Опоздавшая - Оливия Голдсмит

Не будучи сильной в математике, Карен потратила какое-то время на расчеты в уме. Двенадцать лет. Через несколько месяцев она отпразднует свой сорок третий день рождения. Контракт кончится, когда ей будет пятьдесят пять лет! Пятьдесят пять! Она почувствовала, как поворачиваются в ее животе куски съеденного омара. И сожалела о том, что выпила это проклятое Чардони.

Небольшая волна тошноты прокатилась по ней. Но разве она не дрожала от страха, что одна-единственная неудача в создании очередной коллекции разорит ее? Разве это предложение раз и навсегда не обеспечивает ей финансовую безопасность?

Но на что это будет похоже, когда под ее именем будут работать другие люди? О Боже, а нагрузка по управлению и контроль за всем этим! Она и так здорово перерабатывает, а взявшись за столь масштабное дело… что с ней станет? Билл внимательно посмотрел на нее.

— Карен. Я уверен, вы хорошо осведомлены о провалах в таких начинаниях. Я не хочу причинять вам те неприятности, которые имела Шанель, работая с Вертмейерами.

Карен улыбнулась, вопреки своему желанию. Неужели Билл догадывается о том, что она обожает Шанель? Или это просто совпадение? В тысяча девятьсот двадцать четвертом году самым худшим врагом Шанель оказалась сама же Шанель. Она отказалась от своих прав на духи за десять процентов от сделки. И в течение пятидесяти лет девяносто процентов дохода доставались Вертмейерам. А после ее смерти и все остальное перешло к ним. Вертмейеры до сих пор остаются одной из самых могущественных групп в мире моды.

— Вы отводите мне больше десяти процентов? — спросила Карен.

— Да, но в ответ и многого требую. Я хочу, чтобы вы все хорошо продумали и сказали мне, «находясь в здравом уме и твердой памяти», что вы хотите и желаете все эти годы оставаться творцом. Что вы уверены в себе, энергичны и готовы сделать больше и лучше сделанного вами ранее. Вот мое условие.

Улыбка Карен растаяла. Как может она работать еще усерднее, чем теперь? Боже мой, она чувствует себя такой измотанной. А ведь задумывая продажу своего предприятия, она рассчитывала выиграть себе немного свободного времени. Но тоненькие голоса продолжали напевать: «Пятьдесят миллионов долларов!» Она тряхнула головой.

— Мне надо все хорошо обдумать, — сказала она.

— Такого ответа я и ожидал. И послушайте, у вас нет никакой необходимости делиться содержанием нашего разговора с остальными членами вашей команды. Нет смысла разжигать их ожидания, если вы решите отказаться от сделки. Со своей стороны, я тоже не буду никого посвящать в это до тех пор, пока вы не сообщите мне о своем решении. И если вы скажете «нет», то никто и не узнает о сделанном предложении.

Карен благодарно улыбнулась. Он продумал все и был очень внимателен. Он давал ей отступного и, может быть, тем самым давал возможность спасти ее семейную жизнь. Он был умен и проницателен.

— Еще вот что, Билл: если я приму предложение, то мне нужны гарантии, что вы не уволите никого из моих служащих. Я хочу распределить некоторые акции среди них, но так, чтобы они не оказались платой за увольнение.

— Да что вы! Нам надо будет набирать людей, а не увольнять, — сказал Билл. — Но мне не нравится эта идея распределения акций. Я хочу, чтобы вы сохранили львиную долю их за собой.

— Какая-то часть моих служащих работала со мной с самого начала. И уж если я ввязываюсь в дело, то они должны в нем участвовать как совладельцы, — сказала Карен.

Билл продумал ответ.

— О'кей. — Он повел плечами. — Но я сомневаюсь, что они оценят ваш жест.

Карен поглядела на него с благодарностью. Проиграет ли она сейчас по своей глупой доверчивости? Или он действительно такой понимающий и внимательный человек? Каким бы он ни был, но он был не тем, каким она его себе представляла. Что ей делать? Надо ли ей рассказать все остальным членам команды или подождать, когда у нее самой созреет решение? Билл предоставил выбор ей. Она посмотрела через столик на его румяное, привлекательное лицо.

— Благодарю вас, — сказала она, и ее благодарность была искренней.

— Считайте, что это мой подарок вам, — улыбнулся он.

Билл настаивал, чтобы его лимузин довез ее до работы после того, как он выйдет на углу Пятидесятой и Парка. Но у нее была назначена встреча с мистером Центрилло в «Соуп Бургер» на углу Лексингтона и Одиннадцатой улицы, и она отнюдь не хотела, чтобы водитель сообщил о ее маршруте Биллу Уолперу. Ей казалось, что он и так знает слишком много о ней; не стоит давать ему дополнительную информацию. Поэтому она попросила, чтобы шофер довез ее до Общественной библиотеки Нью-Йорка на Семьдесят девятой улице. Убедившись, что он уехал, она дошла до «Соуп Бургера». При каждом шаге маленькие хористы отбивали ритм, распевая песенку про пятьдесят миллионов долларов. Она не могла в точности описать свое состояние. С ней никогда раньше подобного не случалось. Конечно, ей с Джефри перепадет только часть денег: плата адвокату, премии и часть акций, которые она распределит в дополнение к тем, которые уже принадлежат ее семье и семье Джефри, существенно сократят сумму. Еще надо будет выплачивать налоги. И все же останется уйма денег. Настолько много, что она не знает, как с ними поступить. Она не хочет ни нового дома, ни более роскошной машины. Кроме как иметь ребенка, она, кажется, ничего не хочет. Ей хотелось бы с кем-нибудь посоветоваться. Но все, что скажут ей друзья или родные, она знала заранее. Белл скажет, что она сумасшедшая, если откажется от предложения, с подтекстом, что и те, кто сделал его, тоже свихнутые. Дефина посоветует ей следовать своей интуиции. Мерседес впадет в возбуждение и постарается скрыть бегающие глазки, притворяясь, что не хочет побуждать ее к сделке, а сама быстро подсчитает свою долю. Кейси впадет в еще большее возбуждение, а Карл скажет ей, что она стоит еще дороже. Но она беспокоилась не о них, а о Джефри.

Оказавшись в «Соуп Бургере» и увидев широкое лицо мистера Центрилло, она почувствовала облегчение и улыбнулась ему. На нем была летняя шляпа — помесь Федоры и Панамы. Он похлопал по свободному месту рядом с ним. Ресторан был маленьким — плита, распределительная стойка и дюжина табуреток вдоль стены. Она с радостью села за стол. У нее кружилась голова, как будто она крутилась на обитом красной кожей сиденье стула.

— Ну, миссис Коган, какие новости?

Новости? Мне только что предложили огромное состояние, но вряд ли об этом стоит сообщать вам, мистер Центрилло. Он казался еще более вросшим в землю, чем тогда, в своем бруклинском офисе. Она попыталась сконцентрироваться.

— Гм… Извините, я слегка возбуждена. Неприятности по работе. Но мне очень важно с вами поговорить. Вы узнали что-нибудь?