Красная волчица - Николай Кузаков

Много лет уж минуло, а ту беду помнит до сих пор Семеновна. Мужики охотились у Седого Буркала. Федора шатун подкараулил. Насел сзади, ружье выбит, подмял под себя. Федор-то нож выдернул, воткнул его под лопатку зверю, да тот успел его покалечить: руку изжевал, грудь порвал. Федор дополз до зимовья, но крови сильно много потерял. Пока везли его в Матвеевку, он все Глашу звал. У деревни замолчал. Охотники посмотрели, а он уж помер.

Семеновна вздохнула.

— Ты-то тоже мастерица петь была.

— Певала. Да только в девках-то тоже мало довелось повеселиться.

Тетя Глаша подперла щеку рукой и тихо запела:

Цветет, растет черемушкаВ зеленом саду.Не так тонка, как высока,Листом широка.

Семеновна отложила вязание и подхватила песню:

Нельзя, нельзя черемушкуНеспелую брать,Неспелую, незрелую,Неушленькую,Неспелую, незрелую,Неушленькую.Нельзя, нельзя девчоночкуНесватану брать.Нельзя, нельзя девчоночкуНесватану брать,Несватану, невенчану,Незаручену.

В сенях что-то стукнуло. Тонко скрипнуло, нешироко открылась дверь. Закутанная в клетчатый полушалок, несмело переступила порог Дуся, в нерешительности остановилась у дверей и робко поздоровалась.

— Да ты. че, Дуся, жмешься-то к дверям, проходи, — пригласила ее Семеновна.

— Шла мимо. И показалось, вродё поют у вас. Уж, думаю, не гулянка ли какая.

Дуся рукавицей сбила снег с носков валенок и прошла к дивану.

— Какая теперь гулянка, — махнула рукой тетя Глаша. — Мы вот со старуней веселимся.

— От Максима-то есть письма? — спросила Семеновна.

— Ноне прислал письмо. В Забайкалье, в Даурской степи служит. Пишет, какое худое место. Леса нет. Ветер поднимется, камни летят.

— Надо же, — покачала головой тетя Глаша. — И об чем начальники думают? Или другого места на земле нет?

— И Сергей там же на границе служит, — продолжала Дуся. — А вот встретиться никак не могут.

— Там, в чужом-то краю, разве разыщешь, — вздохнула тетя Глаша.

— Бабушка, — обратилась Дуся к Семеновне, — ты завтра не поводишься с моей Варей? Ей хоть и пятый годок, Да одну-то не бросишь.

— А ты, моя-то, куда собралась?

— Дрова возить для школы и интерната. Свекровка с утра до ночи в интернате поварит.

— Че не посидеть-то? Тут еще бабы просили. До кучи-то им веселей будет.

— Да и я помогу, — вызвалась тетя Глаша.

— Спасибо. До свидания.

У подножья гольца в густом сосновом бору горел костер. Рядом Димка теребил кедровок. Андрейка обдирал белок, нанизывал тушки на рожны и ставил их к костру. Ему помогал Вадим. Охотники решили, пока тепло, опромышлять дальние угодья, а ближние приберечь на холода. Ятока вынула из мешка продукты. Нарезала ломтями хлеб.

— Завтра еще день проживем — да к зимовью идти надо.

— Я сегодня глухаря стрелял, — сообщил Вадим.

— Ну и что? — поднял голову Андрейка.

— Падать стал. Но у земли оправился и утянул за распадок. Искал я его там в чепуре, искал, но так и не нашел.

— Оленя бы спромышлять, — мечтал Димка. — Сегодня целый табун с гольца на мари прошел. Испугал их кто-то. Махом бежали.

— Поди, от Красной Волчицы уходили, — предположил Андрейка.

— Нету Красной Волчицы. По первому снегу увела она свою стаю в верховье Каменки. Я следы видела, — сказала Ятока. — Там зиму жить будет, на мелких снегах. Сегодня на нору в камнях наткнулась. Она тут весной щенится.

— Хоть раз бы взглянуть на нее, — мечтал Димка.

— Теперь вы — охотники. В тайге жить будете. Все увидите, — сказала Ятока.

Немногие встречали эту загадочную таежницу. Красная Волчица иногда неожиданно появлялась перед охотниками и тотчас исчезала, как наваждение. И потом долго ее никто не встречал. А те немногие очевидцы терялись в догадках: на самом деле видели они Красную Волчицу или померещилось. И длинными ночами у лесных костров сочиняли о ней легенды. Проходили годы. Легенды обрастали все новыми и новыми подробностями. Так вот и жил в горах призрак Красной Волчицы, окутанный тайной. Он был плотью тайги, ее смелым духом. И надо было родиться в горах, чтобы в постоянном риске, в опасностях находить красоту жизни.

Закипела вода в котелке. Ятока заварила чай. Собаки ходили вокруг стоянки, голодными глазами поглядывали на шашлыки у костра, раздраженно ворчали друг на друга, готовые в любую минуту затеять, драку.

— Чилим! — прикрикнула Ятока.

— Есть они хотят. Работали сегодня больше нас, — заступился за собак Димка.

— Сейчас поужинаем, обдерем белок и накормим. — Ятока налила каждому по кружке чаю, выделила по ломтю хлеба. Андрейка шумно отхлебнул из кружки и крякнул от удовольствия.

— Нас в интернате матвеевскими водохлебами звали. Дурни. Да без чаю все охотники давно бы ноги протянули.

— Я вот все думаю, — поднял взгляд от костра Вадим, — как раньше эвенки всю жизнь в тайге жили? И выживали. Еще детей растили. У костров, на морозах.

— Жить надо было, вот и жили, — у Ятоки вырвался вздох. — А ребятишки помирали. Мало их оставалось.

— Но и жили бы вместе с русскими в деревнях. — Вадиму была непонятна страсть эвенков к кочевьям. — Кончится война, я за тысячу верст буду обходить эти горы.

Ятока оторвала кусок мяса от зажаренной тушки кедровки, положила в рот и стала неторопливо жевать.

— Деды наши кочевали, деды наших дедов кочевали. Другой жизни эвенки не знали. Как бросить тайгу? Она кормила охотников.

Димка выкинул прутиком из кружки кусочек коры и поднял взгляд на Ятоку.

— Мама, а охотиться парни рано начинали?

— Как только парнишка вставал на ноги, его сразу ловкости учили. Старик, бывало, берет из огня угольки и бросает в него.

— Зачем? — удивился Димка.

— Говорю, ловкости с малых лет обучали. Надо увертываться от угольков. Не увернешься, прижжет, больно будет. Когда парень маленько подрастал, в него начинали стрелять тупыми стрелами. Тут рот не разевай. Вот и вырастали охотники ловкими, смелыми. А степные эвенки князя Гантимура по-другому обучали своих парней. Парень должен не увернуться от стрелы, а развернуть лук и тыльной стороной поймать ее.

— А если не поймаешь стрелу? — спросил Андрейка.

— Не поймаешь, в груди будет.

— Шуточки. — покачал головой Вадим.

— Потом учили зверя промышлять. Самый лучший охотник собирает парней и ведет их в тайгу. Находит сохатого или оленя, когда тот после кормежки отдыхает. Дает парню кусочек бересты. Тот должен подойти и положить оленю на холку — и чтобы олень не проснулся.

— Ну и что, находились такие, которым удавалось положить на спящего оленя бересту? — спросил Димка,

— Как-то два друга охотились. Встретились в лесу. Один другому говорит: «Вон там у ручья дикий олень спит. Я буду костер разводить. Ты зарежь его да мяса принеси». Ушел охотник. Вскоре вернулся, тонкий сыромятный ремень бросил другу: «Я связанных зверей не трогаю». Один связал, а другой развязал оленя, а тот и не проснулся.

— Сказка, — не утерпел Димка.

— Может, и сказка, — согласилась Ятока. — Однако, хорошая сказка. Большие охотники на каждом стойбище были.

После ужина просушили над. костром портянки, одежду и стали укладываться спать. Димка на ветках расстелил лафтак оленьей шкуры, под голову положил мешок с высушенными беличьими шкурками, от которого противно пахло шерстью с салом, лег спиной к огню и укрылся телогрейкой. Андрейка расстелил мешок из-под продуктов, натянул поглубже на голову шапку и, скрючившись, чтобы быть поменьше, накинул на себя куртку. Вадим, подпоясав потуже вышарканную парку, лег прямо в верхней одежде. Ятока подвеселила огонь, по другую сторону костра взрыхлила ветки, перемешанные с мхом, вместо подушки положила рукавицы на сухие палки и легла. Так и сяк накрывалась курткой, но мала была одежонка, поддувало с боков.

Ночь набирала силу. Время от времени темный небосклон вспарывали падающие звезды, вершина гольца то загоралась холодным светом, то гасла. Где-то далеко в горах чуть слышно стонал филин. «Где сейчас Вася? — думала Ятока. — Может, тоже у костра обо мне думает. А может, раненый лежит, кровью истекает». Ятока отогнала эти страшные мысли.

Она вспомнила город. Тогда они второй месяц с Димкой ждали Василия из экспедиции. Явился он под вечер. Вошел в дом. В унтах, в шубе. Русая борода. Увидел Ятоку, глаза с темной синью блеснули радостью. Разбросил руки, подхватил Ятоку. От Василия пахнуло лесом, дымом, снегом. Закружилась голова у Ятоки от радости, от таежных запахов.

Потом они втроем сидели за праздничным столом. Василий выбрит. На нем голубая рубашка под цвет глаз. «Даже не верится, что наконец-то добрался до вас. Как мне не хватало тебя, Ятока, в тайге». И Ятока была благодарна ему за эти слова.