Распутин наш. 1917 - Сергей Александрович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, – кивнул кайзер, – меня убедили… –
Он осёкся на половине фразы, вспомнив, кто и при каких обстоятельствах отговорил его от переговоров с Россией. Однако Вальтер Николаи и так всё понял…
– Тот же человек, Ваше Величество, организовал 30 июля в Берлине отдельный выпуск официоза Lokal Anzeiger, в котором сообщалось о мобилизации германской армии и флота. Телеграмма посла России Свербеева с этим известием была отправлена в Петербург через несколько минут, а спустя четверть часа уже лежала на столе царя.
– Да, я помню эту досадную ошибку. Виновные были наказаны, русские предупреждены о недоразумении…
– Так точно. Свербеева вызвал к телефону министр иностранных дел фон Ягофф и официально опроверг известия о германской мобилизации. Это сообщение посол передал также по телеграфу без всякого замедления. Но на сей раз телеграмма вообще не дошла до русского монарха. Министр иностранных дел России Сазонов сразу же доложил царю о первой телеграмме посла, ни словом не обмолвившись о второй, и царь подписал указ о всеобщей мобилизации…
– Я послал Никки личную телеграмму! – хрустнул костяшками пальцев кайзер.
– И Николай II отменил мобилизацию…
Кайзер вскинул на полковника удивленные глаза.
– Утром 29 июля начальник Генерального штаба Янушкевич вручил Добровольскому подписанный Николаем II указ об объявлении общей мобилизации, – пояснил разведчик, – а вечером, когда на телеграфе все уже было подготовлено к рассылке сообщений в войска, последовал телефонный звонок царя с отменой указа. Посол Британии попросил влиятельного царского министра Кривошеина убедить царя в ошибочности последнего решения. Николай II, однако, отказал ему в приеме и не захотел принимать даже военного министра.
– Я ничего не знал об этом, – Вильгелм II перевёл взгляд с Николаи на гофмаршала и обратно, ища у них поддержки. – Я ничего не знал про отмену русскими мобилизации, – повторил он отрывисто, словно желая этим криком вернуть обратно тот роковой июльский день…
– Так точно, Ваше Величество, – кивнул Николаи, – и вас, и русского царя квалифицированно, нагло дезинформировали.
Кайзер, припадая на больную ногу, обошёл стол, тяжело опустился в кресло, положив руки на столешницу, где было тесно от копий финансовых документов, свидетельских показаний, фотографий и схем. Вместо направления армейских ударов красными и синими стрелами были расцвечены денежные потоки между хорошо известными Вильгельму II фамилиями.
– Продолжайте, полковник…
Николаи снова заговорил, и каждое слово кайзер ощущал, как камень, кинутый в его огород – про тотальную подводную войну, главной задачей которой являлось вовсе не принуждение Британии к капитуляции, а провокация американцев с целью заставить их вступить в войну. Если этого недостаточно, в марте янки опубликуют заготовленное письмо, якобы перехваченное, а на самом деле специально написанное германским статс-секретарём Артуром Циммерманом президенту Мексики с предложением напасть на Соединенные Штаты и с просьбой к Японии расторгнуть союз с Антантой. Из этой истории снова торчат уши Макса Варбурга.
– Довольно! – вскрикнул кайзер, не в силах слушать разведчика.
Вильгельм II был обескуражен. К возможному предательству кого-либо из подданных и к сотрудничеству оного с вражеской державой он был готов. Это неприятно, но возможно. На войне, как на войне. Но как быть, когда твой придворный работает не на другое государство, а на частную финансовую контору, и результат его предательства даже более разрушителен и непредсказуем, а наказание за такое преступление отсутствует в уголовном законе.
– Что мы сейчас можем сделать? – хрипло спросил кайзер, потонув в приступе кашля, – что можно исправить?
– Вот тут, – Николаи протянул Вильгельму II пакет, – план вывода из войны России, также находящейся под ударом банкирской шайки. Без аннексий и контрибуций.
– Какой ещё план без аннексий и контрибуций? – кайзер досадливо поморщился. – Наши войска стоят в трехстах километрах от Петербурга! Сколько бравых сынов Германии отдали свои жизни за это!
– Ваше Величество, – лицо Николаи осталось бесстрастным и решительным, – если этого не сделать, если не превратить восточный фронт в мирный тыл, к кровавой плате добавится наша капитуляция и ваша корона! Ни через месяц, ни через два экономика Британии не рухнет. Ознакомьтесь с докладом адмирала Джеллико Георгу V. До ноября остров будет держаться даже в полной блокаде. До ноября, Ваше Величество! А в апреле в войну вступит Америка. И какое утешение принесут нам завоевания на Востоке при физической невозможности сражаться на Западе?
Кайзер справился с душившим его приступом кашля и откинул голову на высокую спинку кресла.
– Хорошо… Я ознакомлюсь с вашим планом… Я напишу… Нет, я лучше позвоню Никки…
– Боюсь, Ваше Величество, что письмо или звонки Николаю II будут малопродуктивны… Договариваться придётся уже с другими людьми…
Вильгельм II забыл про свой кашель и, не мигая, воззрился на полковника, широко раскрыв удивленные глаза.
– Никки лишился короны? Вам известны подробности? Откуда?
– Это произойдёт со дня на день. Подробности известны в деталях. Я только что из Петербурга…
– Эти детали тоже есть в вашем плане?
– Это есть в моем специальном конфиденциальном докладе, предназначенном лично для вас, Ваше Величество…
Кайзер спрятал лицо в ладони, положив локти на столешницу поверх бумаг.
– Бедный, бедный Никки! Представляю, как он сейчас страдает…
Из личных дневников.
Запись, сделанная Николаем II 23-го февраля. Четверг.
“Проснулся в Смоленске в 9 1/2 утра. Было холодно, ясно и ветрено. Читал все свободное время французскую книгу о завоевании Галлии Юлием Цезарем. Приехал в Могилев в три часа пополудни. Был встречен генералом Алексеевым и штабом. Провел час времени с ним. Пусто показалось в доме без Алексея. Обедал со всеми иностранцами и нашими. Вечером писал и пил общий чай.”
Император Николай возвратился в ставку после двухмесячного отсутствия. Его радовало в Могилеве всё – отдаленность от министерских запросов, повседневные, почти ритуальные обязанности, устоявшийся быт и прогулки.
«Мой мозг отдыхает здесь, где нет ни министров, ни беспокойных вопросов, заставляющих думать,» – написал он в тот вечер жене.
Этим
