Королевство Тени и Света (ЛП) - Монинг Карен Мари

***

— Нам нужна Лирика, — говорю я Кристиану, когда он просеивается в Честер в ответ на моё сообщение.

Мы с Бэрронсом уютно устроились на диванчике в переделанной версии Клуба Синатры, который теперь является Клубом Джимми Дуранте и предлагает единственную сдержанную атмосферу в мрачном чарующем месте, а также лучшие порции рыбы в гиннессе с картошкой фри, что я пробовала со времён своего приезда в Дублин.

В дальнем углу певичка завывает про то, что увидится с нами во всех давних знакомых местах, тогда как за баром сидят шестеро людей, которые опрокидывают в себя стопки и завороженно таращатся на нас. В момент, когда просеивается Кристиан, они едва не падают со стульев от восторга.

Когда мы с Бэрронсом пришли, они громко выражали своё неудовольствие из-за закрытия фейри-клуба Элириум.

Теперь четыре мужчины и две женщины жадно переводят взгляды с меня на Кристиана, затем на Бэрронса и обратно, и я знаю, что лишь вопрос времени, когда они наберутся смелости подойти.

— Это никогда не меняется, да? — бормочу я. — Они знают, что фейри охотятся на людей; и всё же они идут стадом как овцы на бойню.

— Они думают, что они влюблены в смерть. Им нравится стоять рядом с ней, флиртовать с нею, — говорит Кристиан тихим голосом. — Затем они осознают, что на самом деле смотрят ей в лицо, и внезапно Смерть становится пугающим существом, которым она была с самого начала. Но до того момента они чувствуют себя как никогда живыми. Их привлекает не смерть, а экстаз от перспективы обыграть её. Проблема в том, что как только ты привлекаешь внимание Смерти, он редко отворачивается. Пока не получит то, за чём пришёл.

Я бросаю на него взгляд. Его слова звучат без капли горечи и с лёгкими нотками сожаления. Он спокойно говорит:

— Я такой, какой я есть, Мак. Я примирился с тем, что я сделал. Теперь я это контролирую. Я не стану убивать вновь, если в этом нет необходимости — то есть, если это не явный враг, для которого нет другой приемлемой судьбы, — он кивком головы указывает на бар. — И я никогда не стану развлекать таких идиотов.

Я с лёгкой обидой осознаю, что я как королева оказываю на посетителей бара далеко не такой сильный эффект, как Кристиан. Они куда сильнее очарованы его возвышающейся тьмой и чернильными крыльями, чем моим бескрылым эфемерным хладнокровием фейри. Почему мне крыльев не дали? Я также осознаю, что они куда сильнее очарованы Бэрронсом. Что это у людей за помешанность такая на высоких, тёмных и доминантных мужчинах?

Я выгибаю бровь с сухой улыбкой. Я могу ответить на этот вопрос. Меня к ним тоже влечёт. Давным-давно я находила Кристиана убийственно привлекательным. Но на самом деле таков лишь Бэрронс.

— Куда ты хочешь принести Лирику? Уж явно не сюда. Эти идиоты в любой момент направятся к нам.

— Риодана нет в клубе, — говорит Бэрронс. — Мак закончит есть. Мы встретимся с тобой в его офисе.

Люди на стульях наконец-то набрались смелости после далеко не умной беседы и слишком большого количества выпивки. Накачавшись алкогольной храбростью, они соскальзывают со своих стульев и начинают вальяжно шагать в нашу сторону.

Закатив глаза и обратившись к своим знатно сократившимся запасам энергии, я просеиваю Бэрронса, себя и свою тарелку рыбы с картошкой фри в офис Риодана.

***

— Что ты можешь рассказать мне о ядах? — спрашиваю я без преамбул, когда Кристиан просеивается с Лирикой.

Её брови взлетают вверх.

— Ты хочешь кого-то отравить?

— Видимые отравили моего отца. Я ищу противоядие. Ты можешь носить какой-то другой облик помимо меня или Дэни? Странно смотреть на себя, когда я говорю с тобой.

Она хмурится.

— В данный момент я стараюсь не привлекать внимания моего отца. Принятие другого облика может привести к обратному. Тебе известно название яда?

— Иксай мне не скажет.

— Ох, Иксай, — восклицает Лирика, заметно расстроившись. — Она одна из неприятных, часто фигурирует во многих историях о Светлом Дворе. Озлобленная и жестокая женщина, которая тысячелетиями пыталась захватить контроль над королевством Зимы.

— Сейчас ей это удалось.

— Это ужасно! Она ненавидит людей и большинство фейри. Когда-то она была любовницей Азара из Осеннего Двора. Он выбрал более привлекательный вариант, сошёлся с одной из придворных Летнего Двора Фейри… как там её звали… — она умолкает, хмурясь. — Серафина?

— Северина, — мрачно поправляю я.

— Точно! Они вдвоём подставили Иксай, свалили на неё всю вину перед королевой, хотя я понятия не имею, что они сделали. Её приговорили к пятистам годам заключения в горе. Далеко недостаточно, чтобы убить её, но более чем достаточно, чтобы сделать её откровенно безумной. Когда королева наконец-то выпустила её, Иксай ещё примерно сто лет пробыла словно одурманенной, являясь лёгкой добычей для любого садистского фейри при дворе. В итоге она вернула рассудок, но осталась навсегда травмированной. Она так и не простила их всех. Говорят, у неё есть список врагов, которых она одного за другим запечатывает в чудовищные застывшие скульптуры в лабиринте по мере того, как набирается сил. Между ними троими шла откровенная война, пока королева не устала от этого и не заставила их выпить из Котла, чтобы воцарилось какое-то подобие перемирия.

Боже милостивый, неудивительно, что между ними столько враждебности. Древняя любовь, древняя вражда, всё это разом вспомнилось.

— Откуда тебе это известно? Я слышала, что фейри не очень-то любят всё записывать.

— У королевы всегда есть несколько писцов, кто-то из них люди, кто-то фейри. Они подробно записывают события, возможно, на случай, если какой-то предатель или изменник заставит их выпить из Котла, — она морщит нос. — И это глупо, потому что как только они утратят воспоминания, они забудут, что вообще делали такие записи. Я предпочитаю человеческие изложения, но если хочешь получить самую правдивую версию, приходится воспринимать эти истории с ноткой скепсиса, поскольку обе стороны не стесняются приукрашивать, предлагая однобокую точку зрения.

— Ладно, давай вернёмся к Иксай и яду.

— Она никогда не скажет тебе его название, — говорит Лирика. — Вековечные обиды и бесконечные наказания — это тема и мотив Иксай практически в каждой истории, написанной о ней.

Я меняю тему.

— Охотники. Что ты можешь рассказать мне о них?

— Что ты желаешь знать? И можно я скажу: я так благодарна, что ты решила позволить мне помочь, — радостно добавляет она. — Думаю, ты посчитаешь меня весьма полезным активом, и я просто в восторге от перспективы быть частью команды. Я сильно беспокоилась, что ты больше никогда меня не выпустишь. Круус, может, и мой отец, но… — она умолкает и отворачивается. Мгновение спустя она продолжает: — Ты была права. Он не питает ко мне любви. Он запер меня от мира и использовал, пока сам продолжал жить. Он построил себе новый двор. Он сделал себе новую дочь, — черты её лица ожесточаются. — Мудрый мужчина никогда бы не выпустил меня и не позволил мне узнать истинную природу реальности.

Мне только что убедительно наврали два фейри, и мне сложно поверить, что Лирика от них как-то отличается. Я бросаю взгляд на Кристиана.

— Правда, — он смотрит на Лирику. — Что ты чувствуешь к своему отцу?

Её руки сжимаются в кулаки.

— Я его презираю.

— Правда. Что бы ты хотела сделать с ним?

— Я бы хотела засунуть его в бутылку на миллион лет, — говорит она низким голосом. — Но я не стану этого делать, потому что я знаю, как это ужасно. Так что, наверное, я хочу видеть его в положении, где он больше никогда и никому не навредит, — она умолкает на секунду, затем говорит: — Боюсь, это возможно лишь в том случае, если он мёртв.

— Правда, — пылко утверждает Кристиан.

— Охотники, — я возвращаю Лирику обратно к теме разговора. — Охотники удерживают двоих моих людей в клетках среди вакуума космоса. Охотники могут выживать в космосе. Люди и фейри нет. Как нам к ним добраться?