Светоч - Лариса Шубникова

Вече гомонило недолго, бабьи крики заглушили редкие мужицкие голоса, что ворчали на Владу, и вскоре на ступень кинулся все тот же Буян-насадник:

– Родовитыми сыты по горло! Глеб сам-один, вот и пусть правит! А что до жёнки, так оно и лучше! Глебка в Яви укорот будет давать, а Влада Новоградская в Прави за нас словечко замолвит, с Навью уговорится! Чермного на сто-о-о-о-л! Чермно-о-о-ог-о!

– Любо-о-о-о!! Любо-о-о-о! – Вече колыхалось, что вода в реке: бабы визжали-смеялись, мужики шапки вскидывали высоко.

Глеб оглядел толпу, увидал лица обнадеженные, улыбки светлые и сам будто просветлел. Да и Владка зашептала:

– Глебушка, милый, что ж стоишь? Ступай на крыльцо, скажи слово княжье, – отступила от него, согрела взглядом и улыбкой, что проглянула сквозь слезы.

Оська подскочил, протянул рубаху чистую. Чермной оделся, оправил пояс воинский, пригладил бороду и заговорил:

– Чего мне на крыльцо лезть? Чай, не выше вас. Вместе сдюжим, поднимем град. Теперь ступайте по делам. Завтрашним утром присылайте ко мне от каждого посада по человеку. Кого слать, выбирайте сами. Кудим, ты тут ли? И тебя жду. От воинской слободки придет Ясь Рядный. И ты, Скор, будешь, – и уперся взглядом в главу рода. – Не явишься, так я к тебе приду, а тогда уж не обессудь.

– Чего идти-то? Обскажи про себя! – загомонили новоградцы. – С кем жить станешь? Семейство каково? Таков порядок!

– Мать со мной, – поманил Глеб к себе Людмилу. – Дядька Вадим, про него наслышаны. Невесту мою тоже знаете. Вот и весь мой род. А уж семейство вы все.

– Слыхали? – Божетех стукнул посохом. – Князь велел идти, боги шепчут, что слово его правое. Чего топотаться-то? Кыш, бездельники!

Народ пошумел еще малое время, посмеялся и потянулся со стогны. Рыжая подскочила к Чермному:

– Княже, когда торжище поставишь? Деньга-то уходит! И когда ж насады с мукой будут? Ждем ведь.

– Вскоре, рыжуха-лягуха, – Глеб все оглядывался на Владу, хотел поскорее спровадить болтливую Белянку. – Погоди-ка, какое тебе торжище? Не ты ли обзывала меня зверюгой плешивой, а?

– Я? – изумилась притворно. – Я обзывала Глеба Чермного, не князя. А тебе мой почёт и уваженьице,– поклонилась шутейно.

– Ступай, Беляна, не до тебя, – махнул рукой на рыжую и двинулся к Владке, что стояла опричь крыльца, слушала Людмилу.

Ведунья, завидев его, улыбкой расцвела, подалась к нему, хотела слово молвить, а матушка встряла:

– Глебушка, когда ж в княжьи хоромы? Нынче или погодя?

– Погодя, – Чермный только Владку и видел, ничего вокруг не замечал, да и не хотел.

– Чегой-то погодя? – Людмила дёргала за рукав. – Князь ты, а стало быть, в княжьих хоромах жить полагается.

– Матушка, шла бы ты домой, – Глеб остановился, бровь изогнул. – Семью князеву прикажешь на улицу выкинуть, пусть под забором ночуют? Заберут сродники, так и заходи в хоромы, обживайся.

– Приглядеть бы, – прошептала в задумчивости Людмила и пошла к крыльцу. – Оставят порчу, иль травку зловредную подкинут злыдни.

Глеб не слушал, тянул руки к ведунье, что и сама качнулась навстречу. Едва прижал к себе, едва рот открыл выспрашивать, как подбежал дядька Вадим, принялся за матушку оправдываться, мол, своевольная, не удержал. Вслед за ним подошел Кудим, встал поодаль, топтался и ждал чего-то.

– Княже, не ко времени я, – прошептала Влада. – Пойду.

– Чего ж княже? Недавно любым величала, – отпускать не хотел, держал крепко.

– Пойду, любый, – зарумянилась, просияла, подняла к Глебу счастливое личико.

– Ладно, ступай, – вздохнул тяжко. – Вечор на крыльцо выходи. Выйдешь?

– Нет, – улыбнулась. – В роще стану ждать. На бережку. Придешь?

– Сама-то как мыслишь, приду нет ли? Влада, да ты потешаешься надо мной? – жуть как не хотел отпускать теплую ведунью из рук. – Невеста же.

– Ты так порешил, а я еще не кивнула, не согласилась, – улыбалась хитро. – Так приходи, авось уговоришь.

И пошла окаянная, да плавно так, будто поплыла. Подол змеей вокруг ног, стан тонкий, шея долгая и белая, косы золотом сияют. Глеб едва не взвыл, глядя на красавицу, но сдержался. Обернулся к Кудиму, что стоял уж рядом:

– Чего тебе?

– Княже, так про цену-то не уговорились. Вон на торгу…. – и развел счет-пересчет!

Глава 35

Влада стояла у оконца, глядела на солнце, что прилипло к небу, не спешило уходить за горушку, будто нарочно порешил Ярила продлить жаркий день, извести ведунью ожиданием. Слушала Влада, как спорят волхв с рыжухой, да не разумела ни словечка. Все думки о Глебе, да о сердце своем, что стучало, будто пело. Руки безвольно повисли вдоль тела, колени подгибались, а по спине огонь бежал нестерпимый. Окатывало Владу жаркой истомой и тревогой счастливой. Если б не оговоренное время, так и бежала бы сей миг в рощу, дожидаться любого.

Щеки ведуньи цвели румянцем, ножка в алом сапожке отстукивала нетерпеливо, подгоняла времечко. Навеси долгие позвякивали, будто песнь шептали дивную. Опояска шитая обнимала тонкий стан, обереги на ней тяжко покачивались, словно не пускали Владу оторваться от земли и взлететь высоко. Туда, где синее небо, простор и он – Глеб Чермный, князь Новоградский.

Меж тем, в гридне потешались домочадцы.

– Беляна, в который раз говорю, горячий пряник сразу мне! – Божетех расселся на лавке, уложил руки на толстое брюхо и счастливился, радовался перебранке.

– Пузо лопнет! Кто ж в себя пихает горячее печево? – рыжая уселась рядышком, руки на груди сложила и, по всему было видно, уготовилась к долгой и сладкой ссоре.

– Твое дело нести, мое – пихать в себя то, к чему есть охота. Ты, Беляна, дюже злоязыкая. И косы у тебя глаза слепят. Вон, на нос конопушки вспрыгнули. Где ж тебе женишка сыскать под стать? Не инако слепого надобно, да хорошо бы еще и тугоухого. Чтоб не слыхал, как ты тут разоряешься, бесстыжая.

– Божетех, а ты не много ль хочешь, а?! – осердилась рыжуха. – И печево тебе, и смирение. А мне-то что? Измывательства твои? За то, что приветил в своем дому благо дарю, еще и каждый день снеди