Семья Усамы бен Ладена - Наджва бен Ладен

Несмотря на свои увечья, мулла Омар выглядел молодо. Зная, что он потерял правый глаз, я мысленно сравнил его с отцом, у которого правый глаз хоть и был на месте, но видел так плохо, что был, по сути, бесполезен — единственно, позволял сохранить внешнюю красоту. Я с уверенностью подумал, что эти двое наверняка ни разу не касались темы своего общего физического недостатка.

Отец подошел к мулле Омару и поприветствовал традиционными для мусульман словами: «Салам алейкум», — после чего пожал ему руку. Меня удивило, что отец и мулла Омар не обменялись традиционными поцелуями в щеку и объятиями, принятыми среди мужчин и являющими собой знак величайшего уважения в нашей культуре.

Отец повел своего почетного гостя в сад рядом с домом моей матери. За ними последовали люди отца и бойцы муллы Омара. Разумеется, там не было никаких женщин.

Мы с братьями тоже пошли туда вместе со всей толпой мужчин — мы имели на то полное право как сыновья Усамы бен Ладена. Неожиданно для нас мулла Омар сел с противоположной стороны сада, а между ним и отцом разместились другие люди.

Я сказал себе, что это недобрый знак.

Мулла Омар не обращался прямо к отцу. Он говорил на языке своего племени, на пушту, а его личный переводчик переводил слова муллы на арабский. Отец бегло говорил на пушту, поэтому я не мог понять причин подобного поведения на столь важной встрече.

Несмотря на явное пренебрежение, отец сидел молча, терпеливо и с уважением ожидая, что скажет мулла Омар. Я напрягался, стараясь услышать переводимые слова, потому что оба говорили очень тихо. Голос муллы Омара звучал еще мягче, чем голос отца. Меня все сильнее поражало сходство между ними.

Мулла Омар не стал тратить попусту времени и слов и сразу перешел к причинам того, почему он покинул свою уединенную обитель. Лидер «Талибана» был недоволен вооруженной деятельностью отца. Заботясь только о внутренних делах в своей стране, мулла Омар не хотел привлекать внимание мирового сообщества. И так уже организации по правам человека шумели по поводу отношения талибов к женщинам.

— Политическая обстановка накаляется, — подытожил свою мысль мулла Омар. — Будет лучше всего, если вы со своими людьми покинете Афганистан.

Лицо отца оставалось бесстрастным, хотя я знал, что ему меньше всего на свете хотелось лишиться своего убежища. Он медлил с ответом, тщательно подбирая слова, но наконец произнес очень мягко:

— Шейх, я провел в Афганистане много лет, с ранней юности сражаясь за ваш народ. Я никогда не забывал эту страну и в конце концов вернулся, чтобы построить здесь свой лагерь, привез сюда своих жен, детей, близких друзей. Теперь здесь собралась большая группа людей — несколько тысяч. Как я смогу вывезти их всех отсюда? Куда мне с ними ехать?

Мулла Омар повторил:

— Пришло время тебе и твоим бойцам покинуть Афганистан.

Отец помолчал и с большой осторожностью, мягко заметил:

— Суданское правительство разрешило мне жить в своей стране пять лет. Может быть, вы будете так же любезны и позволите мне остаться в Афганистане еще хотя бы на полтора года?

Мулла Омар очень долго молчал, лицо его выражало задумчивость. Когда он наконец заговорил, то говорил тоже очень долго. Я не помню точные слова, но мулла тщательно взвешивал все «за» и «против» в отношении дальнейшего пребывания отца в Афганистане.

Инстинкт подсказывал нам, что следующие слова муллы Омара будут опять об отъезде отца, и отец решил слегка задеть чувствительные струны каждого мусульманина, сказав:

— Шейх, если вы поддадитесь давлению неверных, вы примете решение, направленное против ислама.

Мулла Омар, известный своей преданностью исламу, заколебался. Он не хотел идти против интересов своей веры. Мулла задумался.

И после долгих сомнений мулла Омар сделал выбор в пользу своей религии, в ущерб интересам своей страны и мировому благополучию. Он кивнул.

— Шейх Усама, я удовлетворю вашу просьбу. Я окажу вам ту же любезность, что и суданское правительство. Сделанное вам когда-то приглашение останется в силе еще на полтора года. За это время подготовьте свой переезд. Найдите другую страну для своей семьи.

Снова отец был спасен — он сумел перехитрить муллу Омара. Осознав, что мулла собирался выслать его из страны, несмотря на преданность «Талибану», отец со свойственной ему проницательностью нашел верные слова, чтобы изменить это решение, по крайней мере на время. Ни один мусульманин не уступит желаниям неверного, если они в ущерб интересам другого мусульманина, даже если правда на стороне неверного, а мусульманин неправ.

Отец во многих отношениях был исключительным человеком.

Немногие из присутствующих осознали, что только что произошло. Но они поняли, что все закончилось благополучно. И чувство ликования охватило толпу мужчин.

Отец велел подавать угощение, внесли подносы, на которых лежали целиком запеченные барашки с рисом и овощами. Наши запасы продовольствия были скудны, но каким-то образом отцу и его людям удалось приготовить это пиршество. И, по арабскому обычаю, отец велел слугам предложить лучшие куски лидеру «Талибана».

В этот момент мы испытали еще одно, последнее потрясение. Мулла Омар нанес отцу жестокое оскорбление, бесцеремонно заявив, что не голоден. После этого лидер талибов удалился, не сказав отцу ни слова на прощание. Большая группа людей с автоматами запрыгнула в свои машины. И вся колонна быстро скрылась из виду.

Люди отца обменивались растерянными взглядами: в арабском мире подобное оскорбление приводило к межплеменным войнам. Но не оставалось ничего, кроме как проглотить обиду. Мулла Омар был самым могущественным человеком в Афганистане. Он контролировал бо́льшую часть страны, а его бойцы, суровые солдаты «Талибана», вселяли страх в самые храбрые сердца. Несмотря на мощь «Аль-Каиды», отец не мог вступить в битву с «Талибаном». Он знал, что проиграет.

Несмотря на перенесенные унижения, отец вздохнул с облегчением: у него было достаточно времени, чтобы обдумать свое будущее. Когда его высылали из Судана, ему дали всего несколько месяцев, чтобы уладить дела. Теперь в его распоряжении имелось полтора года, чтобы составить новый план действий. К тому же за год многое могло произойти. Отказавшись от еды, отец отправился на встречу с главными командирами. Мы с братьями пошли к матери убедиться, что женщинам и детям тоже досталась их часть угощения. Нам редко удавалось видеть на столе такие изысканные лакомства.

Признаюсь, я чувствовал гордость, оттого что отец в который раз спас положение, но думал и о том, что для меня самого было бы лучше, если б мулла заставил отца покинуть страну немедленно. Я уже знал: ничто на свете не заставит отца прекратить свой джихад. И раз мы не могли оставаться в Афганистане, он отправится в Пакистан. А если Пакистан не захочет его принять, то в Йемен. Если же его вышвырнут и оттуда, он отправится в глубь самой суровой пустыни и там будет вынашивать планы против Запада. Насильственный джихад стал для моего отца всем. Ничто другое не имело значения.

У меня оставалась единственная надежда: что, потеряв поддержку муллы Омара, отец на время притормозит свою вооруженную деятельность. Конечно, после такого серьезного предупреждения ему придется проявлять осторожность. Но я ошибся. После знаменательной встречи с муллой Омаром отец еще шире развернул свою священную войну. Он продолжал двигаться по дороге смерти. Он все еще был за рулем, а мы — послушные пассажиры — сидели в его машине. Но пункт назначения становился все очевиднее с каждым поворотом колес. Это была дорога в один конец.

ГЛАВА 24. В ловушке

Омар бен Ладен

Совсем скоро после визита муллы Омара отец получил весть от одного из своих связных в Пакистане, что его мать прилетела из Джидды в Дубай и вскоре она и ее муж, Мухаммед аль-Аттас, прибудут в Афганистан. Все ее путешествие было тщательно спланировано братьями отца, жившими в Саудовской Аравии, хотя отец не знал о ее приезде до тех пор, пока она не приземлилась в Дубае.

Бабушка навещала нас раз или два, пока мы жили в Хартуме, но это было давно, и с тех пор многое произошло. Всех обрадовало известие, что мы вскоре увидим ее милое лицо в нашем афганском доме, но больше всех мою мать, которая в свои сорок лет вновь забеременела — одиннадцатым ребенком. Она любила бабушку Аллию почти как родную мать, и я давно уже не видел ее такой взволнованной и счастливой.

В день приезда бабушки отец объявил, что лично встретит ее в аэропорту, и велел мне ехать с ним в одной машине. Остальные братья отправились следом в других автомобилях. С того дня как мы покинули Саудовскую Аравию, отец редко садился за руль. И я знал, что этим он проявляет глубочайшее уважение к своей матери.

Как обычно, мы были вооружены по полной программе: «Калашниковы» и гранаты на поясе. Мы не думали о том, как на это отреагируют родственники, не привыкшие жить в нашем воинственном мире. В Саудовской Аравии гражданам грозит тюрьма за ношение оружия, хотя в годы борьбы с русскими саудовское правительство делало исключение для отца ради его личной безопасности.