«Если», 1999 № 04 - Журнал «Если»

Хотя в среде любителей фантастики особенно радостных ожиданий не наблюдалось. Главным образом потому, что хорошо помнились опыты великого кинематографиста над произведением великого писателя Лема. А также обратили внимание на скупо просочившиеся в печать размышления Тарковского по поводу того, что он собирается ставить и как он себе это представляет. Правда, осторожный оптимизм внушала случайная информация о том, что на сей раз сценарий писали все-таки «братья по разуму». Из бесед же с Аркадием Натановичем я знал, что иду смотреть фильм Тарковского, а о «Пикнике…», по его словам, нужно забыть — для пущего душевного спокойствия.

И все же, даже не ожидая от новой картины ничего хорошего, большинство из нас надеялось: все равно это будет прорыв. Прорыв Стругацких на большой — в том числе мировой — экран. И к массовому читателю, путь к которому хотя никогда окончательно не закрывался, но в конце семидесятых был все же изрядно затруднен. Наконец, прорыв Стругацких к читателю «нефантастическому», коему, как нам тогда казалось, мешает принять и полюбить их творчество лишь стереотип: «Фантастика?! Разве это литература…

А вышел все-таки очередной фильм Тарковского. Что само по себе обязано было стать событием в отечественной и мировой культуре. От Стругацких, на мой взгляд, в картине остались лишь некоторые обрывки диалогов, как и любой литературный текст, только мешавшие Тарковскому…

Сейчас, по прошествии двух десятилетий, когда раны от первого удара затянулись, когда нет уже ни того мира, ни тех страстей — и Аркадия Стругацкого, и Андрея Тарковского, и всей великолепной тройки исполнителей — Кайдановского, Гриценко, Солоницына, — я готов признать очевидное.

Что перед нами одна из вершин творчества одного из крупнейших режиссеров XX века. Что картина, если отнестись к ней без предвзятости, временами завораживает. Что мысли и образы, которыми она оперирует, запоминаются надолго. Хотя и не являются близкими лично мне; подозреваю, что большинству поклонников творчества Стругацких тоже, а может быть, и самим братьям, несмотря на все их устные и печатные заявления на сей счет («Мы работали с гением, а гений — это, знаешь ли…» — не раз говаривал Аркадий Натанович. После Чернобыля слова «зона» и «сталкер» благодаря Тарковскому стали пророческими, а роль Александра Кайдановского — просто гениальна.

Но осталась вся эта история пикником на обочине творчества других, не менее талантливых и думающих людей. Братьев Стругацких.

Однако в 1979 году жизнь, как следовало догадаться, не остановилась, и уже спустя три года, в 1982-м, телезрителей порадовал двухсерийными «Чародеями» режиссер Константин Бромберг, до того прославившийся «Приключениями Электроника». Порадовал — пишу безо всякой иронии, потому что массовому зрителю фильм действительно понравился. И не прекращает нравиться уже без малого двадцать лет. Достаточно вспомнить, как в последние новогодние праздники за эту добрую и бесхитростную сказку-мюзикл с песнями-шлягерами Евгения Крылатова и Леонида Дербенева дрались ведущие телеканалы, изрядно помятые кризисом!

Другой вопрос, что в «Чародеях» углядеть какую-то связь с остроумным, бурлящим «Понедельником…», привнесшим в фольклор моих сверстников не меньше фраз и словечек, чем несравненные Ильф и Петров, — это все равно как дойти до буквы К в стенгазетном заголовке «За передовую магию!». Но, к счастью, кажется, никто и не отнесся к этой милой и абсолютно стерильной новогодней ленте как к «фильму по Стругацким».

Затем наступило тоскливое безвременье, когда историческое время тикало от похорон до похорон очередных генсеков. Все застыло в ожидании — в том числе и роман кинематографа со Стругацкими.

Новый виток их отношений начался, как и следовало ожидать, как только стало можно. Но тут же выяснились два попутных обстоятельства, не приходившие в голову не только нам, поклонникам творчества братьев, но и всей передовой и, как ей казалось, думающей интеллигенции.

Во-первых, для последней стало настоящим откровением, что плоды их, «детей оттепели», революции нагло и деловито хапнут обыкновенные отморозки — тоже из «зоны», но не фантастической… Литература как дело принципиально не денежное (не те деньги!) еще оставляла островки-отдушины для «старых советских», но уж в кино, тем более фантастическом, музыку заказывали «новые русские».

Вторым же откровением стало исчезновение отечественного кино вообще. Вместе с породившей его страной, культурой и самой советской интеллигенцией, изумленно и загипнотизированно наблюдавшей, как все с отвратительно хлюпающим звуком погружается известно во что.

Тем не менее отчаянные головы еще пару-тройку ходок в Зону совершить успели. Правда, искали они там, как и раньше, что-то исключительно свое, понятное и ценное им одним.

Нельзя же всерьез числить фильм Андрея Сокурова «Дни затмения» (1988) по разряду «экранизаций Стругацких»! Разве только в обидном для режиссера смысле обыграть название его картины… Да, если знать, что начальным толчком послужила повесть «За миллиард лет до конца света», тогда, конечно, какие-то туманные ассоциации просматриваются. (Как и в последующей картине Сокурова: отгадать, что это — экранизация «Мадам Бовари», не смог бы, держу пари, и сам Флобер!) Отечественное кино, вполне вероятно, и выиграло, зато ждавшие с нетерпением сталкера любители Стругацких в очередной раз остались ни с чем.

В «Искушении Б.» Аркадия Сиренко все-таки можно узнать отголоски «Хромой судьбы» или, по крайней мере, отпочковавашийся от повести сценарий под названием «Пять ложек эликсира». Фильм прошел по экранам как-то незаметно, а жаль — он вышел хотя и камерным, но в меру драматичным, не пошлым и не слишком заумным (или, чтобы никого не обижать, не слишком «авторским»). Во всяком случае, это картина «по Стругацким», хотя и никакая не кинофантастика, если понимать под ней прежде всего фантастическое действо на экране, декорации, спецэффекты и тому подобное…

Последнее — не вопреки, а вдобавок к идеям, нравственным коллизиям, психологической драме и прочим атрибутам настоящего искусства — просто обязано было присутствовать в экранизации едва ли не самого любимого и органичного произведения Стругацких — повести «Трудно быть богом».

Ожидали этого события мы, наверное, с момента выхода книги в свет. Уже в середине семидесятых Аркадий Натанович говорил о том, что режиссеры хотят, но начальство не может. Братьев даже упрекали: ну куда вы лезете, мы вот Чухраю (не сыну — пэру!) завернули затею с новой «Аэлитой»: экспорт революции, нас не поймут…