Повести, рассказы - Самуил Вульфович Гордон

каждый день. Это, видимо, и влекло ее к нему и заставило подплыть к буйку — к сверкающему шару с трепещущим красным флажком — и, держась за него, подняться над водой, чтоб незнакомец ее увидел и вернулся сюда, где он ее оставил.

Когда он, спустя несколько минут, подплыл и, схватившись за шар, случайно прикоснулся к Лине, она отвернулась, чтобы он не видел, как она боится, что этот незнакомец заполнит пустоту, оставленную в ней Генрихом. Как бы Генрих ни был сейчас нежен и предан ей, он уже, видимо, никогда не заполнит в ней эту страшную пустоту. Не от него и не от нее это сейчас зависит.

Подпрыгивающий шар выскользнул из его рук. Ухватившись за него, незнакомец снова будто случайно прикоснулся к Лине. Лина резко оттолкнулась от буя и быстро поплыла к берегу.

— Меняется погода, — сказал он, догнав ее почти у самого берега. — В море полно медуз. Это первый признак шторма. Но вас, как я понимаю, три-четыре балла, конечно, не остановят.

— Даже пять, — ответила Лина. — Люблю купаться в шторм и забираться в лес во время грозы.

— Вы, простите, не дальнозоркая?

Лина широко открыла глаза:

— Почему вы так решили?

— Романтики часто страдают от этой болезни. Человек, который постоянно смотрит вдаль, вблизи плохо видит. А вы, я сразу заметил, натура романтическая.

— Знаете, — сказала она, выйдя на берег и растянувшись на раскаленном песке, — мне все время кажется, что я вас где-то встречала.

Он не удивился, точно ожидал от нее это услышать.

— Весьма возможно. Очень может быть.

— Но не могу вспомнить где.

— Ну что ж, давайте вспоминать вместе. Но для этого, вероятно, необходимо, чтобы вы знали мое имя. Меня зовут Рафаил Евсеевич Мандель.

— Лина Самсоновна Каждан.

Но когда ни он, ни она ничем не смогли помочь друг другу, чтобы вспомнить, где они встречались и встречались ли, Лина спросила:

— Чем же кончились ваши поиски новой комнаты? Нашли?

— За деньги, Лина Самсоновна, все можно найти.

— Все?

Рафаил Евсеевич помолчал и уверенно повторил:

— Да, за деньги вы получите все, что пожелаете. Надо только знать, кому или через кого дать эти деньги. Не смотрите так на меня. За деньги я достану вам манну небесную. Не подумайте, что я занимаюсь этим. Упаси бог. Такими делами никогда не занимался. Я просто знаю жизнь, а жизнь надо знать.

— Поделитесь своими знаниями, если это, конечно, не секрет.

— Для вас разве секрет, что на жизнь надо смотреть проще? Ничто не должно удивлять. Ничего не надо принимать близко к сердцу.

Лина чуть прищурила глаза, но тут же широко их раскрыла. Ей было важно знать: не связано ли то, что Рафаил сейчас сказал, с тем, что возле буйка он вдруг ее обнял, считает ли Рафаил, что она действительно поверила, что у него это вышло совершенно случайно, из-за налетевшей волны. Ее чуть прищуренный взгляд мог также обозначать: он не тот, за кого себя выдает, и она не понимает, зачем ему нужно выдавать себя за другого. Он продолжал выдавать себя за другого даже своим рассказом о том, как ему удалось снять комнату в самом лучшем месте, в парке, рядом с городским пляжем.

— На этот пляж, — сказал он, — мне теперь далеко ходить. Но ничего не поделаешь — меня тянет сюда!

13

Неподалеку от них собралась шумная компания, все они громко разговаривали и еще громче смеялись.

Полного человека в мешковатых купальных трусах, на которого обратил ее внимание Рафаил Евсеевич, Лина и раньше здесь видела. Вокруг него всегда собиралось много народу. Он показывал фокусы. Светлоглазого фокусника с добродушной улыбкой постоянно сопровождали низкорослый рыжий мужчина и девушка с желтой, как рожь, головкой. Хотя фокусник говорил с ними по-немецки, но чувствовалось, что это не родной его язык. Лину не так удивляли сами фокусы, как то, что постоянные зрители фокусника — мужчина и девушка, видевшие все это уже много раз и, вероятно, знавшие, как они делаются, по-прежнему восхищались ими с детской живостью и непосредственностью.

— Нет Достоевского.

Лина удивленно посмотрела на Рафаила.

— Нет Достоевского, — повторил он еще громче, словно обращался не только к ней. — А без Достоевского невозможно постигнуть того, что сейчас видим перед собой. Я не совсем уверен, смог ли бы сам Достоевский все это постичь. У этого фокусника фашисты уничтожили всех родных и близких, сожгли их живыми, сам он, раненный, попал к ним в плен, был в лагере смерти и чудом уцелел. И после всего пережитого этот человек приглашает к себе в гости из Германии немца и немку, отца и дочь, везет их с собой на курорт и проводит с ними свой отпуск.

— Наверно, они этого заслуживают.

— Ну, а если этот немец помог ему, когда он сбежал из лагеря, так что из этого? Надо уже все позабыть? Мы на днях чуть не поссорились. Знаете, что он сказал мне? Он ничего не имел бы против того, чтобы его сын женился на этой вот немке. Теперь я думаю, возможно, и я на его месте был бы таким же. Жизнь, видимо, не любит, когда к ней слишком присматриваются, слишком в нее вдумываются. Многие за это дорого поплатились. На жизнь надо смотреть проще. В этом и заключается тайна жизни. Главный враг человека — память. Лучшее лекарство — забвение. Счастливы те, которые могут притупить в себе память.

— Вы тоже принадлежите к таким счастливцам?

— К сожалению, еще нет. Но стараюсь.

— К сожалению? — Лина не отвела от него взгляд. — А мне часто кажется, мы страдаем именно потому, что слишком спешим забыть, не хотим порой помнить того, что необходимо запомнить.

— Для этого сейчас существуют электронные машины. Человек изобрел электронную машину, чтобы было кому передать свою память. Вы инженер, и не мне объяснять вам это. Фокусник тоже инженер. Я могу вас с ним познакомить. Только у него очень ревнивая жена, такая же, как ваш муж.

— С чего вы взяли, что у меня ревнивый