсер для сжатого воздуха. Внутри для тебя кое-что есть.
– Что? – с беспокойством спросила она, но Дрейк уже поднялся с места, чтобы не дать себе времени передумать.
– Запомни, – сказал он, проходя мимо нее в конец вагона, – никто не защитит твою семью от этого дерьма, кроме тебя самой.
Диспенсер для сжатого воздуха можно было сломать, сунув в отверстие сигарету с активированным нагревательным элементом; это заняло всего пару секунд. Нажав на переднюю панель, он приоткрыл ее и просунул в образовавшуюся щель свой лазерный пистолет.
Всё еще запрещая себе думать, что и зачем он делает, Дрейк вставил панель на место и вышел из туалета в тамбур. Ему самому уже некого было защищать.
Глава 20. Эштон
– Шевели кишками! Ну? Давай!
Эштон изо всей силы напряг подбрюшье – и из-под задранного к небу дрожащего хвоста с чавканьем вывалился облепленный зеленой слизью камень.
Сорок первый почесал надбровье кончиком хвостовой пики и зевнул, показав длинные желтоватые зубы.
– Еще раз, – сказал он, трогая языком чешуйки на левой лапе. У самой перепонки несколько рядов срослись неправильно и царапали когтистый палец.
– Может, найдем хотя бы другой камень? – задыхаясь, спросил Эштон. При одном взгляде на этот, облепленный песком и лежащий в лужице зеленоватых испражнений, горло у него спазматически сокращалось.
– Хочешь позвать надсмотрщиков? – поинтересовался Сорок первый, аккуратно прикусывая вздыбленные чешуйки. – Пусть они тоже поищут. Или, может, сразу мастера Сейтсе?
– Я не могу взять это в рот, – упрямо произнес Эштон.
– Просто не думай об этом, – Сорок первый фыркнул. – Твоя тушка может сожрать что угодно, если ей не мешать.
При регулярной кормежке драки испражнялись раз в десять-двенадцать дней, когда переваренные остатки пищи окончательно распадались в кишечнике, превращаясь в густую зеленоватую слизь. Часть слизи оставалась в организме, становясь целебной слюной, заживляющей раны, остальное выходило через узкую щель под хвостом. Никаких особых ощущений при этом Эштон не испытывал. Но процесс избавления от капсулы с перетертой смолой хондра занял всё утро и больше всего напоминал роды, только без перинатального модуля. Когда капсула наконец выскочила вместе с обильной зеленоватой струей, облившей стену продовольственного склада, Эштон почти ожидал услышать младенческий крик.
Халид аккуратно обтер капсулу, завернул в тряпку, сплетенную из мягких выцветших перьев, и уложил в кожаный чехол, висевший на поясе. Потом бросил дракам по красному пупырчатому фрукту и исчез в переходах между складами.
– Почему нельзя просто дождаться, пока она сама выйдет? – спросил Эштон, пока Сорок первый, причмокивая, доставал из-под толстой фруктовой кожуры дрожащую, в белых прожилках мякоть.
– Знаешь, что оболочка капсулы сделает с твоими кишками, если пробудет там дольше трех-четырех дней? – ухмыльнулся тот, вылизывая кожуру длинным раздвоенным языком. – Скажи спасибо, что в этот раз всё поместилось в один контейнер.
– Их может быть больше?!
– Всякое может быть, – спокойно сказал Сорок первый. – Но ты привыкнешь.
Камень для тренировки принес Халид. Он был неровным, угловатым и напоминал кусок разбитого строительного блока. Глотать его было больно; несколько раз Эштон подавился, да так, что Сорок первому пришлось силой разжимать ему челюсти и доставать застрявший меж дыхательными трубками обломок когтями.
Если бы дело происходило на Земле, вяло подумал Эштон, смачивая свой тренировочный снаряд зеленой слюной поверх налипших песчинок, Сорок первый, вероятно, был бы неплохим врачом. Может, он им и был –
