Опасная бритва Оккама - Сергей Переслегин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заметим, что эту же самую проблему (правда, в несколько иных граничных условиях) решают за океаном. Президент Буш–младший умом не блещет, и политика его представляет собой череду провалов и катастроф, но к этим катастрофам американские элиты уже как–то притерпелись и даже научились извлекать из них финансовую выгоду. Новый же президент наверняка сменит стратегические императивы, может быть, даже государственный курс — и последствия этого невозможно предвидеть. В известном смысле, перед американцами «проблема 2008» стоит даже более остро, чем перед нами: мы не хотим менять «хорошего» президента, они не готовы даже к тому, чтобы сменить незадачливого лидера, ведущего страну в пропасть.
Кризис демократических процедур виден также в Великобритании, где население упорно голосует за лейбористскую партию, хотя не более 10 % избирателей говорят при опросах, что хотели бы видеть во главе государства Тони Блэра. Виден кризис демократии и в Японии, где новый единогласно избранный премьер–министр почему–то все время вещает голосом Д. Коидзуми, и в Германии, в которой к власти пришла Анжела Меркель, не способная даже понять замыслы Г. Шредера, не то что воплотить их в жизнь. Италия, потеряв Берлускони, сразу же лишилась стратегической рамки в политике. Польша, утратив умного и осторожного Квасницкого, просто вошла в политический штопор.
А ведь есть еще Украина и Грузия. Есть также Латвия и Эстония, страны, которыми во имя демократии управляются президенты, выбираемые, конечно, народом, назначаемые из–за океана.
Содержание этого общего кризиса демократически процедур в условиях глобализации можно выразить следующей формулой:
• Демократия может быть народной, управляемой или личной
• «Народная демократия» не предсказуема, не способна к проведению последовательной политики она не вписывается в глобализированные форматы управления ввиду маргинального характера политики государственных структур
• «Управляемая демократия» не легитимна, не способна к принятию самостоятельных решений, не поддерживает глобализированные форматы управления из–за низкой компетентности государственных структур
• «Личная демократия» подразумевает высокие и зачастую противоречивые требования к харизматическим лидерам и непрерывно порождает проблему передачи власти
Любая современная демократия представляет собой ту или иную комбинацию трех перечисленных выше форм. Россия тяготеет к управляемой демократии, что проявляется не столько в господстве политтехнологий и политтехнологов, сколько в предельной юридической заорганизованности процедуры выборов, когда практически любой ход в избирательной кампании может быть объявлен нарушением закона. А может и не быть объявлен… В этих условиях не только победа, но и участие в выборах «нежелательных сил» надежно устраняется, но взамен в Законодательных собраниях округов и муниципалитетов, в Государственной Думе, на должностях губернатора и мэра закрепляется безгласное и бессильное большинство, вменяемое, послушное, исправно штампующее решения верховного суверена, но неспособное к деятельности. Высшей власти не на кого опереться, что и порождает «проблему преемника». Следует подчеркнуть, что режим «личной демократии», несмотря на все усилия В. Путина, в стране не сложился (очевидно, в силу острого дефицита личностей в системе управления[274]).
Рассматривались три пути решения «проблемы 2008»:
• Наиболее вероятной является схема, в которой В. Путин в 2008 году передает власть назначенному в последний момент преемнику (разумеется, этот акт будет подтвержден формальной процедурой выборов), сохраняет ряд ключевых позиций, например ОАО «Газпром», составив собой некую неконституционную, но значимую власть. Назовем ее хотя бы Стратегическим администрированием. Эта схема реальна и легитимна, но с неизбежное рано или поздно приводит к конфликту Стратегической администрации с новым Президентом — Россия не имеет традиции «теневой власти»
• В стране нарастает управляемый политический кризис, инспирируемый Западом. В 2008 году президентские выборы оборачиваются противостоянием власти и народа по схеме «оранжевой революции» на Украине или «революции роз» в Грузии. К власти придет «якобы харизматический» лидер типа бесноватого М. Саакашвили. Политический вектор страны сместится в сторону «народной демократии», экономические и культурные последствия будут более или менее ужасающими, но, во всяком случае, все плоды экономического подъема 1998–2008 гг. будут потеряны. В перспективе, однако, будет выстроена более либеральная экономика, уверенно привязанная к европейской. Такой версии российские политические элиты всерьез опасались, хотя она и достаточно маловероятна
• В стране нарастает неуправляемый политический кризис, вызванный ренессансом «левого движения» и его тесным союзом с политическим исламом и, возможно, с другими экстремистскими группировками. Выборы 2008 года вырождаются в гражданскую войну, которая, однако, носит «неофициальный характер», она никем не объявлена и, в общем, государством и СМИ не признается. По мере нарастания хаоса конституционные свободы все более ограничиваются. В конце концов, к власти приходит революционный лидер под лозунгом «установления справедливости» или государственный деятель под флагом «восстановления закона и порядка» и создается режим личной власти, который, вероятно, в течение какого–то времени сохранит некоторые формальные демократические атрибуты. В 2008 году вероятность такого исхода очень мала, но она будет расти и к 2016 году превысит 50%
Заметим, что во всех трех вариантах политическая и экономическая ситуация в стране должна была смениться к худшему, что, собственно, и надо понимать как реальное содержание «проблемы 2008» и подлинный смысл кризиса современных демократических процедур. Можно провести аналогичное сценирование для Соединенных Штатов Америки или Германии: варианты будут другими, но исход тот же — ситуация в стране изменится к худшему.
Альтернативой является чудо — подобно тому, как в вырождающихся монархических династиях время от времени рождается гениальный суверен, так и демократические выборы (даже управляемые) могут вручить страну У. Черчиллю или Ф. Рузвельту. Например, нам в 2000 году повезло. Но если все надежды на развитие и процветание государства приходится связывать с везением, с чудом, с личной гениальностью, то это значит, что как социальный институт современная демократия никуда не годится, что она пережила свое время, свою — индустриальную — фазу развития.
И если сейчас не поставить вопрос, что будет после демократии, мы с неизбежностью окажемся отброшенными в те времена, когда демократии еще не существовало.
ЭПОХА ГЕОГРАФИЧЕСКИХ ЗАКРЫТИЙ
Мало быть Магелланом. Нужно ешё, чтобы где–то был Магелланов пролив.
Ф. КривинМы живем в такой исторический период, когда предсказание Будущего, во всяком случае основного варианта Будущего, не представляет особых трудностей. Вот только реализовывать этот вариант очень не хочется, а все альтернативы либо столь же неудовлетворительны, либо маловероятны.
Практически все футурологи и большинство экономистов согласны с тем, что экономика наиболее развитых стран переживает сейчас постиндустриальный переход. Это понимание удивительным образом уживается в них с верностью общепринятой, зафиксированной в документах G7 и даже решениях ООН доктрине «устойчивого развития». Каким образом переход, носящий все признаки разрушения одного хозяйственного уклада и (может быть) построения другого, может быть устойчивым и сопровождаться ростом формальных экономических показателей, понять невозможно. Наверное, в это нужно верить.
На мой взгляд, в настоящее время проявлены лишь негативные тренды постиндустриального перехода, содержанием которых является размонтирование промышленности. Такое размонтирование происходило в сравнительно небольших масштабах в 1920‑е годы в индустриальных центрах Великобритании и известно как «кризис традиционных отраслей промышленности». Более рельефным и наглядным примером является экономический спад, последовавший за «перестройкой» и распадом СССР. Следует, разумеется, учесть, что процесс, который нам предстоит наблюдать в 2010–2020‑х годах, будет еще и глобализирован, то есть он проявится повсеместно и захватит практически все отрасли промышленности.
Понятно, что постиндустриальный переход заключает в себе и тенденции создания экономики, более эффективной по веществу и энергии, более ориентированной на действительные потребности человека и общества, более устойчивой по отношению к внешним воздействиям, предоставляющей несравненно большие возможности для развития, но все эти преимущества сумеют реализовать лишь те, кто преодолеет кризис. Суть структурных преобразований может быть описана формулой: сначала перестает работать старый хозяйственный механизм и только потом набирает обороты новый.