Утонуть в крови : вся трилогия о Батыевом нашествии - Виктор Поротников

Моисей давно уже не играл в боа и утратил былую сноровку, поэтому Тулусун-хатун без особого труда обыграла его.

— А теперь, Мосха, ты должен насадить меня на свой кожаный рожок, который у тебя в штанах, — с бесстыдной улыбкой проговорила Тулусун, потянув Моисея к ложу за шелковой китайской ширмой. — Таково мое желание как победительницы!

Моисей не на шутку испугался.

— Это невозможно, госпожа, — залепетал он, упираясь. — Сюда в любой момент может кто-нибудь зайти, кто-то из слуг или тот же Хоилдар. Это не делается днем, госпожа. Лучше дождемся вечерней поры и…

— Не хочу я ждать! — дрожа от страстного нетерпения, капризно воскликнула Тулусун. — Ну же, Мосха, оседлай меня, как ты это умеешь! За ширмой нас никто не увидит. Иль я не желанна тебе?

Раскосые очи юной ханши подозрительно сузились.

И Моисей решился.

Оказавшись за ширмой, Тулусун проворно разделась догола и упала на постель, широко раздвинув ноги. Моисей возлег на нее сверху, сняв сапоги и штаны. Отдаваясь Моисею, Тулусун стонала и вскрикивала от переполняющего ее наслаждения. Моисей вдавливал нагое покорное тело Тулусун в мягкий войлок, блаженствуя от того, что жена хана Кюлькана так увлечена им, что утратила всякую осторожность. Он смотрел на скуластое лицо Тулусун, полыхающее румянцем, на ее приоткрытые пересохшие уста, из которых вырывались негромкие стоны, на сомкнутые густые ресницы, на изогнутые черные брови, невольно сравнивая эту неутомимую маленькую монголку со своей сестрой Саломеей в минуты соития с нею. И сравнение это было не в пользу Тулусун.

Сладостное уединение двух любовников было нарушено самым неожиданным образом.

В юрту вбежал Хоилдар с перекошенным от страха лицом.

— Несчастье, госпожа! — прокричал он. — Урусы опрокинули наших батыров! Скоро урусы будут здесь, надо спасаться!

Заглянув за ширму, Хоилдар остолбенел с открытым ртом.

Побледневший Моисей стремительно отпрянул от обнаженной Тулусун и трясущимися руками принялся натягивать на себя штаны.

— Убирайся прочь, негодяй! — взвизгнула Тулусун, швырнув подушку прямо в лицо Хоилдару. — Вон отсюда! Скотина! Ослиный помет!..

Хоилдар попятился к выходу, растерянно бормоча:

— Не гневайся, госпожа. Я буду нем, как камень… Никто ничего не узнает… Только умоляю, одевайся поскорее! Я уже привел коней для тебя и Мосхи.

Одевшись сам, Моисей помог одеться Тулусун, которая продолжала ругаться сквозь зубы, негодуя на Хоилдара, прервавшего ее наслаждение на самом его пике.

— Не трясись, Мосха! — Тулусун потрепала Моисея по щеке. — Я не дам тебя в обиду. Я пригрожу Хоилдару, и он будет помалкивать!

Слова Тулусун не принесли успокоения Моисею, на душе которого было так скверно, как никогда еще не бывало.

Второй день битвы под Коломной показал татарским военачальникам все преимущества сомкнутого плотного строя пеших русских ратников. Первыми не выдержали таранного удара русской пешей рати батыры хана Тангута, находившиеся в центре боевого строя монголов. Затем поколебались и начали беспорядочное отступление конники хана Бури после мощной атаки конных полков Еремея Глебовича и Романа Ингваревича. Таким образом, центр и правое крыло татарского войска были обращены в бегство русичами в самом начале сражения.

Всадники хана Кюлькана, сколько могли, сдерживали натиск суздальцев на левом фланге и начали отходить к своему стану лишь ввиду угрозы полного окружения.

Бегство Тангута и Бури не поколебало мужества хана Кюлькана, который никак не мог забыть своего позорного бегства в сече у Черного леса. И ныне, видя, что русские полки вновь прорвались к его стану, хан Кюлькан дал приказ своим воинам стоять насмерть. Честолюбивая гордыня, владевшая Кюльканом, отцом которого был сам Чингис-хан, не позволяла ему дважды бежать от врага, все приокские города которого уже были разорены монголами.

Видя перед собой багряно-черные русские стяги с крестами и ликами святых угодников в золоченых нимбах, Кюлькан свирепел от мысли, что события под Коломной разворачиваются точно так же, как месяц назад у Черного леса. Разница была лишь в том, что сегодняшняя битва происходит при свете дня и у монголов нет за спиной тех бесчисленных резервов, какие имелись у них в сече с рязанскими князьями.

Надеясь, что Бури и Тангут остановят своих бегущих воинов и придут к нему на помощь, Кюлькан собственным примером воодушевлял своих батыров, храбро бросаясь на русские копья. Прочный хорезмийский панцирь из стальных пластин делал Кюлькана неуязвимым, его не брали ни копья, ни мечи, ни стрелы…

Битва уже кипела среди юрт татарского стана, когда под Кюльканом убили коня. Верные батыры помогли юному чингизиду встать на ноги, прикрывая его щитами. С головы Кюлькана слетел шлем, но он не обратил на это внимания, сердито крича на своих телохранителей и требуя себе другого коня.

В этот миг Кюлькан увидел могучего русича на вороном жеребце, в позолоченном шлеме и с золотым солнцем на щите. Он вспомнил, что видел этого русского витязя и в битве у Черного леса. И тогда этот храбрец был неодолим и неудержим. И вот богатырь в блестящем шлеме и сверкающих латах несется прямо на него!

Кюлькан выхватил дротик у одного из своих батыров и метнул его в богатыря на вороном коне. Дротик отскочил от щита русича, не причинив ему вреда.

Раскидав конем ханских телохранителей, витязь в сияющем шлеме с ходу вонзил острие своего копья Кюлькану в горло. Молодой хан упал замертво в сугроб. Над его телом развернулась яростная сеча. Монголы, не щадя себя, старались вынести тело Кюлькана в безопасное место.

Коломенские дружинники, видя, что вороной конь Романа Ингваревича мелькает в самой гуще сражения, а позолоченный шлем их князя маячит постоянно впереди, рвались за ним следом, подобные урагану, топча копытами своих коней тела поверженных татар.

Был январь 1238 года.

Глава четырнадцатая

Смерть Романа Ингваревича

Выбежавшие из юрты Моисей и Тулусун увидели, что весь стан объят смятением, татары разбегались кто куда, хватая неоседланных коней, татарские слуги, пастухи и рабыни-азиатки со всех ног бежали к лесу. Русские невольники, оказавшиеся оставленными без внимания среди этого хаоса, испуганно озирались по сторонам, сбиваясь в кучки. Грозный шум битвы стремительно надвигался, подобно морскому валу, в этом шуме среди звона мечей и сабель явственно звучал победный боевой клич русичей. Боевого клича татар слышно не было.

Хоилдар бесцеремонно подтолкнул замешкавшегося Моисея к невысокому гривастому коню и помог Тулусун взобраться в седло. Вскочив на пегую кобылицу, Хоилдар с места перешел в галоп, таща за поводья белого бокастого конька, на котором сидела Тулусун. Моисей, нахлестывая коня, поскакал вслед за ними.

Оказалось, что сражение развернулось не только в стане хана Кюлькана, но и на заснеженных полях вокруг него. Это фланговые русские полки преследовали разбитые тумены ханов Бури и Тангута. Беглецы из татарского стана, конные и пешие, метались, как перепуганные косули на облавной охоте, то и дело оказываясь на пути у отступающих в беспорядке татарских воинов или перед развернутым строем наступающих русских дружин.

Несколько раз Моисея пытались стащить с седла какие-то пешие степняки с обнаженными саблями в руках, желая завладеть его конем. Моисею удалось вырваться из их цепких рук с помощью плетки. Бросаясь из стороны в сторону среди обезумевших от страха татарских слуг и служанок, Моисей потерял из виду Хоилдара и Тулусун. До спасительного леса он добрался вместе с двумя татарскими пастухами, ханским поваром и тремя татарками, одна из которых была беременна.

Беременная татарка сплозла с седла в сугроб, корчась от боли. От пережитого потрясения у нее начались роды. Две ее узкоглазые желтолицые подружки хлопотали вокруг нее, упрашивая роженицу кричать потише, из опасения, что эти крики могут привлечь русов. До кипевшего на равнине сражения было не более трехсот шагов. В просветах между соснами можно было разглядеть сверкающие на солнце копья, шлемы и клинки сражающихся русичей и татар.

Татарки замахали руками на мужчин, веля им уйти подальше и не смотреть на роженицу.

Пастухи и повар-уйгур двинулись в глубь леса, увязая по колено в снегу и ведя лошадей в поводу. Моисей сначала медленно ехал за ними следом, потом остановил коня. Он лишь сейчас обнаружил, что воротник его меховой шубы насквозь пробит русской стрелой.

Выдернув стрелу из воротника, Моисей долго разглядывал ее, удивляясь и радуясь тому, что лишь по воле случая он остался жив.

Пробираясь верхом на коне по заснеженному бору, Моисей искал среди прячущихся за деревьями татарских слуг и воинов Хоилдара и Тулусун, но их нигде не было.