И в горе, и в радости - Мег Мэйсон

Я прикусила губу, и она продолжила:

– Типа, как вариант, разбери одежду или займись дурацкой йогой, и оно наверняка придет к тебе или ты сама это придумаешь. Ты такая умная, Марта, самый креативный человек, которого я знаю. – Она ударила меня, потому что я закатила глаза. – Да, и мне нужно домой, так что не могла бы ты помочь мне встать?

Я так и сделала, и моя сестра на секунду удержала мои руки, стоя посреди своей спальни, и сказала:

– Маленькие ежедневные чудеса, озарения, что-то такое, спички Вулф. Делай это. Делай, как говорит Вирджиния.

Я спустилась с ней вниз и пообещала, потому что она заставила меня, что обзаведусь каким-нибудь обыденным делом, но только не дневником благодарностей, потому что, по ее словам, это ее напугает.

– И не этими картами желаний. Если только это не фотографии сорокалетней Кейт Мосс на суперъяхте.

– В перекошенном бикини.

– Всегда.

– Я люблю тебя, Ингрид.

Она сказала «я знаю» и отправилась домой.

* * *

Отец оставил свет в кабинете включенным, а книгу раскрытой на столе. Я вошла и взяла ее, но не смогла найти тот отрывок, который он читал. Пытаясь втиснуть книгу в несуществующее свободное место на его полках, я вспомнила, как он сказал однажды – тем летом, которое я провела в этой комнате: «Сама жизнь на одной стене, Марта. Любая жизнь, реальная или выдуманная».

Я осталась в комнате и прочитала множество корешков, затем начала снимать книги одну за другой, складывая их стопкой в левой руке. Мои критерии отбора были тройственными. Книги авторов-женщин или достаточно чувствительных/депрессивных мужчин, которые сами придумали свою жизнь. Любая книга, о прочтении которой я врала, кроме Пруста, потому что, даже натворив все, что натворила, я не заслуживала таких страданий. Книги с многообещающими названиями, до которых я могла дотянуться, не вставая на стул.

Они были старые. От их обложек мои пальцы казались натертыми мелом, а страницы пахли скукой моего детского ожидания, когда отец закончит свои дела в комиссионном магазине. Но они расскажут мне, как быть или чего хотеть, и они спасут меня от дневника благодарностей, и это было единственное, о чем я могла думать.

Я начала с полного собрания сочинений Вулф: целыми днями я читала в комнате родителей и иногда, когда начинала волноваться, что сойду с ума от того, что столько времени занимаюсь только этим и начинаю думать на языке Вулф, уходила читать в другое место. По ночам я читала, пока не засыпала, и где бы я ни была, каждый раз, когда кто-то в книге чего-то хотел, я записывала, что именно это было. Когда я закончила их все, у меня осталось множество обрывков бумаги, собранных в банку на комоде Ингрид. Но в них всех говорилось: какого-то человека, семью, дом, деньги, не быть одному. Только этого все и хотят.

* * *

Я пыталась начать бегать. Это так же ужасно, как выглядит. Около торгового центра, пробежав чуть больше полмили от дома родителей, я сдалась и зашла купить воды. Поскольку было утро понедельника, чуть позже девяти утра, и я была женщиной за сорок в спортивной одежде, я не привлекала внимания, когда кружила по первому этажу, пытаясь найти, где купить воды.

Мне попался магазин «Смитс». Единственной дорогой от входной двери к холодильнику был проход с табличкой, на которой было написано «Подарки/Вдохновение/Ежедневники», хотя там были одни лишь ряды дневников благодарностей. Я остановилась рассмотреть их в поисках самого худшего, чтобы купить и отправить сестре. Хотя на их мятных, блестящих сиреневых и пастельно-желтых обложках было так много разнообразных предписаний – жить, любить, смеяться, сиять, процветать и дышать, – если смотреть на них в совокупности, казалось, что высший императив человечества – следовать своим мечтам.

Я выбрала тот, что был необъяснимо толстым, с вдвое большим количеством страниц, чем у его собратьев по полке, потому что на обложке было написано: «Нужно просто решиться». Должно было звучать беззаботно и мотивационно, но из-за отсутствия восклицательного знака этот призыв казался усталым и обреченным. Нужно просто решиться. Всем надоело слушать, как ты говоришь об этом. Следуй за своей мечтой. Сейчас или никогда.

Женщина на кассе сказала, что сегодня мой день. «Бесплатная ручка с каждым дневником». Она была слишком стара, чтобы работать там, и тяжело дышала, когда присела, чтобы достать коробку из-под прилавка. «Какую хотите?» Ручки тоже были вдохновляющими. Я взяла ту, на которой была фраза, незаконно заимствованная у феминизма третьей волны, поблагодарила ее и подошла к островку кафе посередине торгового центра, который напитывал воздух синтетическим ароматом хлеба.

Я заказала тост. Это заняло много времени. Пока я ждала, я успела долистать до конца своей ленты. Последним постом была фотография Ф. Скотта Фицджеральда, @ежедневные_цитаты_писателей. Подпись гласила: «О постыдном обычно бывает интересно читать»[15].

Мой тост так и не появился. Я вытащила дневник Ингрид из сумки и сделала подпись на первой странице, затем быстро оглянулась через плечо на случай, если на меня кто-то смотрит. Но я была единственным человеком, который осудил бы женщину, что сидит одна в пекарне торгового центра утром в будний день, в то время как ее одежда для бега и дневник благодарностей свидетельствуют о попытке улучшить себя сразу в двух отношениях. Я поерзала на стуле.

Наверное, из чувства раскаяния я открыла другую страницу, где-то ближе к середине, потому что не знала, с чего начать. Я просто начала. Нужно просто решиться. Серьезно, всем плевать.

Стояла первая неделя марта. Я сидела на заднем крыльце родительского дома, босая, выдергивала сорняки из щелей в бетоне, отмечая, каким ярко-янтарным выглядит мой чай на холодном солнце, и разговаривала по телефону со старшим сыном Ингрид. Они снова начали звонить мне.

Он пересказывал мне книжную серию, которую читал, с беспощадными подробностями и время от времени с полным ртом.

Я спросила его, что он ест.

– Виноград и рабский ролл.

Я услышала, как Ингрид попросила у него телефон.

– Он имеет в виду арабский. Извини, боже, этих книг семь миллионов. Готова поклясться, где-то на галерах детей заставляют их писать. Как дела?

Я рассказала ей о работе, которую нашла. Консультант по профориентации и карьере в школе для девочек. В отличие от меня она не находила иронии в том, что мне предложили эту должность.

– Ты же реально сменила кучу работ.

Она сказала «дерьмо». Ей надо