Осенний Донжуан - Наталия Гуревич

- Этим он и лучший? - прищурилась Полина.

- Да, а что? - вскинулась Галя. - Что, по простому - это сильно ниже вашего достоинства? Вам все с пере… под… вывертом надо, да? А я в гробу видала ваши выверты! Я хочу жить с мужиком, который дает мне секса просто так, а не потому что велит какая-нибудь там индусская тантра! Который нуждается в деньгах, потому что хочет вкусно есть и мягко спать, а не потому что это обосновано каким-нибудь теоретиком позапрошлого века! Который живет так, как сам выдумал, а не как ему кто-то умный написал, вот!

- Да я не против, каждому свое, лишь бы не было войны - примирительно сказала Полина.

- А твой лучший знает, что ты к нему уходишь? - не без язвительности поинтересовалась Чуча.

- Нет еще, - сухо ответила Галя.

- А он кто, твой лучший? - спросила Алена.

- Он мужик, благодаря которому я не загнулась в бытовом рабстве у Левки! - пафосно объявила Галя и продолжила спокойнее: - У нас с ним многие годы продолжается, как это называют, порнографическая связь. Да, вот так вот, без затей: встречаемся и трахаемся. И мне хорошо, и ему приятно. Иногда мы разговариваем - про природу да про погоду. Но чаще всего, когда мы не трахаемся, мы занимаемся каждый своим делом. Он пасьянсы на ноутбуке раскладывает, я журналы листаю, или телевизор смотрим. И нигде я не отдыхаю телом и душой так, как рядом с ним. Даже баня так не расслабляет.

- Ты полагаешь, он захочет перевести все на постоянные рельсы? - вскинула бровь Чуча.

- Куда перевести?

- Думаешь, он захочет с тобой жить? - прояснила вопрос Алена.

- Почему нет? Он всегда приходит, когда я зову, - самодовольно ответила Галя.

- Это круто, - вздохнула Алена. - А мой только однажды пришел, когда я позвала. Он как раз в очередной раз исчез и забыл у меня шарфик. Очень, кстати, модный шарфик, дорогой, такой мягкий-мягкий, сочно-синего цвета… Но главное, на шарфе остался запах парфюма. Девки, я ни у кого такого парфюма не нюхала! Что-то такое вишневое, что ли, обалденно приятное… Я, как дура, ходила и нюхала этот шарф, пока запах совсем не выветрился. Тогда я позвонила ему и сказала, чтобы забрал свой шарф. Это был первый и последний раз, когда он по моему слову пришел в тот же день и без всяких отговорок… Галь, ты что?

Галя, пошатываясь, встала, пошла к двери, от двери круто развернулась и подошла обратно к столу.

- Вишневый запах, говоришь? На синем шарфе? Х-хы…- сказала она.

- Синий шарф - это занятно, - задумчиво проговорила Чуча.

Если бы Полина сама не задумалась бы над тем, у кого и при каких обстоятельствах она видела синий шарф (а ей определенно что-то навевала мысль о нем), если бы не эти внезапно поглотившие ее мысли, она непременно вернула бы разговор к теме о лучших: слушая Лену и Галю, Полина поняла, про кого можно рассказать в рамках заявленного опроса, не вызывая ненужного сочувствия, а вызывая, напротив, здоровую женскую зависть.

Иван - ну конечно же! Статный очаровательный красавец, не какой-нибудь менеджер, но фотограф, и не какой-нибудь заштативный Лепорелло, а самый что ни на есть дон Жуан с собственной студией и солидным банковским счетом. Это вам не свиной кошелек с ушками, это тончайшей лайки портмоне на длинных, мускулистых, в меру волосатых ногах. Даже если строго судить, все равно Иван - воплощение мечты половины девиц до двадцати и всех безмужних дам предбальзаковского возраста. Будь у Полины немного больше уверенности в себе, она бы тоже мечтала о таком, как Иван. Но она на подобное счастье не рассчитывала; когда оно - гляди-ка! - свалилось в руки, Полина, не зная, как лучше с ним поступить, растерянно развела ладони в стороны - и волшебный хрустальный шар глухо бухнулся у ее ног.

Иван вошел в тесную прихожую Полининой квартирки, как вошел бы гордый фрегат в бедную бухту - с осторожным достоинством. Заутюженные стрелки, как корабельный водорез, и полы широкого светлого плаща стояли бы на ветру кливером.

Блеск его туфель ударил Полине в глаза. Ее скромные «лодочки» давно утратили способность так блестеть.

Они вышли на улицу, где длинная заграничная машина стояла белым океанским лайнером у речного причала. Иван открыл для Полины дверь и поддержал под локоток, пока она усаживалась.

- Меня всегда поражала способность женщин менять образы, - сказал Иван, свободно расположившись возле Полины. - Я вижу тебя четвертый раз, и каждый раз наблюдаю другой твой образ. Сегодня ты совсем светская львица.

Полина точно знала, что сейчас она должна сказать что-то ошеломляюще умное. Обязана сказать нечто такое, что крючком надежно зацепит за самой дно Иванову душу. Поэтому, помедлив, Полина сказала:

- Да уж!

Очевидно, вброс не удался, Иван продолжил, как ни в чем ни бывало:

- Нет, в самом деле. Когда после богини полусвета, которой ты предстала в первую нашу встречу, я увидел незатейливую простушку, мне стало интересно, какой еще ты можешь быть. Вчера ты была домашней кошечкой. И вот сегодня – светская дама. Это изумительно.

Полина использовала еще одну попытку.

- Всего лишь разные платья, - пробормотала она.

- Платье, безусловно, имеет значение, но далеко не главное. Я много фотографирую разных женщин. Одним бывает сложнее поменять образ, тогда им помогает переодевание. Платье - катализатор способности к перевоплощению. А сама способность, в той или иной степени, есть у всякой женщины.

- Гм, - в очередной раз глубокомысленно выступила Полина.

Иван принялся развивать тему женского артистизма, вспомнил Сару Бернар и маркизу де Монтеспан; назвал несколько незнакомых имен, которые Полина не запомнила, и подверг критике мнение, недооценивающее роль артистизма в духовном и социальном развитии личности.

- В обществе, которое сейчас соберется в кофейне, практически все обладают хорошими артистическими способностями. Хотя многие из них никогда не согласятся связать свой успех со способностью к перевоплощению, на девяносто процентов это так. Наблюдая их, я окончательно убедился, что только артистические натуры добиваются успеха в любой области.

Полина сидела, как парализованная, в какой-то момент ей почудилось, будто ее зацементировали от пяток до шеи. Она осторожно пошевелила ногами, после чего решила непринужденно и элегантно сменить позу. В результате чиркнула подошвой туфель по блестящей обуви Ивана, задела локтем его плечо и уселась, плотно прижавшись бедром к его ноге. Сидеть так было и неудобно, и неприлично, пришлось снова ерзать, меняя положение. Полина чувствовала, что начинает себя ненавидеть.

Но тут машина замедлила ход и плавно вписалась в просвет между другими стоящими на приколе машинами. Полина встряхнулась, вслед за Иваном выбралась из «Мерседеса» и по дороге к богато изукрашенному индейскими рожами крыльцу подумала: «Ничего, выпью кофе - и второй тур будет за мной». «Тебе же сказали, - успокаивала она себя, поднимаясь по лестнице, - что ты выглядишь, как светская львица. Раз удалось выглядеть, получится и все остальное». Звякнул колокольчик над входной дверью, и Полина ступила в полутемный зал, где на столах горели свечи, а на стенах неяркие светильники. Людей было немного, из двух десятков столиков не более пяти было занято парами гостей. К вошедшим поспешил человек в вишневом фраке.