Чекисты рассказывают... Книга 2-я - Виктор Егоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Мы вынуждены дать вам очную ставку с Осиповым.
В кабинет следователя пригласили Осипова.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Товарищ Осипов, на допросе вы показали, что предупреждали Чарустина об опасности прокладки нефтепровода в районе поймы реки Талица и что по этому поводу вы писали ему докладную записку. Вы подтверждаете свой показания?
ОСИПОВ. Я по этому поводу уже давал показания и настаиваю на них. Возможность размыва грунта, возможность подземных его промывов вынудили меня подать докладную записку товарищу Чарустину. Докладная была написана от руки в полевых условиях. Чарустин приехал на место геологической разведки. Дело происходило летом на берегу Талицы. Он вышел из машины. Я подал ему докладную...
ЧАРУСТИН. Это ложь от начала до конца!
ОСИПОВ. Вы достали из кармана ручку и начертали резолюцию: «Не принимать во внимание!» Это же было, товарищ Чарустин!
ЧАРУСТИН. Повторяю. Ничего подобного не было. Пусть Осипов назовет свидетелей!
ОСИПОВ. Свидетелей, к сожалению, не было! И вы это прекрасно знаете, товарищ Чарустин.
ЧАРУСТИН. Я не желаю больше слушать эту ложь и расцениваю показания Осипова как оговор.
Мы попросили Баландина провести дополнительные исследования в свете показаний Осипова. Он их провел. В заключении Баландина говорилось, что грунт в пойме реки Талицы содержал в себе опасности для прокладки нефтепровода, что разрыв труб мог произойти и от подземных обвалов и промывов.
Марченко созвал оперативное совещание. Надо было оценить весь материал по расследованию.
Докладывал Марченко. Мне хотелось послушать анализ собранного материала со стороны. Он начал с материалов, присланных нашими друзьями из Германской Демократической Республики. Закончил он вопросом — верить показаниям Фишера или поставить их под сомнение? Фигура Фишера сама по себе не внушала доверия. Поэтому Марченко предложил еще раз перепроверить его показания. Портрет Гертруды у Чарустина он отнес лишь к категории косвенных доказательств. Этот портрет мог свидетельствовать лишь о том, что Чарустин действительно встречался с Гертрудой. Остальное он относил к области предположений.
Виновность Чарустина в катастрофе на нефтепроводе Марченко счел недоказанной. Перед показаниями Осипова остановился. Противоречие редкое, почти неразрешимое. Кому верить? Осипову или Чарустину?
Показания Фишера, характеристика, данная Чарустину председателем технической комиссии, — все это склоняло чашу весов в пользу показаний Осипова. Но нужны были доказательства.
8
Василий Михайлович Чарустин. Все, что удалось собрать нашим товарищем, лежало передо мной.
Человеку частенько приходится писать автобиографию. Вот его автобиография, написанная в 1940 году при поступлении в институт. Она еще коротенькая, событий мало, поэтому автор отдает дань подробностям, которые впоследствии выпадают одна за другой.
Родился Чарустин в 1923 году, отец его работал егерем в охотничьем хозяйстве на севере Калининской области, а до этого был лесным объездчиком. Образование у отца четыре класса церковноприходской школы, дед Чарустина охранял лесные владения крупного русского промышленника Рябушинского.
Итак, сын лесного объездчика, внук лесного сторожа. Стало быть, в этой семье никак не мог зародиться протест против Советской власти.
Учиться Василий Чарустин начал в сельской школе. В первые классы он ходил каждый день пешком четыре километра лесом. Дальше и того труднее. Поступил в пятый класс сельской семилетки, и пешком приходилось ходить уже восемь километров. Два часа дороги в один конец.
Десятилетку кончал в маленьком поселке. Туда ходить было невозможно. С восьмого класса жил на квартире. И вот копия с аттестата. Все до одной отметки отличные. В семилетке он вступил в пионеры, в десятилетке — в комсомол. Мальчик из лесной сторожки, из глухого, хоть и не очень-то удаленного от Москвы, но в полном смысле слова медвежьего края. Зимняя тропка через лес, весенняя распутица, разлив речушек, а осенью дожди и дожди... Все преодолел! Приехал учиться в Москву... Горный институт. Потянуло к странствиям, к приключениям, к жизни первопроходчика.
На этом автобиография, которую он писал при поступлении в институт, заканчивалась.
Грянула война.
Летом сорок первого двадцать третий год призыву не подлежал. 3 июля 1941 года Чарустин поступает аппаратчиком на военный завод. Ему положена военная бронь, но в октябре он через райком добровольцем уходит в истребительный батальон.
В сорок втором году он уже командир танка КВ. Дважды горел. Первый раз — в дни Изюм-Барвенковской операции, второй раз — в ноябре сорок второго года, когда войска Донского фронта наносили удар по окруженной группировке Паулюса в Сталинграде. За участие в знаменитой танковой битве под Прохоровкой 12 июля 1943 года награжден орденом Красной Звезды.
Заканчивает он войну командиром танковой роты. Два раза после тяжелых ранений лежал в госпитале, после второго в конце сорок четвертого года демобилизовался.
Автобиография, написанная им при вступлении в партию, при поступлении в другой институт после окончания войны, обрастает справками, характеристиками, послужным списком, наградными удостоверениями.
Институт, студенческая жизнь в общежитии.
Крепко сшита эта биография. Даже там, где я с усилием над собой пытался разорвать сварные швы, они не рвались.
Что же за история с диссертацией, о которой нам рассказывал Баландин?
Наши товарищи пока не могли найти объяснения истории конфликта с профессором в аспирантуре. Это можно было бы выяснить прямым вопросом, но для прямых вопросов время еще не наступило.
Единственно, что удалось получить, — это отзыв Высшей аттестационной комиссии. В нем говорилось, что диссертация Чарустина отвечает всем требованиям, предъявляемым к кандидатской диссертации.
Семья... Что здесь случилось? Почему развод, почему брошены дети? Бывшая жена его замужем, он не женат. Проще было бы все объяснить, если бы он второй раз женился.
Я никак не мог обнаружить подпорок для того мостика, который мог перекинуть к нему Фишер. Не обнаружив уязвимых мест, которые дали бы перевес Фишеру в поединке, состоявшемся там, на чужой для Чарустина земле, я не мог, не имел права подписать постановление об его аресте. Не сближались в моем сознании столь полярно заряженные жизненные линии: линия Фишера, палача и фашиста, и линия Чарустина, биография которого вплеталась в жизнь нашего общества. Но показания Фишера были фактом, и с этим фактом невозможно было не считаться.
Я выехал в Москву с твердым решением добиться встречи с Фишером.