Дезертир (СИ) - Ахметшин Дмитрий

   Руки делали своё дело, точно так же, как когда-то в оранжерее, где он во время стажировки работал, подрезали крылышки бабочкам, сейчас они резали и заправляли плёнку. Готовые фотографии находили себе место на бельевой верёвке, наискось протянутой под потолком. Наконец Вячеслав, щёлкнув тумблером, вернул окружающей действительности родные оттенки. Все снимки были готовы.

   - Ну что ж, уверен, что вы расскажете мне всё, как только сочтёте нужным. Самое время посмотреть, что у нас получилось.

   - Вы всё сами узнаете, как только придёт время, - Марина раскачивалась на стуле, зажав ладони между коленей. На ней не было лица. Кожа обтягивала череп так плотно, что ещё немного, и можно будет пересчитать все до последнего зубы. - Мне кажется, это время уже близко.

   Вячеслав обратился к фотографиям. Из десяти снимков относительно приличное качество было всего у четырёх. На трёх из них, как он и предполагал, был запечатлён дом. Похоже, дядя снимал это уже после смерти жены: она, насколько помнилось, была примерной хозяйкой, хорошей хранительницей очага, берегла его от ползучих, ядовитых семян тайги, которые, чуть зазеваешься, могли прорости прямо из пола и встать между супругами непроходимым лесом. Василий же был тем щитом, который противостоял кулаку северной зимы, атлантом, не плечах которого покоился их быт. Но если б не было Марты, скрупулезно, кропотливо очищавшей его ноги от ползучего плюща, он бы не выстоял... и для того, чтобы он рухнул, потребовалось каких-то два года.

   Три кадра практически одинаковы. Внутренности дома, такие, какими их видит остановившийся на пороге человек. На столе - груда бутылок, пустых и наполовину полных. Неубранная кровать напоминает гнездо шершней. Ружья нет на месте. На полу что-то похожее на грязные следы, в таком количестве, как будто сюда пришла ночевать целая армия.

   По всему выходило, что это были последние дядины фотографии, которые он даже не стал проявлять, забросив камеру в нижний ящик комода. Возможно, он сделал их, будучи не совсем вменяемым: тара на столе свидетельствовала о том, что дядя придавался безудержным возлияниям. Подумав так, Вячеслав почувствовал безмерную усталость, как будто каждый год прожитой жизни превратился в камень, который тут же лёг на плечи.

   Разница в фотографиях была только в одном: если на первых двух люк погреба был закрыт, то на последней распахнут, словно приглашал поискать там, внутри, все потерянные тобой вещи.

   - Не знаю, что вы ищите, да, кажется, и не хочу знать, - проговорил он, держа на отставленной руке последнюю фотографию. - Но, наверное, вы не заглядывали в погреб?

   Четвёртый, последний, снимок отличался от первых трёх. Там было запечатлено несколько практически безлесых холмов с северной части дома. Судя по пустым, обглоданным птицами кустикам клюквы - поздняя осень, как сейчас. Последняя дядина осень, уже в декабре его не стало. В логах лежал туман, небо - однородно-стального цвета. Казалось, оттуда вот-вот посыплется дождь из ножей. Что-то было не так с этой фотографией. Возможно, Вячеслав всё-таки передержал её в растворе. Тени были какими-то уж слишком чёрными, будто холмы не холмы вовсе, а гнилые с одного боку яблоки, лежащие между корней старухи-яблони.

   Марина вынула из рук Вячеслава первые три снимка и отошла с ними к окну. Из чёрно-белой фотокарточки её лицо словно освещалось прожектором. Потом она, сверяясь с фотографией, подошла к печке, подняла глаза на Вячеслава, бросив долгий странный взгляд.

   - Здесь нет никакого погреба.

   - Как же нет, - Вячеслав отложил снимок с холмами, потирая лоб. Подскочило давление. - Как раз, где вы сейчас стоите. Всю жизнь был.

   Он подошёл к указанному месту, потрогал ногой доски. Потом, опустившись на корточки, пошарил в тенях. Занозил палец о край поленницы и сунул его в рот. Угли едва давали свет, а окна светились не ярче углей.

   - Принесите лампу. Он должен быть здесь.

   Но и в свете лампы доски остались просто досками. Звук они издавали в точности такой, как и доски в любой другой части дома. Вячеслав стал разбирать поленницу, складывая дрова под стол, и вообще, куда придётся, потом с фонарём залез под кровать.

   - Ничего не понимаю, - проговорил он, растерянно выбирая из бороды мусор. - Я самолично спускался туда три года назад.

   Они, теперь уже вдвоём, ещё раз перерыли дом, отодвинув даже кухонную мебель (она гремела ложками и сковородками, как целый оркестр). Там было царство пауков и многоножек, но люка, конечно, тоже не оказалось.

   Вячеслав прибывал в растерянности. Сумерки за окнами были сумерками собственного разума - самыми тёмными на свете. Казалось, старость подобралась незаметно и теперь сдавливает виски, по одному уничтожая воспоминания. Марина встала в стойку, как ищейка. Теперь, во всяком случае, она знала, что искать. Вячеслав взял монтировку и, заработав себе на ладонях мозоли, поднял несколько досок. Там была только промёрзшая до костей земля, будто замурованный в пол труп, да зеленоватые камни фундамента.

   - Ничего не понимаю, - повторял энтомолог, сидя прямо на полу и качая головой.

   Поиски завершились ничем.

   К ночи Марина растворилась в одном из тёмных углов дома, пропала, как пропадает тень после исчезновения источника света. Вячеслав вовсе не был уверен, ушла ли она из дома, как вчера, или сидит где-нибудь, уставившись на него немигающим взглядом.

   Письма и фотокарточки лежали на столе, словно зеркала, оставленные дамами, что пошли потанцевать. Часы оглушающе молчали: обычно Вячеслав заводил их каждый раз, когда сюда наведывался, но в этот раз было не до этого. Дом, казалось, покачивался на волнах внезапно размякшей земли. Травы на холмах шумели далёким прибоем. Где-то затрещали ветки: какой-то большой зверь, лось или, может, медведь, пытался пробиться через бурелом. Вячеслав не выскочил наружу с фонарём и даже не подошёл к окну. Он попросту не поверил в эти звуки. Может быть, напротив, на много километров вокруг, до самых болот, а может, и дальше, всё вымерло. "Уезжать, - крутилось в голове - Завтра же собирать вещи и уезжать. Если не будет поезда - идти пешком до ближайшего населённого пункта, а там - просить кого-нибудь подкинуть на машине до большого города".

   Он никак не мог сообразить, какой сейчас день недели, и будет ли завтра поезд.