Королевство Тени и Света (ЛП) - Монинг Карен Мари

Они есть даже в моём книжном магазине, на зеркале, на кассовом аппарате, в лифте. Ещё больше в конференц-зале в Честере, даже в спальне моего отца на столбиках его кровати. Я одновременно восхищаюсь и презираю сообразительность Крууса.

Я вытаскиваю свой телефон и строчу гневное сообщение Бэрронсу, пересказывая всё, что я узнала, а также прикладываю фото паутины и призываю его давить каждого паука, который встретится ему на пути, и рушить их шёлковые ловушки.

Затем я засовываю телефон обратно в карман, с досадой осознавая, что единственный способ избавиться от них — это бродить по Дублину, выслеживая пауков и пронзая их моим копьём.

Как я вообще могу сделать какие-то свои дела, если мне придётся гоняться за пауками-Невидимыми? Сколько их создал Круус? Они прибыли недавно? Они охотятся на людей, или это ещё впереди?

Я хмурюсь. Может ли вообще моё копьё убить их?

Коварный принц Войны создал новых Невидимых, которых даже ши-видящие не могут распознать. Кто сказал, что Дары на них сработают?

Подавив нарастающую панику и раздражение, гадая, как мой мир настолько вышел из-под контроля, я аккуратно приближаюсь, бдительно высматривая паука. Мне надо найти огромного фейри-арахнида и убить его. Быстро. Я не могу допустить, чтобы гигантский, несомненно смертоносный и ядовитый паук бродил по нашим улицам. Судя по масштабам паутины, он должен быть размером с небольшую машину.

Когда меня от паутины отделяет три метра, внезапный ветерок бросает мне в лицо аппетитный запах, и я поражаюсь (и всерьёз раздражаюсь, потому что дети соберутся толпами вокруг этих чёртовых штук), что Круус умудрился пропитать паутину этой новой подслушивающей касты Невидимых идеальным опьяняющим ароматом хрустящих тортиков «муравейник» с городской ярмарки, когда они ещё горяченькие и только что присыпаны сахарной пудрой.

Запах — это воспоминание, и посещение ярмарки штата Джорджия с мамой и папой, когда мы с Алиной были детьми, держались за руки и бродили по атмосфере карнавала, пробуждает бесчисленные успокаивающие воспоминания в духе мы-семья-и-мы-любимы-всем-сердцем. Аромат вкусного десерта — это приглашение податься вперёд и вдохнуть глубже.

Так я и поступаю.

В конце концов, паука нигде не видно, и я осуществляю разведку, и я всё равно собираюсь сорвать паутину. Заставлю паука начинать сначала, когда он вернётся — хотя бы ради того, чтобы ему пришлось тратить время на плетение новой паутины.

Я никогда не усваиваю урок.

Предположения ставят меня в идиотское положение.

Но некоторые вещи так крепко отложились в голове, что мы рефлекторно полагаемся на них, сами того не осознавая, ибо то, что мы думаем, нормально, логично и правдиво. Так устроен мир.

В мире людей.

Паутина означает, что твой враг — паук, верно?

Но не тогда, когда ты имеешь дело с фейри.

Гигантская паутина обрушивается с неба с внезапностью грома и молниеносно окутывает меня, полностью окружает стальным неизбежным коконом ещё до того, как я осознаю происходящее.

Здесь нет шелковистых нитей, они болезненно обжигают, прикасаясь к коже и сплетаясь так же плотно, как кручёная рыболовная леска, рассчитанная на 250 кг. Паутина облепляет меня крепче и крепче, прижимая руки к бокам и не давая мне дотянуться до своего копья, хотя я даже не уверена, что сумею это убить.

Я мгновенно просеиваюсь в Честер.

Точнее, пытаюсь.

Какой-то элемент нового творения Крууса блокирует даже эту силу, не даёт мне просеяться и продолжает сжиматься, стискивать мои рёбра, вынуждает весь кислород со свистом вырваться из лёгких.

Сильнее, сильнее, сокрушая меня.

В то последнее мгновение перед тем, как я отключаюсь от нехватки кислорода, на меня накатывает ужасающее осознание, что Круус не создавал новую касту пауков-Невидимых, чтобы шпионить за нами.

Сыграв на наших слишком-человеческих предположениях, начинив свою ловушку любимым людьми запахом, этот пронырливый мудак создал новую касту паутины.

Глава 40

Выхода нет[51]

Иксай

Иксай сделала шаг назад, окидывая свою работу удовлетворённым взглядом.

Здесь, в королевстве Лета, она тоже приглушила звуки, но лишь за стенами замка. Шум сражения действовал ей на нервы, напоминая о растерзанном, сломленном Зимнем Дворе, который она подвела, но что более важно, он мешал её способности основательно насладиться опьяняющими криками Северины, от которых кровь стыла в жилах.

Когда-то скудоумная изменническая принцесса Лета была могущественнее неё, но это начало меняться с тех пор, как была пропета Песнь, восстанавливавшая более древнюю магию Иксай, обращавшая вспять урон, который был нанесён пятьюстами адскими годами пыток в одиночестве холодной тёмной горы. Пыток, которые она не заслужила, и Северина с Азаром это знали.

В день, когда королева наконец-то освободила её, Иксай уже не осознавала, что такой момент может наступить, и она в смятении спотыкалась, ослеплённая натиском света, в котором ей давно отказывали. Она побрела обратно ко двору, безумно бормоча, пуская слюни, сделавшись наполовину нематериальной, и её магия необратимо иссохла. Она слишком долго царапала внутренности горы, каждой унцией своих сил искала способ сбежать, выскабливала глубокие, бесполезные расселины в миллионах тонн сплошного камня, поначалу даже вызывая лёгкие землетрясения.

Но это продлилось недолго. Изоляция иссушила её силу так же быстро, как утренняя роса испаряется под солнцем пустыни.

Иксай так и не вернула силу. Полное восстановление от такого наказания невозможно. Вот почему королева так поступала. Она ослабляла тех, кто восставал против неё, но всё же оставляла их в Фейри в качестве вечного напоминания другим придворным.

Но как только древняя мелодия начала восстанавливать их, стирать изменения вплоть до самого начала, она также отменила потерю силы, перенесённую Иксай, и поскольку она была на сто семьдесят три тысячи лет старше Северины, теперь её магия стала сильнее — этот факт она скрывала даже от Азара. Который, к сожалению, был старше и неё, и Северины, и поэтому его присутствие было не очень выгодным.

Когда-то он выбрал Северину вместо неё, и Иксай никогда не простила их обоих. Хоть бессмертная, хоть обречённая умереть через пять-шесть веков, она проведёт остаток своей жизни, оттачивая постоянные муки Северины, доводя её до новых высот боли.

— Но не меня? — тихо спрашивает Азар позади неё.

Иксай резко разворачивается.

— Уходи прочь, дурак! Это не имеет никакого отношения к тебе. Ты видел, что она пыталась сделать со мной. Если бы я выпила её якобы «Эликсир Жизни», он выжег бы меня изнутри, навеки. Непрекращающаяся и неизбежная агония. Противоядия нет. И это не обратить вспять. Тот клочок травы в Роще будет пылать вечно, даже в её священном мире.

Она поворачивается к Северине с жестокой улыбкой.

— Я лишь возвращаю услугу, делая с ней то, что она пыталась сделать со мной, — принцесса Лета пригвождена к стене собственного безвкусно яркого бального зала с помощью бритвенно острых ледяных пик, вонзённых в её ступни, руки, живот и голову. Её некогда очаровательное лицо превратилось в месиво разорванной плоти и кости вокруг ледяного копья примерно 12 сантиметров в диаметре. Иксай старательно пронзила только её голову, чтобы рот продолжал кричать и кричать.

Затем она начала замораживать её по кусочку, по дюйму её обнажённой кровоточащей плоти, применяя самый безжалостный, самый глубокий, самый жгучий лёд, который она могла призвать. Поднимаясь вверх по её бёдрам, вонзая ледяные пики в её утробу, которой эта изменническая сука соблазнила Азара! Она могла вечно слушать музыку криков Северины. Подпевать божественной мелодии. Добавлять изобретательные лейтмотивы скулежа и мольбы к гортанным, разрывающим плоть крикам. Немного отступить, заставить Северину думать, будто боль может утихнуть.