42-я параллель - Джон Пассос

- Вытри глаза, моя милая, полно реветь.

И это было чертовски забавно.

Несколько недель Чарли ходил как потерянный. От пилюль Эмиске стало совсем плохо, но в конце концов они подействовали. Чарли теперь не очень-то охотно заглядывал к Свенсонам, хотя они по-прежнему говорили: "Вот после свадьбы", и Свенсоны обращались с Чарли, как с зятем. Эмиска уже начинала пилить Чарли за то, что он сильно пьет и шатается с этим Гендриксом. Чарли бросил вечерние курсы и подыскивал службу в отъезд, безразлично куда, только бы уехать. Потом его угораздило попортить станок, и мастер рассчитал его. Когда он сказал об этом Эмиске, та очень огорчилась и сказала, что пора бы ему образумиться, бросить пить и побольше думать о ней, а он возразил, что, видно, пора ему сматывать удочки, надел пальто, взял шляпу и ушел. Уже шагая по тротуару, он вспомнил, что надо было взять у нее обратно кольцо с его вензелем, но возвращаться за ним он не стал.

В воскресенье он обедал у Фогелей, но не сказал им, что лишился места. Был не по времени жаркий весенний день. Он все утро пробродил по городу с головной болью - накануне они с Гендриксом сильно накачались. В парках на клумбах зацветали крокусы и гиацинты, в палисадниках набухали почки. Он не знал, что ему с собой делать. За квартиру было не плачено уже вторую неделю, учиться он не учился, девушки знакомой у него не было, и на душе было так скверно, что впору послать все к черту и наняться в солдаты, на мексиканскую границу. Голова у него трещала, и он с трудом волочил ноги, измученный непривычной жарой. Щегольски одетые мужчины и женщины проезжали мимо в дорогих машинах. Подросток промчался на красном мотоцикле. Вот хорошо бы набрать монет, купить мотоцикл и отправиться на нем куда глаза глядят. Вчера он пробовал было уговорить Гендрикса махнуть с ним на юг, но Гендрикс сказал, что связался с одной девчонкой, прелесть что за девка, есть теперь у кого погреться ночью, уезжать он сейчас не намерен. "Ну и черт с ними со всеми, - подумал Чарли, - а я хочу свет поглядеть".

У него был такой угнетенный вид, что, когда он вошел в гараж, Джим спросил:

- Что случилось, Чарли?

- А, ничего, - отмахнулся Чарли и стал помогать Джиму чистить карбюратор грузовика, с которым тот возился. Шофер, еще молодой загорелый парень с коротко остриженными черными волосами, с первого взгляда понравился Чарли. Он собирался на другой день везти в Милуоки груз мебели и искал подручного.

- Возьмите меня, - предложил Чарли.

Шофер замялся.

- Это мой брат, Фред, он подойдет... Но только как же твоя служба?

Чарли покраснел.

- Я взял расчет.

- Ладно, - сказал шофер, - пойдем поговорим с хозяином. Возьмет хозяин, возьму и я.

На рассвете они уже выехали из города. Чарли неприятно было уезжать, не расплатившись с хозяйкой, но он утешал себя тем, что оставил ей на столе записку с обещанием выслать долг, как только получит работу. Хорошо было смотреть, как уходили назад, в сероватую дымку холодного рассвета и город и фабрики и элеваторы. Дорога шла по берегу реки, обходя крутые обрывы, и грузовик с ревом плюхался в лужи по разъезженным колеям. Было холодно, хотя, как только выглядывало из-за облаков солнце, сейчас же начинало припекать. Им с Фредом приходилось вопить во весь голос, чтобы перекричать рев мотора, но они все-таки пытались рассказывать друг другу анекдоты или болтать о разных пустяках. Ночь они провели в Ла-Кроссе.

Они добрались до закусочной как раз к самому закрытию и едва успели заказать бифштексы. Чарли показалось, что он приглянулся официантке, которая сказала, что родом она из Омахи и что зовут ее Эллен. Ей было под тридцать, под глазами темные круги, и Чарли подумал, что, должно быть, она не из недотрог. Он проболтался в закусочной до самого закрытия, а потом пошел провожать ее, и они прошли вдоль реки, и ветер был теплый, и с лесопилки шел свежий запах, и молодой месяц светил из-за пушистых барашков, и они сидели на пробившейся траве в тени штабелей свеженапиленного леса. Она уронила голову ему на плечо и называла его "милый мальчик".

Когда он вернулся к грузовику, Фред, закутавшись в одеяло, спал на брезенте, укрывавшем груз. Чарли лег рядом и съежился под пальто. Он скоро промерз, и спать на ящиках было жестко и неудобно, он устал, обветренное лицо горело, и он крепко заснул.

Они пустились в путь еще до рассвета.

Фред первым долгом спросил его:

- Ну как, обладил дельце? - Чарли засмеялся и кивнул головой. Он чувствовал себя превосходно и решил, что ему здорово повезло, быстро разделался и с Миннеаполисом и с Эмиской и с этим стервецом мастером. Весь мир развертывался перед ним, как на карте, и грузовик гудя несся навстречу новым городам, где ожидала его работа и богатство и хорошенькие девушки, которым не терпелось назвать его милым мальчиком.

Он не задержался в Милуоки. По гаражам не нуждались в подручных, и он взял место судомоя в закусочной. Поганая, грязная работа, и бесконечный рабочий день. Чтобы сберечь деньги, он не снимал комнаты, а спал на грузовике в гараже, где работал приятель Джима. Он предполагал плыть дальше пароходом после первой же получки. Один из судомоев закусочной, Монти Дейвис, оказался уоббли. Он убедил всех служащих бастовать из солидарности с кампанией за свободу слова, которую проводили в это время в городе уоббли, и в результате Чарли, проработав целую неделю, не получил ни гроша и голодал двое суток, пока его не встретил Фред, приехавший с новым грузом, и как следует не накормил его. Закусив, они выпили пива и потом долго спорили по поводу забастовок. Фред заявил, что вся эта агитация уоббли - сущая чепуха и жаль, что полиция не переловила их и не засадила за решетку всех до единого. Чарли возражал, что рабочим надо сообща добиваться человеческих условий жизни и что близко время, когда разразится большая революция вроде американской революции (*163), только побольше, и после нее не будет хозяев и сами рабочие будут управлять фабриками. Фред сказал, что он говорит ни дать ни взять, как проклятый иностранец, и что ему должно быть стыдно своих слов, и что настоящий американец должен верить в свободу личности, и что если не ладится дело на одной работе, то ведь на то у него и голова на плечах, чтобы найти себе другую. Они распрощались, досадуя друг на друга, но Фред был добрый малый и одолжил Чарли пять долларов на проезд до Чи.

На другой день он уехал пароходом. По озеру еще плавали желтоватые глыбы насквозь протаявших льдин, вода была холодного бледно-голубого цвета, и кое-где мелькали барашки. Чарли никогда еще не приходилось плавать по такому большому озеру, и его слегка подташнивало, но приятно было смотреть, как из-за клубов фабричного дыма поднимаются заводские трубы и массивы зданий и окна переливчато блестят, когда в них бьет солнце, и растет волнорез и тяжелые баржи с рудой, взрывающие голубую воду, а потом сойти на набережную, где все для него было ново, и нырнуть в толпу, в поток автомобилей и зеленых и желтых автобусов, запрудивших Мичиган-авеню у разводного моста, и брести по улицам, подставляя лицо прохладному ветру, заглядываясь на сверкающие витрины и хорошеньких девушек и раздуваемые ветром юбки.

Джим посоветовал наведаться к одному приятелю, работавшему в гараже Форда на Блу-Айленд-авеню, но это оказалось так далеко, что, пока он туда добрался, знакомый Джима ушел домой. Старший по гаражу велел Чарли прийти утром и обещал ему работу. Ночевать было негде, но и сознаться, что он без гроша, не хотелось, и он, оставив чемодан в гараже, пробродил всю ночь по улицам. Время от времени он присаживался где-нибудь в парке на скамейку и на несколько минут смыкал глаза, но сейчас же просыпался, окоченев и промерзнув до костей, и принимался бегать, чтобы согреться. Ночи, казалось, конца не будет, а у него не было ни гроша, не на что даже выпить утром чашку горячего кофе, и он битый час прогуливался перед гаражом, дожидаясь прихода служащих.

В гараже он проработал несколько недель, пока не встретил Монти Дейвиса на Норт-Кларк-стрит и не пошел с ним на митинг, который собрали уоббли перед библиотекой Ньюберри. Полиция разогнала митинг, Чарли недостаточно быстро улепетывал от них, и не успел он опомниться, как его оглушил удар резиновой дубинкой и его втолкнули в тюремный автомобиль. Ночь он провел в камере в обществе двух вдрызг пьяных бородачей, которые к тому же, как видно, не говорили по-английски. Наутро его повели на допрос; когда он сказал полицейскому агенту, что работает в гараже механиком, один из шпиков позвонил в гараж проверить это; его отпустили на все четыре стороны, но, когда он явился на службу, заведующий заявил ему, что не потерпит в своем гараже бездельников уоббли, рассчитал его и тоже отпустил на все четыре стороны.

Он заложил чемодан и праздничный костюм, связал в узел несколько пар носков и рубашек и пошел сказать Монти Дейвису, что думает махнуть зайцем в Сан-Луис, Монти сказал ему, что в Эвансвилле сейчас проводят кампанию за свободу слова и что он едет туда посмотреть, как идут дела. Они поездом добрались до Джолиета. Проходя мимо тюрьмы, Монти заметил, что вид ее всегда вызывает у него тошноту и плохие предчувствия. Говоря это, он нахмурился и добавил, что его, должно быть, скоро упрячут, но что его заменят другие. Монти был еще совсем молодой парень, родом из Маскасина, штат Айова. У него было бледное худое лицо и длинный нос с горбинкой, он заикался и не помнил себя иначе как продавцом газет или рабочим на пуговичной фабрике. Он только и думал, что об ИРМ и революции. Он бранил Чарли соглашателем за то, что тот смеялся, вспоминая, как его арестовали и в тот же день выпроводили из кутузки и со службы, и твердил, что ему нужно быть сознательным рабочим и принимать такие вещи всерьез.