Королевство Тени и Света (ЛП) - Монинг Карен Мари

Никогда.

Снова ударить по ней совершенно новыми способами.

— Когда-то ты писала мир совсем другими красками, — тихо говорит Азар. — Ты помнишь, как тебя называли в королевстве Зимы раньше, до того как я тебя предал, когда мы были молоды?

Как она могла забыть? Это тоже часть проблемы. Воспоминания. В сочетании с эмоциями. Неразрывно связанные со смертностью. Она знала, кем была когда-то, до того, как её изувечили те двое, которых она любила сильнее всего. Азар, её любовник, и Лето, её дражайшая подруга. Они с золотой принцессой были очарованы отличиями друг друга, их влекло к противоположностям.

Gh’luk-sya drea. Крошечный снежный бутон, возлюбленный цветок зимы.

Они называли её так, потому что она ходила по королевству, созидала его красоту своей растущей силой, покрывала ковром изящных бутонов, превращала небо из холодных грифельно-серых оттенков в поразительно голубые, когда солнце отражалось от слепящих сугробов снега. Она бродила по лесам, напевая себе под нос, морозя ветки деликатным кружевным инеем, покрывая тяжёлые сосновые стволы бриллиантовыми хрусталиками сосулек.

— Ты убил зимний цветок, Азар. Вы с Севериной сделали это вместе, — горько говорит она.

— Я знаю, — печально отвечает он. — И нет этому ни оправдания, ни прощения. Но Икс, обдумала ли ты, что может готовить нам будущее?

— Каждый возможный вариант воплощения. И во всех них я вечно пытаю эту суку.

— Королева никогда не даст нам Эликсир. Она не собирается использовать его на своём отце. Она позволит ему умереть, но не допустит, чтобы он стал таким, как мы, — он умолкает на мгновение, затем говорит: — Не могу сказать, что виню её. С ходом времени моя страсть к тебе угасла. Власть была единственным, что пробуждало во мне чувства. Я попробовал всё. Я больше не чувствовал ничего, если не считать самых сильных ощущений. Остались лишь игры. Нами двигала неуёмная, неутолимая жажда чего-то, хоть чего-нибудь. Но теперь я вспоминаю, какими мы были когда-то, и что я чувствовал к тебе.

Когда он погружается в очередное долгое молчание, ей хочется зажать руками уши, закричать, чтобы он перестал говорить. Она не хочет слышать больше ни слова.

И всё же ей кажется, будто она половину вечности ждала, когда услышит такие слова.

Он говорит:

— Я больше не хочу это терять.

Она разворачивается к нему, испытывая неверие и ужас:

— Ты добровольно останешься таким, какие мы сейчас?

— Нет. Если это возможно, я бы снова стал бессмертным. Но не таким пустым, какими мы были. Я никогда не любил её, Икс. К тому времени я не был на это способен. Она была всего лишь камнем на пути, на который мне хотелось бы никогда не ступать. И теперь я больше никогда на него не ступлю.

— Ты просишь меня простить тебя? — изумлённо спрашивает она.

— Я просто говорю, что если королева не даст нам Эликсир (а она этого не сделает), то нас осталось всего трое. Ты, я и Северина. Все наши подданные обезумели. На следующие пять-шесть веков друг у друга есть лишь мы. И вот как ты хочешь провести остаток своего времени?

Её глаза прищуриваются, и она впивается заострёнными ногтями в ладони, резко вдыхая. Во имя Д'Ану… он прав! Какая же жестокая судьба под конец оставила её одну с теми, кого она презирает сильнее всего?

Но да, да, и ещё тысячу раз да, провести это время вот так, пытая Северину до самого конца, станет её шедевром.

Азар говорит:

— Это весьма похоже на ту работу смертного драматурга, как там его звали?

— Понятия не имею, — рычит Икс. — Смертные драмы всегда нравились тебе больше, чем мне, — она предпочитала драматургию фейри, в трагедиях которой она вершила одну месть за другой.

— Жан-Поль Сартр. «За закрытыми дверями». Три человека навеки заперты в одной комнате, и это причиняет более чем достаточно муки, чтобы служить их вечной карой. Ад — это другие люди. Это мы, Икс. Это всё, что у нас теперь есть. Мы трое. Но всё могло быть иначе.

— Нет, до тех пор, пока эта сука живёт и дышит! — она бросает взгляд обратно на Северину.

— Позволь мне провести следующие пять сотен лет, компенсируя тебе те годы, что ты потеряла в горе.

— Ты слаб и жалок, и я тебя презираю!

Внезапно он оказывается позади неё, крепко смыкает руки вокруг её талии. Затем они в другом месте.

Он просеял её в Зимнее Королевство.

— Убери от меня свои руки! — она резко разворачивается к нему и ревёт с такой яростью, что на небе взрывается гром, грохочущий и раскатистый, как кости в цепях, и начинает валить густой, морозный снегопад.

Азар проводит рукой по её волосам.

— Когда-то я говорил, что снег — это вуаль бриллиантов, сотворённая Природой, чтобы украшать тебя, ибо ничто, созданное фейри или людьми, не может даже надеяться на то, чтобы соперничать с красотой твоих волос.

— Я же сказала, не трогай меня!

Он не слушает, лишь опускает ладони обратно на её талию и разворачивает её в противоположную сторону, лицом к двору за открытыми вратами.

Она ахает. Её двор был восстановлен. Каждый подданный вновь цел и невредим, замер в разгаре сражения.

Они уже не страдают. Просто застыли в момент перед нанесением или получением удара, уже не терпя боли.

И если Азар прав, то они умрут именно такими, через пять или шесть сотен лет.

— Это сделал ты? — выдыхает она. Он теперь такой могущественный? Само собой, нет!

— Это сделала королева.

Она открывает рот, закрывает, и наконец изумлённо требует:

— Но с чего бы ей делать такое? Это не имеет смысла! Что за игру она ведёт? Объясни это мне! — муки её двора, очаровательных зимних подданных в её подчинении, пожирали её изнутри. Она бесчисленные тысячелетия воевала за право носить Зимнюю Корону, заботиться и защищать её подданных.

И она их подвела.

— Я не понимаю, — протестует она. — Я не выполнила свою часть сделки. Я ей ничего не дала. Я стремилась разрушить её душу. Я приговорила её отца к медленной и адской смерти.

Азар отвечает:

— Она не хотела допускать, чтобы твои подданные страдали за твои действия. Мудрое решение. Эмоции, Икс. То, от чего мы отказались. Они необходимы.

— Никогда. Я найду способ обратить вспять содеянное и сделать нас такими, какими мы были когда-то. Даже если мне придётся сделать это в одиночку.

— Тогда можешь рассчитывать и на меня. Но я не буду вновь пить его, даже если ты его найдёшь.

Ошеломлённая Иксай поворачивается и смотрит на него, изучает его взгляд, пытается решить, может ли он говорить правду, или же это очередной жестокий замысел в очередной бесконечной игре фейри. В игре, в которую она будет играть вечно, если ей будет дозволено.

— Я негодую из-за потери моего бессмертия, — говорит он ей. — Но теперь я знаю цену, которую заплатил за его приобретение. Мы теряли эмоции такими малыми крупицами, что почти не ощущали утраты. Мы потихоньку костенели, становились более пустыми и лишались возможности быть наполненными. Сколько бы мне ни осталось, я хочу от жизни две вещи. Вновь ощущать все эмоции, а не только поверхностные впечатления, которых мы умудряемся добиться через всё более изощрённые махинации. Искренние эмоции, и неважно, какими бы мучительными и невыносимыми они ни были.

— А вторая вещь, которой ты хочешь? — она понятия не имеет, почему спросила. Она ненавидит его и всегда будет ненавидеть.

Он смахивает прядь волос с её лица и тихо говорит:

— Однажды вновь увидеть, как Gh’luk-sya drea покрывает своё королевство ковром цветов и украшает молодые веточки хрустальным льдом, тихонько напевая, пока бродит между стволов. Тогда я буду знать, Иксай, что хоть ты никогда не простишь меня, но урон, который я нанёс зимнему цветку, был залечен.

Глава 41

Ничто в мире не сравнится с возвращением домой[52]

Лирика