Противостояние.Том I - Стивен Кинг

Он стоял возле «бьюика» модели 1975-го в хорошем состоянии (тачки хорошо сохранялись здесь: при небольшой влажности ржавчина брала их нескоро) и принюхивался, как койот, к летнему ночному воздуху. В нем ощущался запах пустыни, который можно учуять лишь ночью. «Бьюик» был единственной целой машиной на кладбище разрозненных автомобильных частей, глыб, неподвижно застывших среди ветра и тишины. Мотор. Карданный вал, похожий на штангу какого-то атлета. Груда шин, в которой от ветра рождались странные звуки. Треснутое ветровое стекло. И много чего другого.

Лучше всего ему думалось в обстановке вроде этой. В такой обстановке любой человек мог стать Яго.

Он отошел от «бьюика» и провел рукой по дырявой крыше того, что когда-то, вероятно, было «мустангом». «Маленькая Змейка, а Маленькая Змейка, разве ты не знаешь, что мы всех прикончим…» — тихонько пропел он. Пыльным сапогом он ткнул в вогнутую решетку радиатора, и целая россыпь драгоценных камней подмигнула ему тусклым огнем. Рубины, изумруды, жемчужины величиной с гусиное яйцо, бриллианты, затмевающие звезды. Он щелкнул пальцем. Они исчезли. Куда же ему двинуться?

Ветер с воем ворвался сквозь разбитое ветровое стекло внутрь старого «плимута», и крошечные живые существа завозились в нем.

Что-то еще зашевелилось позади Флагга. Он обернулся. Это был Кит Брадентон, одетый лишь в нелепые желтые подштанники, его брюхо поэта свисало над поясом, как готовая вот-вот сорваться снежная лавина. Брадентон шел по направлению к нему через разбросанные останки детройтского железного лома на колесах. Острая пружина проткнула его ногу как гвоздь распятия, но ранка не кровоточила. Из пупка Брадентона смотрел черный глаз.

Темный человек щелкнул пальцами, и Брадентон пропал.

Он усмехнулся, вернулся к «бьюику» и прижался лбом к крыше машины со стороны пассажирского сиденья. Шло время. Наконец он выпрямился, по-прежнему усмехаясь.

Теперь он знал.

Он скользнул за руль «бьюика» и несколько раз газанул, чтобы прочистить карбюратор. Двигатель ожил, и стрелка показателя топлива метнулась к отметке, обозначающей, что бак полный. Он тронулся с места и объехал заправочную станцию; передние фары на мгновение выхватили из темноты еще одну пару изумрудов — кошачьи глаза, осторожно сверкнувшие из высокой травы возле женского туалета на станции «Коноко». Изо рта у кошки торчало маленькое мягкое тельце мыши. При виде его ухмыляющегося луноподобного лица, уставившегося на нее из окна автомобиля, кошка выронила добычу и убежала. Флагг громко и от души расхохотался смехом человека, у которого нет и тени плохих мыслей. Там, где дорога от станции «Коноко» переходила в скоростное шоссе, он свернул направо и покатил на юг.

Глава 32

Кто-то оставил открытой дверь между комнатой охраны и соседствующим с ней отделением. Стальная обшивка стен коридора служила естественным усилителем, превращая монотонные крики, раздававшиеся все утро, в чудовищные, кошмарные вопли, отдающиеся бесконечным эхом. Ллойду Хенриду пришло в голову, что от этих выкриков и совершенно естественного страха, который он испытывал, он может полностью и окончательно рехнуться.

— Мама, — раздавался жуткий, отдающийся эхом вопль, — Мааа-мааа!

Ллойд сидел, скрестив ноги, на полу своей камеры. Обе его ладони были содраны до крови; они выглядели так, словно он натянул пару красных перчаток. Светло-голубая рубаха его арестантской униформы была вся выпачкана в крови, потому что он все время вытирал об нее руки, чтобы они не скользили. Было десять часов утра 29 Июня. Около семи утра он заметил, что правая передняя ножка его койки качается, и с тех пор пытался вытащить болты, которыми она крепилась к полу и к нижней части своего каркаса. Он старался сделать это голыми руками, и ему уже удалось выковырять пять из шести болтов. В результате его пальцы напоминали теперь пористую поверхность сырого гамбургера. Шестой болт оказался сучьим упрямцем, но ему уже начало казаться, что он в конце концов сумеет вытащить и его. О том, что будет дальше, он себе думать не разрешал. Единственный способ справиться с жутким паническим страхом — не думать.

— Мамаа…

Он поднялся на ноги — капли крови с его пораненных, дергающихся от боли пальцев стекали на пол, — ухватился руками за решетку и, яростно вытаращив глаза, высунул лицо в коридор так далеко, как только смог.

— Заткнись, выблядок! — заорал он. — Заткнись, ты мне все мозги вы…шь!

Последовала долгая пауза. Ллойд смаковал тишину, как однажды смаковал четвертьфунтовый чизбургер из «Макдоналдса». Он всегда считал дурацкой поговорку «Молчание — золото», но, конечно, в ней был свой резон.

— МАМААААА… — снова поплыл крик по стальной глотке отделения, мрачный и тяжкий, как сигнальный гори в тумане.

— Господи Иисусе, — пробормотал Ллойд. — Святой Боже… ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ, ТЫ, Ё…Я СВОЛОЧЬ!

— МАМААААААА…

Ллойд снова вернулся к ножке своей койки и с яростью набросился на нее, жалея, что в камере нет ничего, чем можно было бы ее поддеть, и стараясь не обращать внимание на боль в пальцах и панический страх в мозгу. Он постарался точно вспомнить, когда в последний раз видел своего адвоката, — такие вещи очень быстро затуманивались в голове Ллойда, которая была способна хранить хронологию прошедших событий не лучше, чем решето — воду. Три дня назад. Да. Через день после того, как этот придурок Мадерз врезал ему по яйцам. Двое охранников снова отвели его в комнату свиданий, и в дверях, как прежде, стоял Шокли, приветствующий его:

«Ба, опять здесь этот пиз…к, ну и дела, эй, пиз…к, хочешь сказать что-нибудь умное?» А потом Шокли раскрыл свою пасть и чихнул прямо в лицо Ллойду, окатив его густой слюной. «Вот тебе немного холодных соплей, пиз…к, мы все подцепили это, включая начальника тюрьмы, а я считаю, богатство надо распределять поровну. В Америке даже такие выблядки, как ты, должны иметь право подхватить простуду». Потом его провели внутрь. Девинз сидел там с видом человека, пытающегося скрыть кое-какие хорошие вести на тот случай, если они, в конце концов, обернутся дурными. Судья, который должен был слушать дело Ллойда, лежал в лежку с гриппом. Двое других судей тоже захворали — или гриппом, свирепствующим в округе, или чем-то еще, так что оставшиеся лавкопротиратели были загружены по уши. Может быть, они сумеют добиться отсрочки. «Держи пальцы крестиком», — сказал ему адвокат. Ллойд спросил, когда это выяснится. «Наверное, в самую последнюю минуту, — ответил адвокат, — не волнуйся, я дам тебе знать». Но с тех пор Ллойд его больше не видел, и теперь, думая про тот эпизод, он вспомнил, что у адвоката самого текло из носа и…

— Оооогосподии!

Он засунул пальцы правой руки в рот и ощутил вкус крови. Но этот застывший болт все же чуть-чуть сдвинулся, а значит, в конечном счете он наверняка его вытащит. Даже мамкозватель там, в конце коридора, уже больше не раздражал его… по крайней мере не так сильно. Он его вытащит. А потом ему придется лишь подождать и посмотреть, что будет дальше. Он сидел, засунув пальцы в рот, давая им отдохнуть. Когда он закончит с болтом, то разорвет рубаху на полосы и перевяжет их.

— Мама?

— Да знаю я, что ты можешь сделать со своей мамой, — пробормотал Ллойд.

Вечером, после того как Ллойд поговорил в последний раз с адвокатом, больных заключенных стали выводить из камер, точнее, вытаскивать без особых церемоний, поскольку брали только тех, кто был уже в полном отрубе. Траск, мужик в камере справа от Ллойда, заметил, что охранники сами были все сопливые. «Может, нам чего-то выгорит от этого», — сказал Траск. «Что?» — спросил Ллойд. «А черт его знает», — ответил Траск, костлявый мужик с длинной физиономией ищейки, находящийся в предварилке в ожидании суда по обвинению в грабеже и вооруженном нападении. «Может, отсрочка, — сказал он, — не знаю».

Под тонким матрасом у Траска было спрятано шесть самокруток с «травкой», четыре из них он отдал одному из охранников, который казался еще достаточно бодрым, чтобы сообщить, что делается на воле. Охранник сказал, что все линяют из Финикса лишь бы куда. Больных навалом, и люди подыхают быстрее загнанных лошадей. Правительство заявляет, что скоро удастся получить вакцину, но большинство людей считают это уткой. Многие радиостанции в Калифорнии передают жуткие вещи про чрезвычайное положение, военные заставы, местных психопатов, орудующих автоматическим оружием, и слухи о десятках тысяч умерших. Охранник сказал, что не удивится, если выяснится, что все устроили длинноволосые приспешники коммуняк, подсыпав чего-то в воду.

Охранник признался, что сам он чувствует себя нормально, но собирается рвать когти, как только закончится его смена. Он слышал, что к завтрашнему утру армия заблокирует шоссе 17, 80 и I-10, поэтому он заберет жену, ребенка и столько жратвы, сколько сумеет увезти, и отсидится в горах, пока все тут не утрясется. У него там есть лачуга, сказал он, и если кто-нибудь приблизится к ней на тридцать ярдов, он всадит ему пулю прямо в лоб.