Сошедшие с небес - Нил Гейман

Дверь оказалась не заперта Нехорошо. Совсем нехорошо.

— Клайв? — позвал он. Его голос как будто нарушил внутренний баланс фабрики. Десятки непохожих скрипов, стонов и вздохов неслись к нему со всех сторон, пока потревоженные акустической атакой фабричные стены заново ровняли ряды. Но ни один из этих звуков не был органического происхождения, это он знал наверняка — Клайв?

Его внимание привлек прилавок. Он, как всегда, имел вид наглядного пособия по созданию хаоса, только теперь к обычному беспорядку прибавилось что-то еще, какая-то нотка насилия.

Мальпас не смог бы объяснить, как именно он это понял, но что-то в расположении предметов на столе подсказало ему, что его давний друг и патрон мертв.

Крови не было. Никаких следов пороха от самодельного обреза. Никакого запаха закипевшей кожи и дерева от пролитой на них кислоты. Только… какая-то безумная мозаика бумаг. Быть может, рукой Грилиша, когда она скользила в последний раз по поверхности стола, сдвигая предметы, водила смерть, она и оставила на нем свой автограф.

Как бы там ни было, Мальпас с опаской приближался к прилавку, боясь обнаружить за ним самое страшное. Но ничего, кроме пустого стула, там не было. Грилиш не лежал под ним с лицом, обмякшим от безумной скуки вечности. На столе стояла наполовину пустая кружка с ледяным чаем.

Он дважды прошел по всей фабрике, каждые две-три секунды окликая Клайва. Ни в одном из проходов его не было. Лакированные лица знаменитостей в биографической секции ухмылялись ему и тому, чему они были свидетелями. Мягкие обложки в секции детективов и ужасов предлагали все возможные трактовки того, что могло здесь произойти. Пыль здесь была неоднократно потревожена ногами входящих, в том числе и тех, кто утащил с собой Клайва. Потому что он, совершенно очевидно, был похищен. Одержимый страхом Мальпас не видел никакой рациональной альтернативы.

Зайдя за прилавок — пол там устилали газеты, счета-фактуры и товарные накладные, — он протянул руку к трубке телефона, чтобы позвонить в полицию, пусть они с этим делом разбираются, как вдруг увидел себя на маленьком черно-белом экране.

Система слежения. Разыскав записывающее устройство, он обнаружил, что в нем ничего нет. Ругнулся. Грилиш забыл вставить кассету. Однако это было на него не похоже. Такого параноика, помешанного на разных видах преступлений, как тот, было еще поискать. В шкафчике рядом с записывающим устройством хранились десятки кассет. Каждая была снабжена ярлычком, и на каждом ярлычке аккуратным почерком Грилиша были поставлены дата и время записи. Последней кассеты, с событиями сегодняшнего утра, когда Грилиш фактически уволил Мальпаса, не было.

Мальпас вздохнул. Что-то дурное случилось здесь, он был уверен, но любые вещественные доказательства несчастья отсутствовали. Он покачал головой. Нет доказательств. Кружка недопитого чая. Вот-вот где-нибудь в глубинах фабрики раздастся журчание воды, и Грилиш выйдет в торговый зал с газетой в руках и ворчливо осведомится, почему это Мальпас стоит там, где не положено находиться посетителям.

Но отсутствие кассеты в магнитофоне, вот что совсем не похоже на его друга. Да и домой он бы не ушел, не погасив свет и не заперев дверь. Несмотря на нехватку явных следов преступления и злоумышленника, Мальпас почуял угрозу, она была здесь, на фабрике, рядом с ним, и, несмотря на просторное помещение, ему стало нечем дышать. Каждая секунда, проведенная им здесь, приближала его к чему-то страшному, что должно было случиться с ним самим, он был убежден в этом.

Он поймал себя на том, что смотрит на дверь — не меньше нескольких минут, наверное, — ожидая, что она вот-вот качнется внутрь, и нечто, слепленное из непросветленных составляющих ночи — тьмы, дизельных выхлопов, тумана, — ворвется внутрь и разорвет его в клочья своими острыми, как колючая проволока, зубами.

Он сделал шаг назад, и что-то треснуло у него под ногой. Он покачнулся, чтобы сохранить равновесие и не раздавить окончательно то, что, как он думал, лежало под слоем бумаги: кассету. С сегодняшним числом на ярлычке. Длинная трещина протянулась по корпусу, но лента внутри не пострадала. Оставалось только надеяться, что, когда он вставит кассету в магнитофон, она будет крутиться.

Невыносимо долгое ожидание, пока приемное устройство проглотило кассету, поставило ее на место и, подвывая, стало перематывать. Помехи. Мельтешение и обрывки. И вот, наконец, магазин Грилиша в расплывчатых пятнах черного, белого и серого. Запись происходила в разных частях торгового зала и при воспроизведении фрагменты непрерывно сменяли друг друга. Зона вокруг прилавка, зона погрузки-выгрузки в дальнем конце фабрики, и пара видов верхнего этажа.

Утром Мальпас пришел вскоре после открытия магазина, однако теперь он сдержался и не стал трогать кнопки управления. Если кассета серьезно пострадала, то не стоит рисковать и подвергать ленту чрезмерному напряжению.

Он увидел пустую зону погрузки, где громоздились штабеля гниющих поддонов и мусорных контейнеров, а на земле оспины выбоин чередовались с кустиками полыни. Вот прилавок, за ним Грилиш прихлебывает свой чай, склонившись над гроссбухом, точно монах над иллюстрируемой рукописью. Он увидел сначала восточную часть верхнего этажа, затем западную, в обеих книги в два или три ряда громоздились в лабиринтах полок.

Наблюдая за тем, как заново отрисовывается экран каждые десять секунд, Мальпас незаметно замечтался. Он представлял себе покупателей, которые теряли дорогу среди проходов, их заносило пылью, оплетало паутиной, полки затягивали их в себя в глубины фабрики, где никто и никогда не смог бы их найти, а их плоть, кости, внутренние органы алхимия литературы преображала в текст.

Зона погрузки, прилавок, верхний этаж. Зона погрузки, прилавок, верхний этаж.

Мальпас увидел, как вскинул голову Грилиш. Вот его собственный плащ поплыл через экран, сверток с вороной торчит под мышкой. Тень прошла вокруг его головы, точной рой мошки. Изображение споткнулось и зарябило. Мальпас учуял запах разогретого пластика и подумал, неужели лента греется, где-то цепляясь за трещину в корпусе. Но тут изображение выровнялось и перескочило наверх.

Еще одна тень вытекла из груды книг, точно жидкость из перевернутого стакана. Прыжок в зону погрузки. К прилавку. Грилиш убирает сверток в коробку, отводя взгляд. Говорит. Раздались слова: «В этой старой книжной лавке полно слов, которые лучше бы никогда не вытаскивать на свет божий». Мальпас нахмурился.

Скачок наверх. Фигура удаляется от камеры. В следующем кадре, снятом с противоположного конца магазина, фигура, наоборот, плавно плывет в кадр, но задергалась и затряслась, прежде чем ее можно было узнать. Зона погрузки со своим неизбежным двором. Снова Грилиш, жестом показывает Мальпасу, что их партнерству конец. Передает ему полтинник. Головы обоих поворачиваются на звук сверху. Когда камера возвращается к прилавку, Мальпаса там уже нет, а Грилиш продолжает смотреть в потолок.

Камера верхнего этажа показывает спускающуюся фигуру. Как только в поле ее видения вплывает голова, Мальпас, не задумываясь о том, что будет с кассетой, нажимает на паузу. Изображение прыгает, вопреки режиму, выбранному Мальпасом. Лицо, или что-то вроде. На месте глаз широкие черные провалы: темные очки, наверное, но Мальпас уже ни в чем не уверен. Губы слишком тонкие, рот искажен движением, так что разобрать сложно. Пока он смотрит, глаза расплываются по лицу, как чернильное пятно по промокательной бумаге.

Он отпускает паузу, и фигура выскальзывает из вида. Когда камера возвращается к прилавку, Грилиш уже сидит на своем стуле прямо, словно аршин проглотил, на его лице панический ужас и… что-то вроде восторга. Его глаза закрыты, но пальцы с зажатой в них ручкой продолжают двигаться.

На экране возникает тень. Огромная, конической формы, точно ее владелец накинул себе на голову плащ, как делают дети, играя в вампиров где-нибудь на детской площадке. Экран заливает свет, такой яркий, что Мальпас зажмуривается. Запись кончилась.

«В этой старой книжной лавке полно слов, которые лучше бы никогда не вытаскивать на свет божий».

Лучше бы? Или он сказал «надо бы»? Может быть, и так, тогда навык Мальпаса читать по губам нуждается в тренировке. Хотя какая, по правде говоря, разница?

Однако он подумал, что разница все же есть. Он был убежден, что Грилиш дал ему подсказку. Но если в магазине и в правду есть для него сообщение, то могут пройти века, прежде чем он найдет его, даже зная, что надо искать. Пленка продолжала крутиться, показывая пустые комнаты. Постепенно парок над чашкой Грилиша исчез.

Мальпас сел на стул и склонился над Грилишевым гроссбухом. Нет, конечно, думал он. Но все-таки открыл тяжелую верхнюю обложку. В книге оказались не цифры. Не стройные колонки дебета и кредита. Мелким-мелким почерком Грилиша — три строки своего текста он ухитрялся вписать в одну линованную строчку — был написан дневник, охватывавший все время его жизни начиная с детства.