Красная волчица - Николай Кузаков

Мама, ты просишь, чтобы я скорее отвоевал и домой возвращался. Как только разобьем фашистов, сразу приеду. Женюсь. Ты будешь с внучатами возиться, а я охотиться да рыбачить. Вот и заживем. Так что ты не беспокойся.

Низкий поклон бабушке Марии Семеновне. Обнимаю, твой сын Ганя».

Серафим Антонович подал письмо тете Глаше. Та свернула его к сунула за пазуху.

— Ты не потеряй, — предупредила Семеновна.

— Я че ж его потеряю-то? Вечером еще почитаем. Слава богу, Ганя хоть за ум взялся. Порадует меня внучатами.

— Ты ему еще пропиши, чтобы бросил эти еропланы. Оно на земле-то надежней.

— Да я уж про это прописывала ему. И еще пропишу.

Серафим Антонович, старый воин, знал, какой ценой сдерживают врага наши солдаты. Но от разговора тети Глаши с Семеновной оттеплило у него на душе. Велика была вера женщин в своих сыновей, и в этот грозный час они думали о внуках.

Серафим Антонович встал.

— Ты куда это? — забеспокоилась Семеновна. — Чаек сейчас сгоношим.

— Спасибо, бабушка. В другой раз.

— Ребят пора покормить, — спохватилась тетя Глаша.

— Я самовар поставлю. А ты печку растопи да рыбы поджарь, — поднялась Семеновна.

Вечерело. С заходом солнца мороз усилился. Андрейка возле зимовья на костре варил собакам еду. Вадим наколол дров, растопил печку и занялся приготовлением ужина. Пришел Димка. Повесил ружье у двери на деревянный гвоздь, снял понягу, патронташ и устало опустился на нары. Андрейка налил в кружку чаю и поставил перед Димкой.

— Сахару нет. Кончился.

— На нет и суда нет.

Димка с наслаждением отпил глоток. Так спокон веков у охотников повелось: кто первый пришел, тот раскладывает костер или растапливает почку и встречает товарищей кружкой горячего чаю с куском сахару.

— И мясо кончилось, — продолжал Андрейка. — Последних трех рябчиков заложил в котел. На черством-то хлебе эти горы крутыми покажутся.

— Думать будем.

Димка отдохнул. Потом они с Вадимом напилили дров на завтрашний день, накололи. Тем временем Андрейка сварил ужин. Парни сели за стол.

— Ятока теперь уж в деревне, — сказал Андрейка.

— Нет, еще не дошла, — отозвался Димка.

— Только к полуночи дотянет, — рассудительно заметил Вадим.

Ятока ушла в деревню попроведовать Семеновну, узнать, что происходит на фронте и, если есть, принести письма от Василия и Семена.

— Зря нас не взяли на фронт, — вздохнул Димка. — Мы бы там не лишние были.

— Если туго нашим будет, весной махнем, — решил Вадим.

— Прямо в роту к дяде Василию, — оживился Андрейка. — Явимся к нему, вот удивится-то…

После ужина парни накормили собак и сели обдирать белок.

— Задки у тушек отрубайте и складывайте на стол, — попросил Вадим. — А то завтра варить нечего будет.

— Ребята, я бы сейчас мороженого поел, — Андрейка мечтательно улыбнулся. — Пачек бы его съел.

— Андрейка, а ты не закашляешь? — улыбнулся Димка.

— Ничего, осилил бы.

Димка ободрал белок и стал сдевать их на прутик.

— А я, ребята, берлогу нашел.

Андрейка с Вадимом отложили ножи.

— Берлогу? — Андрейка почесал затылок.

— Ну да, берлогу. Километрах в трех отсюда. Под Оленьим перевалом небольшой увал. На нем куренями нарос мелкий листвяк, пихтач, кедровничек. Вот в этом мелколесье он и сделал берлогу. Кругом ветки обломал на постель. Цело заткнуто, снегом привалено. Но все равно заметно.

— А собаки-то лаяли? — спросил Вадим.

— Они стороной прошли. Я их звать не стал, чтобы не поднять зверя раньше времени.

— Надо идти промышлять, — предложил Андрейка.

— Может, маму подождем? — колебался Димка.

— Так вот и будем всю жизнь из-за мамкиной юбки выглядывать, — уколол Димку Андрейка.

— В тайге живем. Рано или поздно — не разойтись нам с медведем, — решил Вадим. — Сам знаешь, харчи на исходе.

— Что-то страшно, — признался Димка.

— У нас три ружья.

Остаток вечера парни чистили ружья, проверяли патроны с пулями. Спали эту ночь беспокойно. Встали рано. Позавтракали. Перед выходом на медвежью охоту обнялись. Этот ритуал знали. Они еще в детстве ходили с деревянными рогатинами на мнимого зверя. И для них это было вроде продолжения игры. Только после, когда посмотрят в глаза смерти, осознают они всю важность этой охотничьей клятвы в верности друг другу.

До увала дошли быстро. Остановились шагах в двадцати от берлоги у огромной колодины, что на могучих корнях приподнималась над землей. Всходило солнце. Горы были залиты холодным светом. В морозной тишине потрескивали деревья. Димка осмотрелся. Справа от берлоги стояла приземистая лиственница. Слева темнел пень в снежной в снежной шапке.

— Будем заломы рубить? — спросил Димка.

— Да так обойдемся, — отмахнулся Андрейка.

— Нет, надо зачагать выход, чтоб ему трудно выбраться было.

Вырубили два залома. Димка отпустил собак с поводка. Они кинулись к берлоге и с яростью залаяли.

— Берите стяги, — распорядился Димка.

Андрейка с Вадимом схватили заломы, подбежали к отверстию и крест-накрест запустили заломы в берлогу. Димка стоял наготове с ружьем. Слышно было, как в берлоге что-то ворохнулось и вырвался мощный глухой рык. Собаки отскочили, но потом, захлебываясь от лая, с остервенением кинулись к берлоге. Димка глянул на парией: у Андрейки в глазах застыл ужас, он, отступив на шаг от берлоги, озирался по сторонам; Вадим держал под прицелом дыру, но в его лице не было пи кровинки. Димка и сам почувствовал, как у него в коленках слабеют ноги, а грудь распер воздух. Стояла такая тишина, что слышно было, как осыпается с веток куржак.

И вдруг над берлогой вместе со снегом взлетел кусками рыжеватый мох, и перед парнями выросла, черная туша. Раздался грозный рев. Будто дикая ярость вырвалась из-под земли. На миг Димка увидел краевую пасть и белые клыки. Он содрогнулся от ужаса. Хотел поднять ружье: но руки были непослушными. Черная рычащая туша ворохнулась перед Димкой, и он почувствовал удар в плечо. Отлетев к пню, перевернулся и встал на ноги. Медведь шагах в пятнадцати от него на заснеженной поляке отбивался от наседающих собак. Над ними стояла снежная пыль. По лесу катился лай собак, фырканье и рычание зверя.

Димка выстрелил в черную тушу, мечущуюся по поляне, Медведь, рыкнув, кинулся на выстрел. Но зад у него отнялся. Зверь скребся передними лапами, пинками подтягивая себя, хватал пастью листвянки и ломал их, как спички. Глухой мощный рык рвался из его груди. Собаки с боков нападали на раненого медведя.

Димка под взглядом медведя невольно сделал шаг назад, потом зарядил ружье и выстрелил в широкую грудь зверя. Медведь ударил лапой по снегу, и морда его беспомощно ткнулась между лап. Собаки с остервенением начали рвать его загривок….

Наступила тишина. И эта тишина испугала Димку.

— Андрейка! Вадим! — крикнул он.

— Я здесь, — донесся голое Андрейки сверху.

Димка поднял голову. Андрейка сидел на лиственнице. У лиственницы от земли больше чем с сажень не было сучьев.

— Тебя как туда занесло? — удивился Димка.

— Черт знает, не помню, как на дереве очутился.

Андрейка спустился до нижних суй он и оттуда спрыгнул на землю.

— А Вадим где?

— Я его под колодиной видел.

Подошли к колодине. Вдавленное в снег лежало ружье. От него уходили следы в лес.

— Наверно, к зимовью подался, — предположил Андрейка.

— Иди за ним, а я пока буду обдирать зверя.

Димка разложил костер и опустился на колодину. От пережитого страха его подташнивало. Он ободрал медведя к поставил к костру три шашлыка. Собаки, насытившись потрохами, лежали прямо на снегу. На лиственницу села кукша, протяжно прокричала. На ее крик прилетело несколько соек. Голодные птицы нетерпеливо перелетали с дерева на дерево, ждали ухода охотника.

Подошли Андрейка с Вадимом. Они стояли у костра в боялись взглянуть на Димку.

— Давайте мясо переносить, — встал с колодины Димка. — Пока первую ходку делаем, шашлыки изжарятся.

Только к сумеркам парни перенесли мясо, затопили печку и стали варить ужин. Вадим ходил хмурый, молчаливый. Андрейка старался быть веселым, беззаботным, но ему это плохо удавалось. Тошнота у Димки прошла, но как только он вспоминал медведя, его охватывал озноб. Димка сел у печки на чурку.

— Вадим, у тебя вроде где-то табак был?

Димка завернул самокрутку, прикурил и затянулся.

— Вот это поохотились.

— Как теперь людям в глаза глядеть будем? — упавшим голосом проговорил Вадим. — Бабы здороваться не будут.

— Черт его вынес из этой берлоги, — Андрейка зло сплюнул.

— Давайте об этом никогда никому не рассказывать, — предложил Димка.

Вадим с Андрейкой сразу приободрились.