Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим - Лев Понтрягин

Новый состав Исполкома был единодушно одобрен действующим, а позже все были избраны на Ассамблее в Ванкувере в 74-м году перед конгрессом.

После того как Лионс стал генеральным секретарём, все собрания Исполкома происходили в Париже, в удобном для него месте. Исключение составил только 77-й год. Я просил устроить эту встречу в Англии, так как решил ещё раз побывать там. Эта просьба была удовлетворена, и вице-президент Международного союза Касселс, англичанин, организовал её в Кембридже, куда мы с женой и Жижченко поехали. Серьёзных вопросов, насколько помню, там не обсуждалось. Произошло одно обстоятельство, которого я не заметил, а заметила жена. На каком-то многолюдном приёме Кембриджского университета, на который были приглашены все члены Исполкома, наша делегация была помещена отдельно от всех членов Исполкома. Нас посадили в конце стола. Рядом с нами был только профессор Касселс, который вёл себя в высшей степени любезно. Александра Игнатьевна восприняла это как недружественный жест со стороны устроителя приёма. Это был уже 77-й год! Разгул антисоветизма достигал своего апогея.

Ещё за год до этого Салфордский университет, находящийся в Англии близ Манчестера, сообщил мне, что желает дать мне почётную степень доктора университета в связи с моими прикладными работами по математике. Там была точно фиксированная дата, в которую ежегодно вручались докторские дипломы в торжественной обстановке. Они хотели, чтобы я приехал к этой дате. В том году мы уже вообще не хотели никуда больше ехать, а ехать к определённому времени мне вообще было неудобно. Я сказал, что не могу приехать по состоянию здоровья. Так оно, впрочем, и было: я чувствовал себя утомлённым.

Узнав, что я буду в Англии в 77-м году в Кембридже, руководители Салфордского университета решили устроить для меня исключение и вручить мне диплом в торжественной обстановке после моего пребывания в Кембридже, нарушая свои традиции, за что я весьма признателен профессору Портеру. К весьма скромной кембриджской гостинице, в которой мы все трое жили, был подан роскошный автомобиль, который должен был нас везти из Кембриджа в Манчестер. На персонал гостиницы этот автомобиль произвёл большое впечатление и они провожали нас очень торжественно.

В Манчестере мы были приняты в высшей степени тепло. Нас поместили в отличный отель с прекрасным рестораном, где мы имели открытый счёт, т.е. могли брать всё что угодно, записывая это в счёт номера, который был предоставлен нам, естественно, бесплатно. Как раз в это время в Англии отмечался 25-летний юбилей королевы Елизаветы II, и жена следила за всеми церемониями по телевизору, находившемуся в нашем номере. Это было очень интересно и ей и мне.

В Лондоне из-за юбилея была такая страшная сутолока, что невозможно было, в частности, купить хлеба. Мы ходили по многим магазинам, но хлеба там не оказалось.

Манчестер произвёл на нас тяжёлое впечатление. Много домов стояло с надписями: «Продаётся», «Сдаётся в наём». Они пустовали и, кроме того, находились в запущенном состоянии. На жену отвратительное впечатление произвели выставленные в одном книжном магазине фотографические картинки, на которых был изображён патологический сексуальный акт в разных видах. Такая открытая демонстрация сексуальной патологии и вообще обилие секса ужаснуло нас.

Вручение докторского диплома мне в Салфордском университете производилось с большим торжеством. Молодой человек нёс впереди процессии тяжеленный жезл. Профессор университета Б. Портер произнёс по моему адресу чрезвычайно похвальную речь, которую я с его согласия решил опубликовать в год моего 70-летнего юбилея в журнале «Успехи математических наук»[54]. Я получил диплом, подписанный ректором университета герцогом Эдинбургским, супругом королевы. Однако мне не подарили мантии, как это было принято раньше, а только накидку и шапочку. Портер обещал мне раньше, что мантия будет подарена. Но оказалось, что университет находится в таких трудных материальных условиях, что не может позволить себе роскошь потратиться на мантию. Так я и вернулся в Москву без мантии, но с большим количеством прекрасных цветных фотографий, которые сделали во время вручения диплома.

В конце нашего пребывания в Манчестере, в последний вечер, у жены начался опять тяжёлый сердечный приступ. Она не могла сидеть в ресторане, мы вернулись в номер и попросили принести ей горячий чай туда. А наутро нам предстояла поездка в Лондон. Ехать всё же пришлось, но на этот раз мы путешествовали в поезде. В Лондоне остановились только на ночь. Это был первый случай, когда жену застиг сердечный приступ во время заграничной командировки. Она стала их вообще очень бояться, стала настаивать на том, чтобы я оставил свой пост в Исполкоме Международного союза.

Заседание Исполкома в Ванкувере в 74-м году перед конгрессом прошло спокойно. Я только сильно волновался, как бы меня не провалили на Ассамблее. Но там я получил только один голос против. Само пребывание в Ванкувере было очень приятным. Мы с женой получили в своё распоряжение двухкомнатную квартирку, предназначенную там для молодых профессоров. Уже тогда, в 1974-м году почувствовалась некоторая напряжённость между американскими сионистами и советскими математиками. С обширной речью, довольно сдержанной, но всё же с нападками, выступил Липман Берс, который был членом американской делегации на Ассамблее. Он упорно говорил о том, что из Советского Союза за границу пускают мало математиков. Впрочем, это верно. Берс сказал, между прочим, что страна, давшая миру таких математиков, как Виноградов, Понтрягин, Гельфанд, Колмогоров, имеет право иметь большое количество своих представителей на международных конгрессах и по другим поводам за границей. В частном разговоре Берс довольно отчётливо настаивал на том, что советских евреев мало пускают за границу, что имеет место дискриминация, что американские евреи будут усиливать свой нажим на Советский Союз.

Само путешествие в Ванкувер и обратно в Москву было тяжёлым. Мы сперва добрались до Нью-Йорка, там отдыхали одну ночь, а потом в страшной жаре полетели оттуда в Ванкувер. На обратном пути из Ванкувера в Москву в Нью-Йорке уже не было настоящего отдыха, мы не ночевали, а просто ждали на аэродроме самолёта в Советский Союз. Так что мы страшно устали. Кроме того, самолёт, летевший из Нью-Йорка в Москву, первую остановку в Советском Союзе имел в Киеве, что было очень утомительно, так как там происходил таможенный досмотр. Приехали в Москву мы совсем замученные, но общее впечатление от этой поездки было прекрасным.