Государь (СИ) - Алексей Иванович Кулаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Валериан, я уже говорил тебе, что судьба архиепископа Рижского мне неизвестна!
Подстроившись под размеренные шаги Дмитрия, главный представитель интересов Римской курии в Литве отточенным жестом перекрестился и печально потупился:
— Я уже получил дурные вести о Его Высокопреосвященстве: его корабль был перехвачен и потоплен подлыми еретиками-пиратами. Пусть Господь примет его душу в свои объятия…
Правитель, еще в начале весны пославший верного человека с золотом к протестантам вольного города Данцинга как раз для организации именно такого результата, равнодушно «посочувствовал»:
— Печальный исход. Надо было сдаться на милость победителей: русские свой полон не убивают.
— Димитрий Иоаннович… Раз уж ты упомянул о пленных, то не могу не вспомнить о моих собратьях по вере, которые ныне пребывают в страданиях, холоде и голоде, принуждаемые работать в каменоломнях — и попросить о милости к ним.
Резко остановившись, Великий князь Литовский, Русский и Жамойтский оперся на свой посох и чуточку сварливо уточнил:
— Уж не о ливонских ли пасторах и прочих церковных служках ты печалуешься мне, Валериан? Тех самых, что были уличены множеством свидетелей в призывах к бунту противу моей власти?
Приняв совсем уж скорбный и печальный вид (хоть глаза властителя и скрывала повязка, но лишним это точно не было), епископ кротко напомнил:
— Даже апостол Петр трижды отрекался от Спасителя ради спасения своей жизни он нечестивых язычников. Милосердие есть удел истинно сильных государей…
— Н-да?
Видя, что носитель рубинового венца задумался и вроде бы заколебался, Валериан Протасевич мягко развил первый успех:
— Тоже заповедовал и апостол Павел в послании своем к Римлянам. Ты же помнишь стих девятнадцатый? «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию; Ибо писано: Мне отмщение, и Я воздам — говорил Господь!».
Задумчиво хмыкнув, Великий князь продолжил свой путь, но уже гораздо медленнее, не заставляя главного католика своей страны несолидно торопиться.
— Значит, предлагаешь отпустить их без наказания, положившись на волю Вседержителя… Молви-ка мне, Валериан: а что бы сделал на моем месте какой-нибудь король-католик? Не будем вспоминать христианнейшего Филиппа Испанского и то, как он усмиряет бунтующих протестантов в Нидерландах, возьмем кого-нибудь поближе: хоть бы и французского Карла, девятого этого имени. Так как, помиловал бы наш брат Каролус уличенных в воровстве против его трона и веры?
— Э-э… Веры, государь?
— Ну как же? Разве не сам Спаситель заповедал мирянам отдавать кесарю-кесарево, а Богу-Божие?.. А еще что-то говорил о том, что любая власть суть от Бога проистекает, и потому надобно законным государям преданно служить и повиноваться.
Помявшись, каноник виленский все же заявил, что и Карл Валуа не чужд милосердия, и непременно бы помиловал бунтовщиков. Ну, хотя бы на первый раз — к примеру, взяв с них клятву не участвовать более ни в какой измене. И конечно, это хорошо бы сказалось на отношениях с Католической церковью и некоторыми щедрыми прихожанами оной… Очень кстати в переходе дворца появились и потерявшие любимого повелителя князья Острожский и Олелькович-Слуцкий в компании великого гетмана литовского Ходкевича — которых он еще вчерашним днем пригласил на нынешнюю обеденную трапезу.
— Что же, Валериан, я, как и ты, верю в промысел Божиий, и потому вот тебе мое слово: сейчас у нас первая декада августа? Если правитель франков мирно почтит память святого Варфоломея, то я помилую всех запятнавших себя предательством и изменой — пасторов, служек и насельцев Риги. Без какого-либо выкупа, о котором ты мне намекнул: и более того, я перестану доискиваться, какие монастыри и костелы Литвы помогали бунтовщикам деньгами, оружием и иным прочим — хотя Гохард Кеттлер уже развязал язык, и писцы не успевают заполнять за ним все новые допросные листы.
— Государь, я…
— Но если сложиться иначе, то все католические обители, запятнавшие себя изменой пред троном, будут закрыты — а бунтовщики останутся там, где пребывают ныне. Клянусь о том при благородных свидетелях.
Два князя и один магнат тут же склонили головы, подтверждая что да, услышано и засвидетельствовано. Благочестиво наложив на себя крестное знамение в православном каноне, которое тут же совершенно машинально отзеркалил католический иерарх (разумеется уже на свой манер), Димитрий Иоаннович абсолютно искренне провозгласил:
— Да будет на все воля Его, и пусть нас рассудит Вседержитель!..
[1]Барбари́с обыкнове́нный — плоды, настой листьев и отвар коры этого кустарника применяют в акушерско-гинекологической практике и кровотечениях, связанных с воспалительными заболеваниями, так же при заболеваниях печени, почек, желудка и при ревматизме.
[2] Ча́га, или берёзовый гриб — стерильная (бесплодная) форма гриба, относящегося к виду Трутови́к ско́шенный Чаще всего встречается на берёзах в виде темных наростов, отчего и получил народное название «чёрный берёзовый гриб». Используется в медицине как противоопухолевое и противогастритное средство.
[3] Отверстие в стене или крыше для выпуска дыма от очага или печки, так же для вентиляции помещения.
[4] В таком обозначении не было ничего унизительного (скорее наоборот) — термин «холоп царский» подразумевал приближенность к трону, службу непосредственно царю, что было очень почетно, и не несло никаких элементов крепостной зависимости.
[5]Торговая казнь — публичное телесное наказание, введённое Судебником 1497 года. Название происходит от места проведения — на торговых площадях. Также торговую казнь называют «скрытой смертной казнью». Битье кнутом было болезненным и рассекало кожу до плоти. В среднем, человек мог выдержать до 50 ударов, после чего умирал от болевого шока и кровопотери. В Судебнике количество ударов точно не регламентируется — право определения наказания отдается судье, который мог назначить как 10, так и 400 ударов кнутом.
[6] 1573 от Р.Х.
[7]Библейская книга Ветхого Завета, состоящая из 150 или 151 (в православных греческом и славянском вариантах Библии) песен (псалмов), излагающих благочестивые излияния восторженного сердца верующего при разных жизненных испытаниях.
[8] Старорусская мера веса, принятая (скорее всего) по золотой монете, была равна 4,27 г
[9]Напе́рстя́нка пурпурная, или Дигиталис —
