И в горе, и в радости - Мег Мэйсон

Они производили впечатление актеров в спектакле, ожидающих, когда перед ними откроется занавес, но слишком медлительных, так что всего на секунду зрители видят их такими – застывшими в натуралистичных позах, – прежде чем они начнут действие.

Мать принимается размахивать метелкой, отец начинает читать с середины предложения, персонаж сестры наклоняется вперед, как будто слушает. То, что она достает свой телефон, очевидно для тех, кто находится по другую сторону четвертой стены. Отец поднимает глаза и перестает читать, потому что появляется еще одна актриса – очевидно, все усложняющий персонаж, – которая еле управляется со множеством сумок. Отец предлагает ей присесть, мать уходит, говоря что-то про кофе, и, осведомившись о том, как прошла ее поездка, отец говорит: «Так, где я остановился? Ага, вот» – и начинает заново.

Одна сестра отказывается притворяться, что ей интересно, и открыто смотрит в телефон. Другая стоит на месте, не ставит сумки и слушает, давая зрителям время задуматься о ее предыстории, о том, зачем она пришла, чего хочет, какие препятствия ждут ее впереди и как они разрешатся за девяносто минут. Будет ли антракт. Принимает ли парковочный автомат карты.

– «А великое откровение не приходит. Великое откровение, наверное, и не может прийти. Оно вместо себя высылает маленькие вседневные чудеса, озаренья, вспышки спичек во тьме; как тогда, например»[13], – зачитывает он. – Разве это не блестяще, девочки? Это…

– Вирджиния Вулф.

Ингрид сказала это, не отрывая глаз от телефона, но затем, предвидя его вопрос, подняла голову и добавила: «Видела в Инстаграме»[14].

Он спросил:

– Что такое «Инстаграм»?

– Вот. – Она пролистала экран и протянула телефон моему отцу, который взял его и произвел примитивную имитацию прокрутки, задействовав все пальцы правой руки и паралитически дрожащее движение запястья. – Можно запостить в него любую чушь, какую хочешь, хоть стихи, и кто-нибудь это лайкнет. Одним пальцем. Папа. Двигай снизу вверх.

Он освоил движение и через несколько минут объявил аккаунт @ежедневные_цитаты_писателей хранилищем гениальности, а затем спросил, сколько будет стоит подписка на него. Ингрид сказала, что единственной тратой будет покупка мобильного телефона без антенны и что она сама купит ему телефон в интернете – в ответ на выражение неуверенности, которое появилось на его лице при упоминании товарно-денежного взаимодействия.

Я сказала, что мне нужно разложить вещи. Ингрид предложила мне помощь и встала. За дверью я сказала ей, что мне не нужна помощь.

– Под помощью я подразумеваю, что буду сидеть и смотреть, как ты это делаешь.

Она последовала за мной до лестницы.

– Где мальчики?

– Хэмиш повез их стричься. Я думала, что смогу это сделать сама, но, как выяснилось, это довольно сложно. – Она начала пыхтеть еще до того, как мы прошли половину первого пролета, и потребовала небольшого отдыха на втором. – Я собиралась открыть салон под названием «Мама срежет»… но, очевидно, это можно понять двояко… в зависимости… от… мне нужно присесть на секундочку… твоего психического состояния.

У двери в мою комнату Ингрид велела мне подвинуться, чтобы она могла открыть для меня дверь. Заглянув внутрь и отвернувшись, она сказала:

– Почему бы тебе вместо этого не занять мою комнату? – Мою комнату использовали как склад для скульптур, которые, как объяснила мне мать, когда мы потом спросили ее об этом, «концептуально еще не существовали».

Мы открыли соседнюю дверь, и я запихнула сумки на дно пустого гардероба Ингрид, затем села на ее матрас, который шел в комплекте с березовым столом и коричневым диваном и сильнее всего пострадал от ее подросткового курения.

Некоторое время она рассказывала о каждом конкретном случае появления следа от сигареты, о своей комнате, о том, что она написала и нарисовала на стене, многие из рисунков остались, включая слова за занавеской, которые она показала мне: «Я НЕНАВИЖУ МАМУ». А потом она вспоминала, как я приходила и забирала ее, когда случалось Изгнание отца. Она лениво подняла мою руку и, заметив татуировку, провела по ней большим пальцем, как будто ее можно было стереть.

– Ты хоть иногда жалеешь, что сделала ее?

– Да.

– Когда?

– Когда вижу ее.

– Я бы осудила тебя, но… – Она подняла запястье и показала мне свою очень короткую линию. Она добавила: – Итак. Что ты собираешься делать? У тебя есть план? Потому что ты могла бы…

Ее тон подразумевал начало какого-то списка, но после подготовительного вдоха ничего, кроме выдоха, не последовало. Она выглядела виновато.

– Я знаю, не волнуйся.

– Я что-нибудь придумаю.

Я сказала ей, что все в порядке.

– Это не твоя работа. Вообще-то, он у меня есть, или нет – то есть это не прямо план-план. Это больше. – Я сделала паузу. – Мне нужно выяснить, какая жизнь доступна женщине моего…

– Не говори «моего возраста».

– …женщине, родившейся примерно в то же время, что и я, незамужней, без детей или каких-либо особых амбиций, и резюме у которой… – Я хотела сказать «дерьмовое», но на лице моей сестры было так много беспокойства, что я поправилась: – Не отличается особой последовательностью в карьерном пути.

– Но ведь эта жизнь необязательно должна быть отстойной. То есть не предполагай автоматически, что она должна быть…

Я сказала:

– Я не предполагаю. Я хочу, чтобы она не была отстойной. Я просто не знаю, какие существуют не-отстойные варианты, если ты не любишь животных или помогать людям. Если ты хочешь того, чего обычно хотят женщины: детей, мужа, друзей, дом…

– …успешный онлайн-магазин на Этси.

– Успешный онлайн-магазин на Этси, зависти, удовлетворения, чего угодно – но этого у тебя нет, тогда чего ты должна хотеть? Я не знаю, как хотеть чего-то, кроме ребенка. Нельзя просто подумать о чем-то другом и решить захотеть этого.

Ингрид сказала, что можно.

– Даже женщины, которые все это получают, теряют это. Мужья умирают, а дети вырастают и женятся на ком-то, кого ты ненавидишь, и используют юридическое образование, которое ты им оплатила, чтобы начать бизнес через онлайн-магазин на Этси. В конце концов уходят все, а женщины всегда остаются последними, поэтому мы просто придумываем, чего бы еще захотеть.

– Я не хочу ничего придумывать.

– Но ведь все придумано. Жизнь придумана. Все, что ты наблюдаешь вокруг, как кто-то что-то делает, – они это придумали. Я придумала Суиндон, черт возьми, и заставила себя захотеть жить там, и теперь хочу.

– Правда?

– Ну, я не не хочу.

– Как ты это сделала?

– Не знаю, – сказала она. – Просто фокусировалась на всяких обыденных вещах и делала вид, что получаю от них удовольствие, до тех пор, пока