Перекресток трех дорог - Мария Вилонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Переливалось в руках вестника золотом по чёрному древку легендарное копьё, слетел с небес да сидел, поглядывая с затаённой насмешкой, на плече Ульда алый сокол, и многим в Олкуде оказалось того достаточно, чтобы поверить и отыскать в себе силы бороться с порождениями тьмы. Когда спустя часы песни завершились, горожане нехотя разошлись, перешёптывались, что надеются ещё разок услыхать дивную музыку да баллады вестника. А друзья, гордо и с почётом удаляясь в сторону замка Харада, мечтали немедля отправиться прямиком в погреба Дунки и уболтать драугра выдать им бочку самого крепкого вина, дабы наконец отдохнуть.
– Чудесное выступление, – похвалил Ферра и Эйдре Огаф, когда они остались кругом близких друзей за столом и не находилось уже там места церемониям. – Такие песни и впрямь не совестно подхватить сказителям Ирда.
– Уверен, у Тиля выходило не хуже, – улыбнулся жрец и добавил без серьёзной надежды, но с тревогой: – Не было ли от брата вестей?
– Скрыться от недобрых глаз они с Норой сумеют, – заверила Мельха. – А напасть на них в гостях у Тави, при дворе князя, – мысль дурная. Там враг лишь выдаст себя да не добьётся успеха.
– Нам было бы спокойнее, коль на них вовсе не собрались бы нападать, – вздохнула Эйдре.
– Теперь без оглядки не жить никому, – сказал Харад, пожал плечами, невесело усмехнулся. – Такие уж времена выпали. Так лучше бороться своими силами, а не сидеть, запрятавшись в нору трусливой мышью.
Они поделились друг с другом последними вестями. Властитель Олкуда рассказал о курганах и сражениях с драуграми, а путники о своих странствиях.
– Слышал-слышал, – смеясь, пробасил Харад, когда разговор зашёл об обвинениях в Фелбе. – И ко мне приходили, требовали немедля пленить вас, едва примечу, да тотчас отправить в столицу.
– Не будет ли у тебя после ссоры с князем, коль нарушаешь его повеление? – нахмурился Ульд.
– Когда дело касается моих воинов, Йорги, – отрезал тан с насмешкой, – князь не волен распоряжаться их судьбами. Хотят обвинять – пускай покажут мне доказательства достойнее дохлой крысы, не то я сам перестреляю стаю чаек в округе и пришлю им с объяснением, что собрал для Фелбера всю вражью знать разом.
– К тому же, – с нежной издёвкой добавила Мельха, – в Олкуде не найдётся столь странного сэйда, чтобы утверждать, будто признал в проклятом, кем тот был раньше. Мой тан при гонце спросил совета и услышал, что сделать того невозможно даже Эталлу.
– Но в иных городах Фелбера тех, кто возжелает выслужиться перед князем, отыщется вдоволь, – заключил Ферр.
– Кто бы вас туда одних отпустил, – отмахнулся Харад. – Отправитесь от моего имени, героями, в карете да с сопровождением, как положено. А любые вопросы пусть направляют мне, коль желают иметь дела с моим человеком, да, Йорги?
– Будет по слову твоему, мой тан, – с нескрываемым весельем отозвался Ульд. – Лишь бы после то не вылилось бедой для тебя да города.
– До Бъёла три луны, – успокоил Огаф. – Головы им изморочим переговорами вдоволь, а после битвы уже от обвинений не останется следа. Мерг у порога Фелба – доказательство похлеще дохлого крысёныша в подворотне. Да князь того, что мнимые преступники и Олкуд вступили с врагом в сражение за земли Фелбера, отрицать не станет в жизни.
– Но ежели от остальных танов моя поддержка вас убережёт точно, – сказал Харад хмуро, – то на порог к князю лучше всё же не соваться без лишней нужды. В Фелбе разбираться не станут, упрячут в темницу разом, а я-то вытащу, но лишь Йорги и незнамо когда.
– Что в столицу нам хода теперь нет, мы уже смирились, – с печальной усмешкой кивнул Ферр. – Буду остальным петь. В любом случае, сейчас важна не толпа воинов, а народная молва да жрецы, что подхватят песни. Сначала предупредим, расскажем, а когда отгремит первая битва, станем уже собирать смельчаков.
В замке Олкуда оказалось спокойно да хорошо, но времени на безделье больше не осталось и капли. Коль в Бъёл разыграется судьба в пользу людей, герои должны исчезнуть ото всех на три долгие весны, и песни Тагни той порой следовало растащить по свету жрецам Ирд, а для того они должны услышать слова вестника. Три дня Ферр вечерами пел в городе, а дальше закружила друзей кутерьма дорог. Под защитой Харада, с его людьми да в дорогой карете они колесили по замкам, городам и поселениям Фелбера, рассказывали о грядущем, предупреждали о наваждении, которое всё чаще появлялось теперь в срединном мире, а чем ближе оказывался летний праздник, тем гуще и вездесущей становилось.
Путешествовали нынче господами знатными, а смотрелись не в пример лучше тех оборванцев, что вылезли к свету из кургана после двух недель беготни по лесам: Мельха расстаралась устроить так, чтобы героев в них разглядел любой человек Ирда. Но столь же тёплой встречи, как у тана Харада, им более нигде не досталось. Простой люд пугали песни вестника, тяжёлые времена, легендарное оружие в руках незнакомцев, а их владыки смотрели обиженными волчатами, ибо преступники, за коих можно заслужить милости князя, стояли совсем рядом, но добраться до них не удавалось. И всё же медленно, но верно слова Ферра подхватывали другие жрецы, разносили сплетнями горожане да сельчане, опасливые взгляды сменялись при его выступлениях на задумчивые или вовсе дружелюбные, а мелодии ветров помогали забыть тревоги и обрести уверенность.
Коль позволяла возможность, друзья сразу же возвращались в Олкуд. Тут их всегда ждали, народ слушал песни Тагни с особым удовольствием, а Ульда вовсе прозвали за глаза своим Йорги: не захотели позабыть, что сын бога отказался покинуть тана да обещал служить ему и впредь. Ферр с печальной улыбкой вспоминал прошлую тоску от безделья в замке, думал, что теперь бы точно сыскал в этих стенах приятную компанию и множество занятий, да только нынче покоя ему позволено уже не было. Дни утекали сквозь пальцы, сменяли друг друга луны, в каждом вечере коих звучали истории вестника, а к первому месяцу лета туманов наваждения в Ирд выбралось столько, что уже ни Балларг с Радга, ни сами друзья не сомневались: на сей раз битва неминуема и грянет на Бъёл точно.
С окончанием весны начались у Ферра странные сны. Стоило закрыть глаза, как он видел древний лес, залитый лучами солнца. Касался листвы тёплый ветерок, нёс откуда-то пленительную песню. Жрец брёл по тропинкам, выглядывал певунью, и по утрам вдруг стало тяжко вставать, людская суета да дела принялись злить, а он жаждал лишь вернуться к чудесной мелодии вновь,
