Верь мне - Елена Тодорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Господи, эта, судя по ее семейке, точно ораву нарожает… Этой только дай волю!
Господи… Боже мой!
Господи, еще внуков от нее не хватало!
Дожили!
Господи… А ведь ребенок уже мог быть.
Боже мой… Боже мой… Что же она с ним сделала?
Да мне-то какая разница?! Осуждать ее – последнее дело. А жалеть о случившемся – тем более.
Господи… Если выживем, она ведь точно родит от Саши.
Господи… Ну что за ирония судьбы?!
За что???
Господи… Да какая разница, кто рожает? В первую очередь, это будут дети моего сына.
Людмила Владимировна Георгиева: София, доброй ночи! Простите, что смею беспокоить в столь поздний час. Нет никакого смысла продолжать бегать от прошлого. Ситуация достигла пика. Нам с вами нужно поговорить. Срочно. Это вопрос жизни и смерти. Свяжитесь со мной, как только сможете.
Сонечка Солнышко: Я готова. Пишите адрес, куда приехать.
32
У каждого человека в жизни своя партия.
© Александр Георгиев
В кожаном саквояже десять штук баксов. За ремнем пистолет. Отстраненно охреневая от собственного хладнокровия и того лютого дерьмища, в которое превратилась моя гребаная жизнь, я спокойно пересекаю парковку, когда из-за знакомого Гелика выходит Тоха, а за ним и Филя.
– Какого черта вы, двое, здесь делаете? – толкаю с приглушенным раздражением.
– Приехали на подстраховку, – выдает Шатохин со свойственной его речи ленивостью, демонстративно гоняя жвачку по рту и не вынимая рук из карманов кожанки.
– Зря утруждались. Сам справлюсь, – отвожу полу куртки, чтобы засветить пистолет.
Мол, все на контроле.
Фильфиневич подергивает бровями и присвистывает.
– Гангстер, бля, – комментирует, как сказал бы Аль Капоне, без особого уважения.
Но мне насрать. Некогда производить впечатление. Из-за другого голова пухнет.
– Езжайте домой.
– Ни хрена, – отсекает Тоха. – Мы с тобой, и не ебет.
– Ладно, – хриплю я.– Нет времени на споры.
Снимаю блокировку со своей тачки, закидываю саквояж на заднее сиденье, другую сторону которого уже занимает Филя. Тоха садится на переднее пассажирское и, едва я ныряю за руль, принимается, как обычно, за болтовню.
– Значит, ты нашел этого ублюдка, – озвучивает очевидный факт, пока я выезжаю с парковки. – Того самого ублюдка, который после ухода от твоего отца сбежал с семьей в Карпаты? Каким образом?
– Не поверите, – бубню угрюмо, напрягаясь, когда по проспекту разлетаются сирены полицейских машин. Прищуриваясь, смотрю в боковое зеркало. Убедившись, что транзитом валят, ухожу в сторону, чтобы пропустить. – В общем, – продолжаю, когда снова тихо становится. – Отец его сам нашел. Закипишевал из-за дела, которое Полторацкий шьет, и начал метаться, подчищая все возможные косяки. Целая бригада наскоком в дом этого наемника зарвалась, чуть не порезали всю семейку. Ну, тот тоже не зря полжизни животы неугодным вспарывал. Порешил всех сам. Это гремело на полстраны, не слышали?
– Да что-то такое мелькало в ленте, – кивает гривой высунувшийся между передними сиденьями Фильфиневич.
Ловлю его взгляд в зеркале заднего вида, на кураже моргаю. Адреналин кипятит кровь. А увлеченность делом помогает блокировать вал реактивных эмоций, которые возникли после разговора с Соней.
Как бы странно это ни было, но именно эта чертова война дает мне возможность держаться.
– Меня эта новость сразу, блядь, зацепила, – продолжаю, глядя на дорогу. – Не каждый день подобное происходит. Короче, изучаю я детали и, как вы думаете, че узнаю? У одного из жмуриков обнаруживают одесский паспорт, ха! Ну, приплатил кому надо в карпатском отделении, мне данные все и выдали. Я по прописке родню этого чехла нашел. А уже через них потянулась, как цепочка, целое подразделение. Треть имен у меня уже была. Я снова сопоставил все данные и методом исключения тех, кто сейчас на месте, высветил того самого мудака, который прятался в Карпатах. Электронка его нашлась, по ней связался. Предложил жирный кусок за информацию и защиту от органов для его семьи. Долго переговоры шли. И вот он мне пару часов назад пишет, что находится в Одессе и согласен на сделку.
– Пиздец, – выдыхает Фильфиневич. – Не, ну ты, Прокурор, конечно, Кинг-Конг, не спорю. Но, бля… Ты, сука, в своем уме?! Срываться вот так вот в одиночку, без подготовки! – расходится в возмущениях все сильнее. – Откуда, блядь, уверенность, что тебя там не ждет какая-то ебаная засада?!
– Уверенности нет, – признаю честно. Не отрываю взгляда от дороги, в целом сохраняю невозмутимость. – Потому и не хотел, чтобы вы со мной ехали.
– Да, бля… – взрывается Тоха. – А сам что? Бессмертный?!
Кто бы мне это говорил… Сам недавно в одиночку в логово к трем моральным уродам подался.
– Нет, не бессмертный. Приходится идти на риск, – говорю так же спокойно. – Завтра прислужник сатаны может соскочить, а мне нужны материалы, превью на которые он мне прислал. Там пушка.
– Ага, – бухтит дальше Тоха. – Из говна и палок.
Бросаю на него взгляд и ухмыляюсь.
Как бы то ни было, рад, что они со мной. И дело не в том, что чувствую себя увереннее. Просто сама по себе эта поддержка очень ценна.
Тяжелый вдох вырывается, когда возвращаюсь мыслями к Соне. За грудиной враз горячо становится.
«Я докладывала о тебе Полторацкому…»
В поисках мотивации можно свихнуться. Пока не готов. Ни думать, ни анализировать, ни делать какие-то выводы. Снова все блокирую, отсрочивая момент принятия решения, которое в любом случае не повлияет на ход войны.
– Ты вроде какой-то потухший. С Сонькой поссорились? Улетел от Чарушиных, как ошпаренный, – подбрасывает Филя в котел углища.
Я стискиваю челюсти. Напряженно перевожу дыхание.
– Скажем так: не нашли взаимопонимания в одном вопросе.
– Дай угадаю, – хмыкает Фильфиневич. – Этот вопрос касался твоей долбаной свадьбы?
– Угу.
– Если всей этой кухни не знать, со стороны ты выглядишь как гребаный мудак, – встревает со своими наблюдениями Шатохин.
– Соня знает, – сообщаю сухо. Тем же тоном уточняю: – В общих чертах.
Делаю вид, что меня ни эта тема, ни Тохины слова вообще не ебут. Не то чтобы была необходимость сохранять лицо перед парнями. Просто чисто психологически
