Эдера - В. Гридасова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Проклятье! — пришёл в бешенство Ральф. — Если бы корабль вышел на день раньше, этого бы не случилось. Я не прощу О'Кифе такого прокола!
— Но он не мог выйти в море из-за урагана, — робко попытался восстановить справедливость Соммер.
— Мои приказы не обсуждаются! — прикрикнул на него Ральф. — Пусть бы лучше этот груз вместе с кораблём утонул в морской пучине, чем он оказался в полиции. Теперь она села нам на хвост! Но, О'Кифа впредь не будет ошибаться! — Ральф красноречиво посмотрел на Соммера.
— Верно ли я вас понял?.. — спросил тот.
— Да, — жёстко ответил Ральф. — Ты получил приказ к исполнению. Возьми с собой Ганса. У мертвецов нет будущего, и О’Кифа не сможет повторить своей ошибки!
Соммер ушёл, а Ральф несколько недовольным тоном обратился к Мелоди:
— Что у тебя?
— Собственно, ничего такого уж существенного, — произнесла она с преувеличенной скромностью, которая должна была внушить Ральфу прямо противоположное мнение о проделанной Мелоди работе.
— Ну не тяни, — заглотил наживку Ральф. — Выкладывай своё важное дело.
— Моё обаяние, кажется, начинает приносить плоды в игре с Андреа Давилой, — пояснила Мелоди. — Надо немедленно устроить ему выставку и купить несколько картин, но так, чтобы он не знал, кто их купил. Уверена, тогда он точно будет в моих руках.
— Ладно, поступай так, как считаешь нужным, — разрешил Ральф. — Детали меня не интересуют.
На следующий же день Мелоди во всём своём блеске предстала перед Андреа.
— Мелоди! Любовь моя!.. — не контролируя своих чувств, бросился к ней Андреа. — Я искал тебя везде. Но ты даже, ни разу не позвонила. Где ты была? Ты неожиданно появляешься и так же неожиданно исчезаешь…
— Такая у меня работа, — развела руками Мелоди. — Приходится колесить по свету. Совещания, встречи, ни минуты передышки. Только с тобой я чувствую себя в отпуске.
— Но ты могла хотя бы позвонить, — обиженно произнёс Андреа.
— Нет, это для меня слишком тяжело: слышать твой голос и не иметь возможности быть с тобой рядом! — Мелоди сделала паузу, давая Андреа понять, как тяжело для неё уже само воспоминание о разлуке. — Но я всё время думала о тебе и даже кое-что успела сделать: твоя выставка состоится через двадцать дней! В галерее Вискалки!
— Мелоди! — Андреа страстно сжал её в объятиях и поцеловал в губы. — Прости, — сказал он затем, смутившись. — Но я не знаю, как тебя благодарить… Твоё присутствие здесь, рядом, так близко, сводит меня с ума! — и он опять стал целовать Мелоди.
— Подожди, подожди, — не слишком сильно сопротивлялась она, лишь ещё больше распаляя Андреа. — Я хочу сказать, что абсолютно уверена в успехе этой выставки… Ты станешь известным, знаменитым художником!
— Мелоди, спасибо, но сейчас я не могу думать, ни о чём другом, кроме как о тебе!
— Нет, ты не прав, — возразила Мелоди. — Для тебя всегда на первом месте должна оставаться живопись. Я бы даже посоветовала тебе отойти от дел в фирме Сатти, чтобы злые языки не смогли поместить в газетах статьи, будто ты — бизнесмен, имеющий хобби художника. Ты не знаешь ещё этих критиков! Они могут поднять тебя на смех, дескать, живопись — всего лишь твой каприз, и ты попросту играешь в художника.
— Но я и так не занимаюсь делами фирмы…
— Этого никому не докажешь, пока официально всё обстоит иначе. И к тому же тебе, на мой взгляд, стоило бы освободиться от всяческих обязанностей, отвлекающих от творчества. Поскольку твоё предприятие в порядке, ты мог бы его продать и выручить хорошую сумму. Тогда всё своё время ты отдавал бы живописи. И какую-то ничтожную часть — мне!..
— Да, ты права, надо только найти покупателя, — сказал Андреа и снова стал целовать Мелоди.
— Я помогу тебе в этом, — прошептала она Андреа в самое ухо, и он совсем обессилел от страсти.
— Я больше не могу, я желаю тебя, моя богиня…
— Я тоже… — ответила Мелоди.
Прежде чем начать ходатайство о помещении Леоны в психиатрическую клинику, Валерио пригласил к себе Антонио Джиральди, чтобы посоветоваться с ним, как лучше это сделать. Профессор одобрил идею сестры Марты и пообещал свою помощь Валерио. Затем речь зашла о том, как и когда, сказать Андреа, что его мать жива.
— Я бы не стал торопиться с этим сообщением, — проявил осторожность Джиральди. — На мой взгляд, психика Андреа ещё не обрела достаточной устойчивости, и тут можно ожидать каких угодно сюрпризов. Например, занятие живописью должно было стать целительным для Андреа, но, вопреки ожиданиям, стало лишь ещё одним мощным источником его беспокойства и раздражения. Вот я и боюсь, как бы известие о том, что Леона жива, не вызвало у него вместо радости какой-нибудь иной, болезненной реакции.
— Пожалуй, вы правы, профессор, — сказала Эдера. — Я постараюсь подготовить его для этой новости постепенно.
В этот же момент в гостиную вошёл сияющий Андреа и с порога сообщил:
— Через двадцать дней жду вас всех на моей выставке!
Он надеялся, что сейчас поднимется шквал восторга, но вместо этого увидел на лицах Эдеры и Валерио лишь недоумение и даже тревогу: уж не сошёл ли он с ума, сообщая им такое.
— Вы мне не верите? — с обидой произнёс Андреа. — Мелоди удалось отодвинуть чью-то выставку ради моей! И всё это стало возможным потому, что Мелоди, в отличие от вас, верит в меня как художника!
— Андреа, но мы тоже хотим, чтобы твоя выставка имела успех, — сказала Эдера.
— Вы только хотите, а Мелоди в этом уверена! Вот в чём разница! — разгневанно бросил Андреа.
— Перестань превращать даже самые прекрасные моменты в поводы для ссор! — строго сказал Валерио, но Андреа не удостоил его ответом и выбежал вон из дома.
— Он даже не захотел повидать Лало, — с горечью произнесла Эдера.
— Теперь вы понимаете, почему я советовал вам быть осторожными? — Джиральди ласково, почти отечески, взял руку Эдеры в свою. — Тебе сейчас труднее всех, но ты не теряй надежды. Поверь мне как доктору: со временем у Андреа это пройдёт.
Отношения с доктором Джоном у Марты с самого начала складывались непросто, а тут ещё она заметила, что между ним и сестрой Терезой возникло явное чувство влюблённости. Это обеспокоило Марту, и она поочередно провела воспитательные беседы с обоими.
Молодая монахиня поклялась, что ничего, кроме уважения, к доктору не испытывает, однако Марта проявила непреклонность:
— Будет лучше, если ты вернёшься обратно в Италию.
— Нет, матушка, — взмолилась Тереза, —
