Государь (СИ) - Алексей Иванович Кулаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Золото настоящее. М-да, я много слышал о подобном, читал же еще более того: но не думал, что когда-нибудь…
Осторожно выбирая выражения, чтобы (упаси Господь от такого!!!) не обидеть или даже вовсе оскорбить известного своей образованностью Великого князя, казначей задал вопрос, уже давно мучавший всех радных панов:
— Государь, не окажешь ли нам милость, поделившись толикой своих знаний: как такое вообще возможно? И не колдовство ли это?
Малый совет дружно перекрестился, а князь Андрей Вишневецкий и вовсе не поленился троекратно наложить на себя размашистое крестное знамение. Попутно как бы невзначай пихнув локтем нелюбимого кузена Михайлу из младшей линии Корибутов, посмевшего донести Великому князю на небольшую негоцию старших родичей с лопатами и прочим стальным инструментом из великокняжеской казны.
— Нет, Остафий: смотря на множество слухов и приписываемые ей чудеса, алхимия есть самая обычная наука. Производство пороха, это ведь тоже отчасти алхимический процесс, и два века назад тех, кто его выделывал, относили именно к алхимикам: сейчас же это обычные ремесленники. Лекарства, краски, некоторые благовония, кожевенное дело, пропитки и лаки для дерева, многое иное — все это алхимия. Необразованной черни проще думать о неких тайных искусствах и верить в сношения с Врагом рода человеческого… Хотя на самом деле, основные инструменты работы любого алхимика — это его разум, ступка с пестиком, и точные аптекарские весы.
Пан-Рада слушала, затаив дыхание.
— Что же до самой возможности… Насколько мне известно, трансмутация разных металлов бывает двух видов: так называемый «горячий синтез», при котором металл получают в особенной печи громадных размеров, где он попутно приобретает свойство страшного яда. Будь этот слиток именно таким, то вас бы уже похоронили в свинцовых гробах…
Слушатели незаметно ежились и торопливо крестились, начиная понимать, чем они рисковали. Впрочем, тут же и успокаивались, вспоминая, что никакой особенной печи в Несвижском замке Радзивиллов не было. Так, небольшая времянка, которую слепили из уже пользованных кирпичей на один раз — да и ту разломали сразу же, как только в ней отпала нужда.
— Второй способ называется «холодный синтез»: многие достойные и сведущие ученые-физики не раз упоминали, что подобное возможно, и что полученное таким образом золото ничем не отличается от самородного.
Пока ясновельможное панство переваривало новую порцию великокняжеских откровений (одни неведомые «физики» чего только стоили) — царственный слепец едва слышно брякнул желтым прямоугольником-бруском о столешню, двинув его затем к казначею:
— Монеты были твои, тебе и владеть их… Хм, приплодом.
Проводив исчезающий со стола слиток внимательным взглядом, великий канцлер Николай Радзивилл блеснул знаниями:
— В моей либерее есть книга о некоем французском мастере алхимии, про которого писано, что тот раздобыл где-то древний папирус на арамейском языке. Постепено разгадал его тайны и смог сотворить некий магистерий — с помощью которого свободно превращал любые металлы в золото, и даже эликсир вечной жизни!..
Весьма начитанный правитель Литвы тут же согласно кивнул:
— Ну как же, знаменитый среди алхимиков мэтр Николя Фламель! Коего еще при жизни осмеяли, назвав мошенником и плутом…
Почтительным тоном прервав своего будущего зятя, канцлер аргументированно возразил:
— Это не помешало ему дожить до восьмидесяти восьми лет, государь!.. Да и после смерти Фламеля несколько раз видели в Париже и Праге — тому есть верные свидетельства.
На что Димитрий Иоаннович небрежно отмахнулся:
— Слухам о том, что мэтр просто заплатил священникам за свои мнимые похороны, а сам скрылся с женой от желающих использовать его таланты, уже третий век пошел…
— Тогда почему эти слухи до сих пор не утихли, государь? Его не раз видели у осман, а лет десять назад Фламель навестил одного алхимика в Праге, и при нем превратил обычный камень в золото…
Сделав паузу, Радзивилл выделил интонацией следующие свои слова:
— При помощи какого-то черного порошка.
Его намеки не пропали втуне, ибо Малый совет тут же вспомнил цвет той дряни, которой саксонец посыпал монеты — аккурат перед тем, как залить их в сосуде едкой щелочью. А ведь и у него она была темно-бурой! Неужели?!?
— Николай, если ты читал книгу, то должен помнить, что магистериум служит лишь своему создателю… Впрочем, мы поговорим об этом в другой раз. Где там этот искусник?
Не успели радные паны обменяться мыслями об услышанном, как в великокняжеский Кабинет ввели мэтра Брейкеле, торопливо отвесившего почтительный поклон сначала носителю рубинового венца, а затем и взирающей на него литовской знати. Сняв и положив свой наперсный крест на предупредительно расстеленный князем Острожским шелковый плат, молодой правитель благожелательно распорядился:
— Подойди и приложи руку.
Дождавшись исполнения приказа, он разрешающе кивнул канцлеру, тот же сразу поставил вопрос ребром:
— Если ты умеешь варить золото, то почему не остался в Праге? Или вовсе не перебрался в Вену, поближе к императору Максимиллиану⁈
Поклонившись важному вельможе, Йоган почтительно, но вместе с тем твердо пояснил:
— Ваше светлость и сама знает, что в этом случае я бы до конца жизни сидел в каком-нибудь подземелье, в окружении реторт и котлов — и делал одно и то же. Вместе с тем, я не раз слышал, что Его Величество покровительствует наукам, потому решил… Что здесь меня оценят по достоинству, и… Не станут сажать в золотую клетку.
Каждую фразу саксонец сопровождал поклоном, разделив их между слепым монархом и одним из могущественных герцогов Литвы. Он бы витийствовал и далее, но внезапно отдернул руку и опасливо поглядел на крест — услышав затем обманчиво-сочувствующий голос одного из знатных вельмож.
— Ты, верно, о чем-то умолчал?
Побледнев, мэтр Брейкеле перекрестился на католический манер, и, словно бросаясь со скалы, признался:
— Ваше величество, я не… Солгал ни единым словом! Просто мое Великое приращение доступно для любого хорошего алхимика, и… Узнай об этом венский двор, моя участь была бы… Печальной. В то время как о Вашем величестве все говорят как о просвещенном короле, слово которого крепче диаманта; у вас алхимиков не подозревают в колдовстве и чернокнижии, и я надеялся… Мне хотелось обрести новый дом, в котором я бы мог спокойно заниматься чистой наукой!
Забота о своей шкуре сделала резоны саксонца простыми и понятными: Малый совет прекрасно понимал его нежелание умирать от ножа под ребро или удавки — а то и вовсе взойти на костер аутодафе. После небольшого молчания, уже не в первый раз поименованный не своим титулом Великий князь Литвы все
