Осенний Донжуан - Наталия Гуревич

Но тут машина замедлила ход и плавно вписалась в просвет между другими стоящими на приколе машинами. Полина встряхнулась, вслед за Иваном выбралась из «Мерседеса» и по дороге к богато изукрашенному индейскими рожами крыльцу подумала: «Ничего, выпью кофе - и второй тур будет за мной». «Тебе же сказали, - успокаивала она себя, поднимаясь по лестнице, - что ты выглядишь, как светская львица. Раз удалось выглядеть, получится и все остальное». Звякнул колокольчик над входной дверью, и Полина ступила в полутемный зал, где на столах горели свечи, а на стенах неяркие светильники. Людей было немного, из двух десятков столиков не более пяти было занято парами гостей. К вошедшим поспешил человек в вишневом фраке.

- Ваня, дорогой, как замечательно! Мадемуазель, я очарован!

- Это и есть мой приятель, который снабжает меня изредка теми самыми эклерами, - сказал Иван Полине. - Прошу знакомиться. Юра, владелец кофейни и любитель устраивать закрытые вечеринки. Полина, покинула журналистику ради любви к книгам, загадочная и непредсказуемая.

Не успели новые знакомые рассказать, как необыкновенно приятно им быть представленными друг другу, в образованный ими круг ворвалась невысокая брюнетка в изумрудном вечернем платье.

- Ва-аничка! - пропела она, протягивая вперед руки. Даже при неясном освещении было видно, что маникюр у нее на пальцах выдающийся, во всех смыслах. - Где же ты пропадал, иди сюда, я тебе уши надеру!

- Бэла, душа моя, ты же никогда не могла дотянуться до моих ушей, зачем опять? - разулыбался Иван и обернулся к Полине. - Это Изабелла, ее салон красоты «Прекрасна, как цветок» довольно известен в городе. - Он снова обратил взгляд на брюнетку. - К тому же скромница, каких поискать. Я предлагал назвать салон «Прекрасна, как Изабелла», но она отказалась.

Полина как бы радостно улыбнулась. Изабелла скользнула по ней глазом и заговорила Ивану:

- Ладно, я не обижаюсь, что ты не заходил давно, здорово, что ты сегодня пришел, Юрец ведь нипочем не признался, что ты будешь, у нас за столиком как раз свободное место, Женька в последний момент уперлась, лахудра, ну и отличненько, да?

Иван в ответ на заговор улыбнулся еще шире.

- Нет, сегодня я сижу за собственным столиком. Ты ведь выделил нам отдельный столик? - спросил он у Юры. Тот подтвердил.

На мгновение у Изабеллы был вид кошки, остановленной на половине прыжка. Она опять посмотрела на Полину. Через две секунды включила улыбку, погрозила пальцем Ивану, сказала:

- А до ушей твоих я все равно доберусь, - и отправилась восвояси, развернувшись в такой манере, будто собралась делать фуэте в три десятка оборотов, но вдруг передумала.

Юра проводил Ивана с Полиной к столику в центре зала, и сам присел с ними поболтать.

- А вы у меня раньше не бывали, - не очень уверенно, но утвердительно сказал Юра Полине.

Полина мелко потрясла головой. Со стороны могло показаться, что ее передернуло.

- Юра обладает феноменальной памятью, - сказал Иван. - Александр Македонский, говорят, знал в лицо и по именам всех своих солдат. Юра знает всех своих клиентов, которых хотя бы однажды видел.

- О! - уважительно сказала Полина. Она-то, бывало, знакомилась с одними и теми же людьми по два раза - такая паршивая была у нее память на лица.

- Юра хочет установить в нашем городе европейские традиции, - продолжал Иван. - По примеру парижских владельцев кафе прошлого века, он много времени проводит в зале и на кухне. Привечает гостей, следит за поварами. Не то что другие наши хозяева, которые предпочитают запираться в рабочих кабинетах или носиться по кабинетам чиновников.

- О! - уважительно сказала Полина. В юности ее очень манил Париж.

- Я считаю, что это единственный способ сохранить статус заведения, его дух, его идею, - подтвердил Юра. - Очень часто хорошее заведение, оригинальное, интересное, со временем превращается в унылый общепит. Это происходит потому, что хозяин пускает дело на самотек, полагаясь на управляющих, администраторов и прочий персонал. Но ведь никто, кроме хозяина, создателя, не знает по-настоящему, как должно выглядеть его детище. Значит, никто лучше него не сможет следить за сохранением лица. Значит, он ни в коем случае не должен отходить в сторону. Вам здесь нравится? - обратился он к Полине.

- Весьма, - ляпнула Полина, не успевшая толком ничего разглядеть.

Юра был намерен продолжить расспросы.

- А… - начал он.

Но Иван перебил:

- «Монтесума» - не единственный, но самый любимый его ребенок. Друг мой, другие гости обидятся, если ты их не встретишь. Сам же избаловал - соответствуй теперь.

Юра встрепенулся и, вытянув шею, тревожно обернулся в сторону входной двери. Там, в самом деле, стояли три добрых молодца, один из них с независимым видом сбивал пальцем пылинки с обшлага легкого пальто, двое других с таким же независимым видом оглядывали зал. «Баааа-рин! Из Парижу!» - подумала Полина. Юра, сочетая достоинство с проворством, залавировал меж столиков к вошедшим.

Пока Иван провожал Юру глазами, Полина смотрела на него. Смотрела - и засмотрелась: ей нечасто случалось видеть таких красивых людей. Прямо скажем, всего-то четвертый раз в жизни… Но вдруг Иван бросил следить за хозяином «Монтесумы» и обратил взгляд на Полину. И получилось, что Полина открыто смотрит ему в лицо - впервые за этот вечер. До этого она взглядывала украдкой, исподтишка, мельком. Иван улыбнулся спокойной, умиротворяющей улыбкой, как улыбается человек, довольный обстановкой и компанией. Полина сразу обмякла. Пропала охота надувать щеки. Появилась уверенность в том, что все уже хорошо. Она улыбнулась в ответ и опустила глаза; она собиралась в следующее мгновение поднять их и произнести иронично-похвальную фразу про Юру. Но тончайшее стекло их общей атмосферы разлетелось невидимыми хлопьями: на свободный стул грузно приземлился невысокий, но чрезвычайно плотного сложения мужчина, еще один знакомый Ивана…

Знакомые прибывали и роем хороводились вокруг столика Ивана и Полины. Одни были с Полиной любезны, другие ее игнорировали, но все казались ей одинаковыми лакированными штучками, заговорившими безделушками из сказки Андерсена. Они злили ее, главным образом, по трем причинам: во-первых, были ухоженнее и держались непринужденно; легко и свободно обращались с Иваном  - во-вторых, и в-третьих, Полине никак не удавалось выдать ту покоряющую всех и вся реплику, которую она захотела сказать еще по дороге в «Монтесуму»; в этом, безусловно, тоже была вина Ивановых знакомцев.

Тем не менее Полина старалась понравиться им. Понравиться – в смысле произвести впечатление. Чтобы они посмотрели и сказали: “Даааа, все-тки нам, гламурным чувакам, еще далеко до подлинного аристократизма”. Для этого Полина демонстрировала царственные повороты головы, снисходительные усмешки при полуопущенных веках, плавные движения рук. Словом, как могла, надувала щеки.