Красная волчица - Николай Кузаков

— Это зачем? — удивился Димка.

— Кто знает, может, из деревни гость едет или охотник заплутал.

Андрейка с Вадимом оделись, зарядили ружья. Ятока принесла дров.

— На коне кто-то едет.

Вскоре к зимовью подъехала Сима. Спешилась.

— Здравствуйте.

— Здравствуй, Сима.

— До костей промерзла. Думала, отдам богу душу дорогой.

— Пошли чаевать, — пригласила Ятока.

Сима разделась, негнущимися пальцами взяла кружку, отпила глоток.

— На седле в тороках мешок привязан. Гостинцы вам привезла,

Димка принес мешок, выложил на стол шаньги, ягодные пирожки, несколько кружков замороженного молока.

— С добром и ли с худом приехала? — не вытерпел Вадим.

Ятока осуждающе посмотрела на него. Не торопи с дороги человека. Отогреет душу, сам расскажет.

— Праздник, ребята! Фашистов разбили под Москвой. И погнали их в хвост и в гриву.

Парки кинулись обнимать друг друга, схватили ружья, выбежали из зимовья и открыли пальбу. Потом Димка читал в слух сводки Совинформбюро.

Когда немного успокоились, Ятока спросила Симу:

— Однако, што нового в селе?

— Наш район решил построить танковую колонну «Красный охотник». Идет сбор денег. Тетя Глаша и Семеновна сдали пять тысяч рублей, Семеновна принесла еще золотой перстень и набор старинных серебряных ложек.

Перстень с изображением миниатюрной кабарожки достался Семеновне от свекрови. Он передавался из поколения в поколение как талисман, хранитель женского рода Вороновых. И Семеновна берегла перстень. Ятока понимала, каких мук стоило Семеновне расстаться с семейным талисманом.

— Как здоровье-то у них? — спросила Ятока.

— Топчутся помаленьку.

Ятока помолчала.

— Я так, мужики, думаю. Пушнину нашу увезет Сима. Деньги за нее пусть сдаст на строительство танковой колонны.

— О чем разговор, — сразу же согласился Андрейка, — А можно составить экипаж и пойти учиться на танкистов?

— Есть указание в сельсовете, промысел пушнины считать военным заданием.

Андрейка нахмурился.

— Все равно уйду на фронт добровольцем. Я спрошу с фашистов за смерть отца.

В эту ночь они проговорили до утра. На рассвете Сима уехала, а охотники разошлись каждый своей тропой.

Ленка уже задремала. Но где-то у школы затявкала собака, и разноголосый лай покатился по деревне. Сон у Ленки пропал. Она с волнением прислушалась к собачьему лаю. Уже все охотничьи бригады вышли из тайги. Ятока дней двадцать назад покинула зимовье. На днях родила девочку, смуглую, черноглазую. Только вот Димка с парнями что-то задерживался. Ленка не вытерпела, сунула ноги в валенки, набросила на плечи шубейку и в одной исподнице вышла на крыльцо. Тело ее обдало леденящим холодом. Деревня, окутанная ночным мраком, спала глубоким сном. Но вот в доме Семеновны затеплился слабый свет. У Ленки радостно трепыхнулось сердце.

— Что там? — спросила Надя, когда Ленка вернулась,

— Видно, Димка с парнями из леса вышел. Огонь у них в доме загорелся.

— Пришли, горемычные, — вздохнула Надя. — Мы бы с тобой тоже отца поджидали. Где он сейчас? Будет ли когда конец этой проклятущей войне. Или уж век нам одним горевать?

Ленка юркнула под одеяло. И, чтобы согреться, сжалась в комок. Встала рано, побежала на конюшню, запрягла пару лошадей и поехала за сеном. Теперь эта работа для нее стала привычной. Научилась так укладывать сено в волочуги, что если даже воз и опрокинется, ни один пласт из-под бастрыка не выпадет.

— Но-но-о, — торопила Ленка лошадей.

Вернулась она в сумерках. Прибежала домой, зажгла лампу, затопила печку и переоделась. Расчесала волосы и села на кровать. Как же увидеть Димку? Пойти домой? А что люди скажут: мол, сама вешается к нему на шею? Опять эти люди. Как будто сами никогда молодыми не были, как будто никогда не любили, как будто не делали глупостей. А сердце от нетерпения то замирало, то вдруг начинало тревожно биться.

Скрипнула дверь. Ленка вздрогнула. «Димка», — мелькнуло в сознании. Но в дверь с небольшим холщовым мешком в руках вошла Лариса.

— Вижу — огонек, значит — явилась, — сказала она. — Медвежатины немного принесла, глухаря да двух рябчиков.

— Куда столько? У вас у самих семья, — отговаривалась Ленка.

— У нас в доме охотник.

— Ну, спасибо.

Ленка унесла мешок в куть и вернулась.

— От Сергея-то давно письма были?

— Нет что-то. Я уж и не знаю, что подумать.

— Да ты не беспокойся, Нянюшка. Все хорошо будет.

Лариса ушла. Ленка прибавила свет в лампе. Оглянулась: у порога стоял Димка. Был он в длинных унтах, в собачьей парке и черной мохнатой шапке, отчего казался по-медвежьи неуклюжим.

— Дима? — удивилась и обрадовалась Ленка.

— Не ждала?

— Раздевайся.

Димка снял парку, шапку, повесил одежду у двери на гвоздь. Одернул меховую безрукавку с белой оторочкой, провел пятерней по густым волосам. Посмотрел на Ленку и, улыбнувшись, подал руку:

— Ну, здравствуй.

— С возвращением тебя, Дима. — Ленка не сводила с него глаз.

— Что так смотришь?

Перед Ленкой стоял не мальчишка, с которым она еще весной бегала на речку, а таежник, прокопченный дымом и прокаленный стужей. Он и говорил неторопливо, сдержанно.

— Дима, да ты ли это?

— А что, не похож? — улыбнулся Димка.

Ленка, чтобы хоть немного привыкнуть к новому Димке, взяла его за руку, провела в передний угол и усадила на табуретку. Глянула в лицо и удивилась: у Димки две борозды пролегли по лбу над бровями и возле уголков рта наметились складки. И взгляд его был внимательный, потяжелевший. Ленка села напротив, дотронулась до руки.

— Тяжело было?

— Ты знаешь, у меня такое ощущение, будто я много-много лет пробыл в тайге.

Ленка понимающе кивнула. И ей показалась эта зима бесконечно долгой.

— А я тебя представляла вот с такой бородой, — Ленка опустила руку до пояса.

У Димки потеплели глаза. Он провел рукой по подбородку.

— Была бы голова, а борода вырастет. Ты-то как тут живешь?

— Всю зиму сено вожу. Говорят, ты с пальмой на медведя ходил.

Димка покачал головой.

— Пусть на него с пальмой сходит тот, кто сочиняет эти дормидонтки.

— А я петли ставила. Десять зайцев поймала. Их возле реки по тальникам много. Серафим Антонович мне папкино ружье настроил. Патроны зарядил. Я несколько куропаток добыла.

— Смотрю, ты настоящим охотником стала.

— Какой из меня охотник, — махнула рукой Ленка. — Если в петле заяц живой, я его отпускаю. Жалко. На будущий год меня возьмешь с собой?

— Что тебе дома не сидится?

— Я хочу везде с тобой быть, — Ленка с нежностью посмотрела на Димку.

А Димка совсем некстати вспомнил Любу. Где она сейчас? Димка глянул на Ленку, и ему стало неловко перед ней, он кашлянул в кулак.

— Тайга хороша, когда на нес смотришь издали.

Закутанная в платок, вошла Надя. Увидев Димку, обрадовалась.

— Дима… Здравствуй… Ну-ка, покажись, — Надя остановилась перед Димкой. — Совсем на отца похож стал. Он в молодости такой же был.

От такого внимания Димка глупо улыбался.

— Намаялись досыта, — посочувствовала Ленка.

— Ничего, теперь немного отдохнут.

— Некогда отдыхать, тетя Надя. Послезавтра с обозом уходим в город. Мясо для армии повезем.

— Я и забыла. Серафим Антонович уж и дровни наладил.

Димка встал.

— Ты куда? — забеспокоилась Ленка. — Посиди еще.

— В библиотеку надо сходить. Хоть на книги посмотреть.

— И я с тобой.

— Пойдем.

По застуженной безмолвной реке среди заснеженных торосов ходко двигался обоз. Двадцать разномастных лошадей, запряженных в дровни-розвальни, растянулись длинной цепочкой. В морозном воздухе далеко разносились певучий скрип полозьев и фырканье лошадей. Над обозом клубился пар. Он, то прижимаясь к пустынным берегам, то откатываясь от них, белым облаком плыл от кривуна к кривуну. С обеих сторон реки жались друг к другу горы. Над ними висело холодное солнце.

Димка в тулупе из оленьих шкур шел за последней подводой. После скитаний по тайге его все радовало. На реке с ее прибрежными лугами казалось просторно и светло. От этого дышалось легко и свободно. Шумное движение обоза будоражило кровь. В Димке невольно пробуждалась тяга предков к кочевкам. Перед глазами вставали одна за другой картины: то одинокие стойбища эвенков среди угрюмых гор, то медленно ползущие обозы полуголодных первых русских переселенцев, то партизанские отряды, лихо мчащиеся среди снежных вихрей. И Димку звала с собой эта дорога, сулила что-то новое, неизведанное.

Обоз остановился. Шум немного стих. «Что там?» — сходя с дороги на целик, подумал Димка. От первой подводы донесся хриповатый голос Серафима Антоновича: