Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим - Лев Понтрягин

Секция Седова (так я буду её называть для краткости) была типично академической организацией. Ее списочный состав состоял из весьма авторитетных лиц, большинство которых не ходило на заседания секции и никакого участия в её работе не принимало. Это была, так сказать, показуха. Тщательностью работы секция, на мой взгляд, не отличалась, и я решил вмешаться в это дело. Я предложил Седову организовать специальную рабочую группу, которая будет помогать секции в издании математических книг. Седов моего предложения не принял. Он сразу же пригласил меня стать членом его секции. Но я на это не согласился, так как понимал, что один я ничего не смогу изменить. Я поделился своими намерениями с И. М. Виноградовым, и он мне посоветовал связаться с С. В. Яблонским, который был тогда заместителем академика-секретаря Отделения математики АН СССР. Разговаривать с академиком-секретарем Н. Н. Боголюбовым бесполезно. С этого наше знакомство с Яблонским и началось. Впрочем, с Яблонским я встречался и раньше в молодости, когда был председателем школьной математической олимпиады, в каком году, не помню. Существует фотокарточка, на которой я изображен в кругу школьников-победителей олимпиады и среди них Яблонский и Болтянский.

Яблонский отнёсся к моим намерениям очень серьёзно и начал помогать мне. Он устроил мне свидание с председателем РИСО академиком Миллионщиковым и, по-видимому, рассказал о моих планах Президенту Келдышу. Они оба благосклонно отнеслись к моим замыслам.

И Келдыш дал указание собраться нам троим — Миллионщиков, Седов и я — и составить письменный документ, так как в устные сообщения обычно вкрадываются неточности. Так как собраться нам троим никак не удавалось, то мы с Седовым вдвоем составили соглашение, которое фактически давало право вето моей группе на любую книжку. Подписанное Седовым и мной соглашение поступило к Миллионщикову.

Когда учёный секретарь РИСО Лихтенштейн узнал о предполагаемой организации группы, он стал очень суетиться вокруг меня и при встречах в столовой всё время спрашивал, кто же войдет в группу. Академик Миллионщиков поручил Лихтенштейну на основании нашего соглашения составить документ, подлежащий подписи Президента М. В. Келдыша и имеющий силу закона. При оформлении бумаги Лихтенштейн фальсифицировал документ, внеся свои поправки в наше соглашение, а именно он писал, что окончательное решение о публикации книги принимается секцией, а не совместно группой и секцией, и что состав группы утверждается Седовым. Первая поправка практически лишала группу всякого реального влияния, а вторая — делала её орудием Седова. Зная из суеты Лихтенштейна о его озабоченности происходящим, я заподозрил возможность фальсификации с его стороны. С разрешения Миллионщикова я ознакомился с документом, который составил Лихтенштейн. Увидев поправки, внесённые им, я рассказал о них Миллионщикову и попросил вернуться к нашему исходному тексту. Что и было сделано. В таком восстановленном виде документ был подписан Келдышем. После этого Лихтенштейн перестал со мной здороваться при встречах.

Келдыш подписал устав группы в начале декабря 1970 года. А в середине декабря группа уже впервые собралась. Нам был предоставлен полный список книг по математике, подлежащих рассмотрению на ближайшей секции РИСО. Мы тщательно их обсудили и вынесли свои решения в форме протокола заседания группы. По распоряжению Келдыша я был включён в секцию и на заседании секции сообщал решение группы по каждой книге.

В дальнейшем мне удалось добиться того, чтобы книги, переводимые издательством «Мир» на русский язык, также рассматривались группой. Таким образом, группа получила возможность влиять на издательство «Мир», не входящее в систему Академии наук.

У группы оказалось довольно много работы. Мы стали собираться раз пять-шесть в год. Несколько позже я усовершенствовал эту работу. Перед каждым заседанием мы встречались втроем — я, секретарь и член группы В. П. Михайлов, доктор физико-математических наук, сотрудник Стекловского института. Мы втроём внимательно рассматривали переданный нам издательством список подлежащих рассмотрению книг по математике, с тем чтобы облегчить работу группы, так как на каждом заседании группы нам приходилось принимать решение по списку книг, содержащему около ста названий.

Главная редакция издавала не только книги по математике, а также книги по физике, механике и теории управления. Все они подлежали утверждению на секции Седова. Значительно позже по образцу нашей группы по математике были образованы группы по физике и по механике и теории управления. Так что при секции образовались три группы.

Первое разногласие группы с секцией возникло в самом начале работы по поводу университетского учебника по алгебре. Секция настойчиво рекомендовала в качестве автора одного преподавателя университета, малозначительного математика, кандидата наук. И. Р. Шафаревич, признавая, что он не является сколько-нибудь значительным учёным, считал, что учебник он может написать.

Точка зрения группы была другая: все считали, что университетский учебник должен писать значительный учёный, по двум причинам. Первая — для повышения научного качества учебника, вторая — студенты всех университетов Советского Союза невольно начинают думать, что автор учебника, который они используют, является выдающимся учёным.

Шафаревича поддерживали физики, и поэтому мы не могли достигнуть никакого согласия. Тем более, что группа не могла тогда предложить никакого другого автора. Кончилось тем, что я решил удалить Шафаревича из членов секции. Решение Бюро Отделения по этому вопросу было передано в Президиум АН, но в нём была допущена по небрежности неточность, которая дала возможность тому же Лихтенштейну затянуть волокиту. Но и это было преодолено. Новые члены, предложенные мною, Владимиров и Никольский, стали активными членами секции, а Владимиров — активным членом нашей группы. В дальнейшем в случае моей болезни он председательствовал на заседаниях группы и представлял её решение для секции.

После этих перемен предлагаемый автор был отвергнут также и секцией, а несколько позже учебник написал хороший алгебраист, член-корреспондент АН СССР А. И. Кострикин[49].

Ещё до организации группы секция приняла решение о переводе на русский язык собрания сочинений Г. Кантора. При повторном прохождении этого решения через секцию вопрос попал на группу. Ещё до того, как мы стали его рассматривать на группе, И. Р. Шафаревич при встрече в столовой сказал мне: «Кажется, я уже теперь не член секции, и поэтому я хочу вас предупредить относительно собрания сочинений Кантора. Кантору неправильно приписывается вся заслуга в создании теории множеств. Фактически очень значительная часть была сделана Дедекиндом. Это можно видеть из переписки Кантора с Дедекиндом. Так что следует к сочинению Кантора приложить эту переписку».