Противостояние.Том I - Стивен Кинг

Потом — тьма, лица и голоса, которые он не запомнил, и наконец он вынырнул здесь, в маленьком доме, построенном его собственными руками на окраине Маунтин-Сити. Потому что сейчас — это сейчас, а огромная волна протеста, захлестнувшая страну, давным-давно откатилась, и те молодые педики в большинстве своем теперь превратились в старых пердунов с седыми бородами и пустыми выжженными дырами в тех местах, где когда-то была их сперма, от прошлого остались лишь одни обломки, крошка. Мальчишка в желтых трусиках жил давным-давно, а тогда в Боулдере Кит Брадентон был и сам почти подростком.

«Мой Бог, неужели я умираю?»

Он боролся с этой мыслью в приступе панического ужаса, жара билась и металась в его голове как самум. И неожиданно его быстрое короткое дыхание замерло, как только из-за двери спальни, откуда-то снизу, начал доноситься звук.

Сначала Брадентон подумал, что это пожарная или полицейская сирена. Приближаясь, звук становился громче; на его фоне он слышал чей-то неровный тяжелый топот в холле внизу, затем в гостиной, а потом на лестнице, словно надвигалась орда варваров.

Он откинулся на подушку, его лицо исказилось от ужаса, глаза дико расширились на распухшем, почерневшем лице, а звук все приближался. Нет, то была не сирена, а вопль, высокий и улюлюкающий, вопль, который явно не могла исторгнуть ни одна человеческая глотка, наверняка вопль какого-то ловца душ или черного Харона, пришедшего, чтобы забрать его и перевезти через реку, отделяющую страну живых от страны мертвых.

Теперь звук бегущих шагов устремился прямо с нему вдоль по верхнему холлу, доски трещали и жалобно стонали под весом этих безжалостных сбитых каблуков, и вдруг Кит Брадентон понял, кто это, и издал пронзительный вскрик, когда дверь распахнулась внутрь и в спальню вбежал мужчина в вылинявшей джинсовой куртке, с улыбкой убийцы, вспыхивающей; словно вертящийся белый круг ножей на его лице, радостном, как у полоумного Деда Мороза. На правом плече он держал оцинкованное стальное ведро.

— ИИИИИИИИОООООООООУУУУУУУУУУУ УУУУУУ!

— Нет! — завопил Брадентон и прикрыл слабеющими руками лицо. — Нет! Нееет!..

Ведро подалось вперед, и выплеснувшаяся из него вода, казалось, на мгновение комком зависла в желтом свете лампы, словно величайший во вселенной неограненный алмаз. И сквозь воду он увидел лицо темного человека, превратившееся в физиономию широко ухмыляющегося тролля, который только что выбрался из самой темной, заполненной дерьмом ямы в аду, чтобы неистовствовать на земле. Потом вода обрушилась на него — такая ледяная, что его распухшая глотка моментально снова расширилась, кровь от ее стенок отлила большими каплями, и ворвавшийся в него воздух заставил его сбросить одеяла к самым ногам одним конвульсивным движением, так что его тело теперь могло беспрепятственно корчиться и извиваться, пока дикие судороги, вызванные этой внезапной мукой, раздирали его, как кусающиеся на бегу борзые.

Он издал вопль. Еще один. А потом умолк, сотрясаемый мелкой дрожью, вымокший с головы до ног, с мотающейся головой и вытаращенными глазами. Его глотка сузилась до маленькой щелочки, и он снова принялся сражаться за каждый глоток воздуха. Тело его начало лихорадочно вздрагивать.

— Я знал, что это приведет тебя в чувство! — радостно вскричал человек, которого он знал под именем Ричарда Фрая, и со звоном поставил ведро на пол. — А я знал, а я знал, что мой фокус пройдет, а, Царь-Рыба? Твой черед говорить мне спасибо, мой добрый друг, давай же, я жду от тебя спасибо в свой адрес. Ты благодарен мне? Не можешь говорить? Нет? И все же я знаю, в душе ты благодаришь меня.

— ИИИИЯЯЯЯАААААААААААА!

Он подпрыгнул вверх, как Брюс Ли в саге о кунфу, с расставленными коленями и на секунду, казалось, завис прямо над Китом Брадентоном, как раньше зависла вода, — его тень накрыла грудь Брадентона, укутанную в вымокшую пижаму, и тот слабо вскрикнул. Потом его колени опустились по обе стороны грудной клетки Брадентона, и джинсовая мошонка Ричарда Фрая, ставшая основанием вилки, застыла в дюйме от груди Брадентона, а лицо Фрая полыхало над Брадентоном как фонарь в погребе в готическом романе.

— Пришлось разбудить тебя, приятель, — сказал Фрай. — Не хотел, чтобы ты отрубился, так и не поболтав чуток со мной.

— Слезь… Слезь… Слезь… с меня…

— Проснись, приятель, я же не на тебе. Я просто слегка вишу над тобой. Как прекрасный невидимый мир.

В паническом ужасе Брадентон мог лишь пыхтеть, трястись и отводить свои вытаращенные глаза в сторону от этого радостного, пылающего лица.

— Нам надо поговорить об анальном сексе, и о мужских причиндалах, и о том, есть ли они у пчел. А еще о документах, которые ты должен был для меня приготовить, и о машине, и о ключах от машины. Пока же все, что я вижу в твоем гуру-же, это «шевроле»-пикап, а мне известно, что он твой, ну так как же насчет этого, а, киска?

— …Они… Бумаги… Не могу… не могу говорить… — Он судорожно ловил ртом воздух, а дробное клацанье его зубов напоминало трескотню маленьких птичек на дереве.

— Ты лучше смоги говорить, — сказал Фрай и выставил вперед большие пальцы. Они у него были с двумя суставами (как и все остальные). И принялся вертеть ими взад и вперед под углами, казалось, отрицавшими все законы физики и биологии. — Потому что, если не сможешь, я поставлю эти твои голубенькие глазки-шарики у себя на кухне, а тебе придется трусить по преисподней с собакой-поводырем. — Он приставил свои большие пальцы к глазам Брадентона, и тот беспомощно вжался в подушку.

— Ты мне расскажешь, — проговорил Фрай, — и я оставлю тебе нужные таблетки. Я даже подержу тебя так, чтобы ты смог их проглотить. Тебе станет лучше, приятель. От таблеток все пройдет.

Брадентон, дрожа от страха не меньше, чем от холода, выдавил сквозь клацающие зубы:

— Бумаги… На имя Рэндалла Флагга. Внизу, в уэльсском комоде. Под… филенкой.

— Машина?

Брадентон отчаянно напряг мозги. Достал он тачку этому человеку? Все это было очень далеко, за бушующим пламенем бреда, а бред, казалось, что-то сделал с его сознанием, спалил целые куски памяти. Целые отрезки его прошлого стали выжженными комнатами с дымящимися проводами и обгорелыми контактами. Вместо машины, про которую хотел узнать этот ужасный человек, выплыл образ его самой первой собственной тачки, остроносого «студебекера», который он выкрасил в розовый цвет.

Фрай мягко положил одну ладонь на рот Брадентона, а другой рукой зажал ему ноздри. Кит начал дергаться под ним. Отчаянные стоны вырвались из-под ладони Фрая. Он убрал обе руки и спросил:

— Это помогает тебе вспомнить?

Как ни странно, помогло.

— Машина… — произнес он и стал задыхаться как собака. Мир завертелся, потом успокоился, встал на место, и он смог продолжать: — Машина стоит… за станцией «Коноко»… прямо на выезде из города. Шоссе 51.

— На северном конце города или на южном?

— Ю… ю…

— Ага, ю! Понял. Продолжай.

— Накрыта брезентом. Бу… Буо… «Бьюик». Документы на приборном щитке. Выписаны на… Рэндалла Флагга. — Он снова стал задыхаться и не мог больше произнести ни слова, лишь смотрел на Фрая с тусклой надеждой.

— Ключи?

— Коврик на полу. Под…

Задница Фрая пресекла дальнейшее словоизвержение, опустившись на грудь Брадентона. Он устроился там, как мог бы развалиться на удобной подушечке в квартире у друга, и неожиданно Брадентон оказался не в состоянии сделать даже слабый вдох.

Он потратил последний остаток воздуха в легких на одно-единственное слово:

— …Пожалуйста…

— И спасибо тебе, — сказал Ричард Фрай — Рэндалл Флагг с жеманной ухмылкой. — Скажи спокойной ночи, Кит.

Не в силах вымолвить ни слова, Кит Брадентон лишь бешено вращал глазами в распухших глазницах.

— Не думай обо мне плохо, — мягко произнес темный человек, глядя на него сверху вниз. — Просто нам уже надо поторапливаться. Карнавал начнется очень скоро. Открываются все аттракционы — и «Бросай-пока-не-выиграешь», и «Колесо фортуны». Это моя счастливая ночь, Кит. Я чувствую. Я чувствую это со страшной силой. Поэтому нам нужно спешить.

До станции «Коноко» было полторы мили, и он добрался туда только в четверть четвертого утра. По улице носился легкий ветерок. На своем пути он видел трупы трех собак и одного мужчины. Мужчина был одет в какую-то униформу. Над головой ярко и равнодушно светили звезды — искорки на темной шкуре вселенной.

Брезент, накрывавший «бьюик», был аккуратно прикреплен к земле и хлопал на ветру. Когда Флагг развязал веревки, брезент скользнул в ночь как огромный коричневый призрак и, подхваченный ветром, устремился на восток. А в каком направлении отправиться ему — вот вопрос.