Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим - Лев Понтрягин

Седов воспринял предложение о ликвидации его секции как личную обиду: я хотел лишить его звания председателя секции РИСО. Он мобилизовал себе в поддержку нескольких математиков и в первую очередь академика-секретаря Боголюбова, который горячо поддержал его. На мой вопрос, обращённый к Боголюбову, зачем нужна секция, он ответил мне просто: «Я не люблю обижать людей». В связи с этим осложнением было собрано специальное совещание при Президенте для рассмотрения моего предложения. Там мы горячо спорили с Седовым, но физики не проявили того рвения, на которое я надеялся. Чем кончилось это заседание, я не помню, но в конце концов решение о расформировании секции Седова было принято. Однако председатель РИСО Федосеев сказал мне, что он не будет спешить с его реализацией. Так оно и произошло: секция продолжает существовать, но я на неё уже не хожу. Решение группы докладывает на секции либо Владимиров, член группы, либо секретарь группы Благодатских, имеющий при себе протокол заседания группы.

Мне бы хотелось рассказать о публикации книги «О науке» А. Пуанкаре — знаменитого французского учёного, которая должна выйти из печати в 1983 году[52].

Ещё студентом я с увлечением прочёл четыре небольшие книжечки А. Пуанкаре: «Наука и гипотеза», «Ценность науки», «Наука и метод» и «Последние мысли». В этих книгах содержатся интересные высказывания Пуанкаре о математике, физике и научном творчестве. Несколько условно их можно назвать философскими. В последние годы эти книги стали библиографической редкостью. Мне очень захотелось переиздать их для нашей молодёжи.

Трудность заключалась в том, что некоторые высказывания Пуанкаре, сделанные в этих книгах, подверглись критике Лениным. Поэтому переиздание нужно было сопроводить надлежащими комментариями и предисловием.

В 1974 г. решение по этому изданию было принято. В самом начале 1975 года, в феврале, была достигнута договоренность с философом С. Г. Суворовым, который брался написать предисловие и комментарии к книге Пуанкаре «О науке». Однако и через шесть лет он эту работу ещё не закончил. Договор с ним пришлось расторгнуть и всё начать с начала.

Дело в том, что в работах Пуанкаре ещё задолго до Эйнштейна высказаны основные положения теории относительности. В первых двух из этих книг некоторые из них как раз сформулированы[53]. Между тем сионистские круги упорно стремятся представить Энштейна единственным создателем теории относительности. Это несправедливо.

В 1980 году договор на комментарии был заново заключён с А. Тяпкиным и А. Шибановым и мы, видимо, находимся на пути выхода интересных книг Анри Пуанкаре «О науке».

Международные отношения

Став вице-президентом Международного союза математиков, я начал использовать это своё положение для влияния на иностранный отдел Академии наук, или, как он позже стал называться, Управление внешних сношений Академии наук, для того, чтобы содействовать поездкам наших математиков за границу, стараясь расширить круг лиц, допущенных к поездкам. Я уже говорил, что ситуация здесь была аналогичная той, которая имела место в издательстве. Расскажу о нескольких запомнившихся мне случаях.

В Японии намечалась математическая конференция по специализированной теме. От оргкомитета пришло приглашение в Советский Союз ряду математиков, обычно ездящих за границу. Мы в Стекловском институте решили составить совсем другую делегацию из лиц, не входящих в список приглашённых. Мы наметили троих: ленинградец А. Н. Андрианов, москвичи — А. Г. Витушкин и В. С. Владимиров. Всех троих не допускали к поездкам. Первый имел какие-то осложнения с обкомом Ленинграда, второй не очень сознательно подписал некое криминальное письмо. В. С. Владимиров в далёком прошлом вёл сверхсекретную работу. Об этом было уже забыто, но академик Харитон специально позвонил в выездной отдел ЦК, чтобы напомнить об этой работе и помешать Владимирову в поездке в Японию.

По поводу каждого из троих мне пришлось вести трудные и длинные переговоры с различными лицами в Академии наук. По поводу Андрианова главный учёный секретарь АН СССР Г. К. Скрябин позвонил по моей просьбе специально в Ленинградский обком, чтобы устранить трудности. По поводу Витушкина я вёл переговоры сперва с вице-президентом АН СССР Логуновым, а затем с другим вице-президентом В. А. Котельниковым. По поводу Владимирова я также был у Котельникова, но здесь трудности были сняты Стекловским институтом. Мы сообщили в Японию состав нашей делегации и получили оттуда весьма кислый ответ. Наша делегация всё же поехала на конференцию и была там очень хорошо принята, так как математики это были хорошие. Позже, на заседании Исполкома Международного союза математиков, представитель Японии в Исполкоме — профессор Кавада — благодарил меня за прибытие хорошей делегации на конференцию, которая проходила под эгидой Математического союза.

Второй случай был с конференцией в Австралии. Туда были приглашены Адян, А. И. Кострикин и Ширшов, но тоже были какие-то трудности, особенно у Адяна в управлении внешних сношений. Мне удалось преодолеть их и вся группа поехала. Математики это тоже хорошие.

Для Витушкина поездка в Японию имела особенно важное значение, тем самым ему был открыт путь для дальнейших поездок. Позже он стал приглашённым докладчиком на конгрессе 1974 года в Ванкувере. Его доклад там имел большой успех, так что он после него получил много приглашений для заграничных поездок, которые и осуществил благополучно. Среди них была одна, когда он был приглашён лектором Международного союза математиков. В качестве такового я предложил его на Исполкоме Международного математического союза.

Но одновременно там рассматривался другой советский математик, также лектор Международного союза, — В. И. Арнольд. Арнольд работал в университете и там имел какие-то трудности с выездом. Так что поездку ему не разрешали. Исполком Международного союза очень старался добиться поездки Арнольда. Меня просили содействовать этой поездке, но я ничего не мог сделать, так как не имел влияния на университет. Из Витушкина Исполком сделал нечто вроде заложника. Вопрос ставился примерно так: пока не съездит Арнольд, не пустим Витушкина. Но после некоторых моих усилий эту трудность удалось преодолеть и Витушкин с успехом стал лектором Международного союза математиков.

Был ещё один интересный случай. Между Стекловским институтом и Калифорнийским университетом, в котором работает Балакришнан, имеется соглашение об обмене. Это соглашение об обмене я организовал с тем, чтобы обойти нашу Академию наук и американскую Академию. Первую поездку туда от Стекловского института совершили В. И. Благодатских и К. И. Осколков. Для второй мы наметили В. П. Михайлова и Гущина. Оба они ещё ни разу не были за границей и в связи с этим в райкоме не хотели подписывать им характеристику. Я позвонил по телефону начальнику отдела райкома, ведающего заграничными поездками. Там мне сказали, что по телефону он со мной разговаривать не будет, приходите в его приёмный день. Тогда я тут же позвонил первому секретарю райкома Архиповой и она охотно разговаривала со мной. Я изложил свою точку зрения. Сказал, между прочим: «Вы содействуете поездкам сомнительных лиц, а хороших русских людей не пускаете». Она ответила мне, что русских туда должны пускать также. Кончилось тем, что райком на другой же день дал характеристики Михайлову и Гущину, и они поехали.