Тень всадника - Анатолий Гладилин

* * *

В одной из присланных мне пенсионных бумаг я обнаружил, что мое воинское звание - капитан. Дослужился за двести лет! Однако координационный центр сообщил о причитающихся мне небольших суммах в других кассах и также о поступлениях из Германии и Швеции. Я увлекся занимательной арифметикой, считал и пересчитывал на калькуляторе. Вместе с университетской моя годовая пенсия вырастала до приличных размеров. Приличных для пожилого профессора в отставке, коротающего свои дни за чтением книг и газет, походами в кафе с детьми и покупками продуктов в магазинах, где бывают распродажи - soldes. Я мог транжирить деньги на сникерсы, батманы, киндер-сюрпризы, карамбер, клейки, поги и прочие детские сокровища, изобретенные предприимчивыми жуликами, чтобы вытаскивать монеты из карманов родителей. Более того, приличные размеры (я про пенсию, а вы о чем подумали?), видимо, позволяли - если я в эйфории не напутал в расчетах - иногда приглашать приличную даму в приличный ресторан. Таким образом, успокаивал я себя, двести лет не пропали даром и, по сравнению с капитаном Готаром, меня не душит жесткий бюджет. Но всех моих богатств (начиная с сентября) катастрофически не хватало для возмещения задолженности американскому госпиталю. Дамоклов меч висел над головой Дженни. Сошел Секьюрити и штатные конторы Лос-Анджелеса не мычали и не телились. "Забудь, - повторяла Дженни по телефону, - я выкручусь". Как? Крупный специалист в этом вопросе и по совместительству классик французской литературы Оноре Бальзак утверждал, что самая бездонная пропасть в мире - финансовая.

...Ленивый июньский вечер лиловыми лапами цепляется за верхние этажи. Я редко гуляю в районе Вандомской площади, а тут прилип к витринам ювелирных лавок. Двухъярусное брильянтовое колье со слезинками изумрудов и сапфиров на минуту привлекло мое внимание. Не скрою, красиво. Но когда-то я держал в руках и получше. А вообще все это ширпотреб для арабских шейхов. Работяге-французу такие цены недоступны. Я выбираю и мысленно примериваю на пальцы Дженни кольцо с рубином. Конечно, вон то, незатейливое, красивый цветок, обрамленный мелкими камешками. Чего? Тридцать шесть тысяч франков? Озверели! С моей приличной пенсией сюда соваться неприлично. Между прочим, в Париже я ни разу не переступал порог ювелирного магазина. Даже соблазна не было. Или свободного времени не нашел за свою короткую жизнь. Иной мир, иная планета.

Зато равнодушно дефилирую мимо отеля "Риц", "Интерконтинентал", под арками улицы Риволи подгребаю к "Крийону". Вот уж чем меня не удивить, так это пятизвездочными гостиницами. В последние двадцать пять лет в служебных командировках Система рекомендовала квартироваться не ниже чем на уровне "Хилтона". Однажды я возмутился: "А подешевле нельзя?" Забеспокоились: "По каким соображениям?" - "По соображениям экономии". - "Сан-Джайст, выполняйте вашу работу, а в нашу бухгалтерию, пожалуйста, не лезьте". Но если устраивать настоящий праздник для Дженни, то ее надо бы поселить в "Крийоне". В конуре на улице Лурмель им с Элей будет тесно. В "Крийоне" высокие потолки, ванная комната в половину моей студии, махровые халаты, инкрустированная мебель... Впрочем, точно не знаю. Никогда не жил во французских дорогих отелях, никогда туда даже в бар не заходил. Ну зайди сейчас, из любопытства, закажи стаканчик, ведь не разоришься... Ботинки прилипли к тротуару. Не могу. Стаканчик в баре "Крийона" мальчишество, пижонство, стыдно, профессор! Из дверей отеля вываливает шумная компашка - толстые месье, расфуфыренные дамы. Громкий говор, нарочитый смех... Конечно, раз они в "Крийоне", все должны видеть, как им весело.

На площади Согласия зажглись ромбовые фонари. Подделки под старину. Машины огибают выхваченный из темноты прожекторами Луксорский обелиск. Гигантомания Наполеона. Египетский сувенирчик он прихватил, а армию во главе с Клебером оставил на погибель... Когда-то эта площадь носила имя Революции. Она была меньше, мостовая вымощена булыжником... Закрыв глаза, я пытаюсь вспомнить, где же тут стояла гильотина.

* * *

Звонил Лос-Анджелес. Голос, при звуках которого я нарушаю все законы аэродинамики, сообщил:

- Я изменила прическу.

Что ж, тоже новость. Я, правда, ждал других. Например: "Пришел пакет для тебя из университета Южной Калифорнии. Вскрыть?" Тонкий конверт - скорее всего отказ. Пакет - это уже кое-что. В пакете обычно анкеты (заполнить и отослать!), план лекций, университетская реклама, приложение медицинской страховки и договор. Моего коллегу из Женевы пригласили в занюханный колледж во Флориду с окладом десять тысяч долларов в месяц. Сумасшедшие американцы! Я был бы согласен и на три. Под такое дело взял бы кредит в банке и побежал в "Крийон" заказывать номер на август... Нет пакетов, нет конвертов и, видимо, не будет. Наступают каникулы.

Бумажная душа! Погряз в своих пенсионных листках. Ему звонит женщина, Голубая Мечта, Ее Величество, а он мечтает о каком-то пакете с бумагами. Если Дженни вдруг проведает, о чем ты думаешь, разговаривая с ней по телефону...

Распускаю крылышки и резко взмываю к потолку.

- Постриглась или покрасилась?

- Все вместе.

- На кого же ты похожа?

- Угадай.

- На Самую Красивую и Самую Любимую девочку на свете!

- Хочешь посмотреть?

- Хочу - не то слово. Вот появлюсь в твоей конторе через четверть часа.

- Тони... - волшебный голос замирает на несколько секунд. - Тоничка, это возможно?

- Шучу, моя девочка. Боцманские шутки. Сама знаешь, что все это кончилось.

Первый признак мужской холостяцкой квартиры - отсутствие зеркал. Но в ванной у меня есть тусклое трюмо. Плетусь в ванную, включаю свет. Как выглядит Дженни с новой прической, я могу себе представить: мужики теряют дар речи! Потянуло полюбоваться на свое мурло.

"Профессор, вы отвратительно выглядите". Садистка. Врач, называется, успокоила пациента. Да ведь права баба. Со стороны виднее. И когда-нибудь Дженни это тоже заметит.

Истину сказала Глубоководная Рыба в Вашингтоне. "У вас, Сан-Джайст, шагреневая кожа. Отныне за каждую вашу эскападу, путешествие в пространстве и времени вы будете расплачиваться как минимум десятью годами жизни. Сколькими точно? Определить затрудняемся. Эксперимент с вами уникален. Десять, а может, пятнадцать, а может, и двадцать невозвратимых лет. Организм изнашивается..."

Старую колымагу отбуксировали на свалку.

* * *

Отдых на океане начался по-боевому. По дороге Лелю рвало. Ну, думаем, укачало в машине. Прибыли в Круазик, взяли ключ в агентстве от дома, дочь распотрошила чемоданы, извлекла градусник. У Лели 39,8°. Вызвали врача. Я побежал в центр города в аптеку и заодно купить продукты первой необходимости по списку. В "Jntermarche" столпотворение, июльский заезд курортников. В темпе наполнил тележку, да застрял у молочного прилавка. На стеллажах сотни йогуртов, Йориков, творожков, сырков, сыров, а таких, как в списке, нет. То бишь, конечно, все есть, других фирм с другой этикеткой, но откуда я знаю, что чему соответствует? Стою, вою, как сирота в темном лесу. Хорошо, что нашлись добрые дамы, помогли. Разложил по сумкам и пакетам, доволок до дома. Марш-бросок новобранца с полной выкладкой. Я забыл, что левая рука у меня не совсем еще функционирует, а она, рука, не забыла. Права Дженни, надо учиться водить машину.

Утром Леле получше. У Аньки - 39,5°. Пришел врач и посоветовал везти детей в госпиталь Сан-Назера. Ее Высочество села за руль, и после некоторых блужданий по окраинам судостроительной индустрии прибыли в Urgence. Там почему-то решили обследовать всех троих, включая дочь. В течение дня мне поочередно вручали Аню и Лелю, я играл с ними в детской комнате. А где дочь? Ее положили в отдельной палате, и к ней не пускали. Медсестры пичкали детей лекарствами, промывали им нос и горло, сделали уколы. Не самое веселое времяпрепровождение, и, чтобы подсластить пилюли, я приносил им из ближайшей булочной бутерброды, круассаны, конфеты, банки с кока-колой и соком. Вечером приглашают в кабинет к врачу, и он мне говорит:

- Ваших детей мы вам можем отдать, а вашу жену оставляем на сутки.

Тут врывается дочь и вопит:

- Папа один с ними не справится! Я тоже еду в Круазик.

Врач (многозначительно):

- Вы понимаете, чем вы рискуете?

Дочь:

- Выписывайте меня под мою ответственность. Завтра, когда вы получите результаты из лаборатории, я позвоню.

Возвращаемся в Круазик, дочь наскоро готовит горячее, кормим детей, укладываем спать. И тогда я осторожно интересуюсь: мол, что происходит?

- Папа, они паникеры. Просто я плохо себя почувствовала. А ты разве не знаешь, что я беременна?

...Слава Богу, врачи и впрямь оказались паникерами. Но почему они паниковали? Этого мне не сообщили.

* * *

Дети выздоровели так же моментально, как и заболели. Дочь отказалась травить их антибиотиками, однако приняла к сведению запрет врачей на купание: "Круазик коварное место. Солнце припекает, а ветер холодный. Неделю не пускайте детей в море".