Корабль в вечность (ЛП) - Хейг Франческа

Но Дудочник мрачно посмотрел на меня.

— Ты же видела, что сделали с Леонардом. — О да, этого я никогда не забуду: висящее на дереве тело со сломанной шеей, перебитые пальцы. — Они с Евой странствовали вместе, — продолжил Дудочник. — Пели вместе. Сама понимаешь, скорее всего Ева мертва.

— Но, может статься, и нет.

Говоря это, я улыбалась. После того как мы спасли мир от нового взрыва, каждый день казался таким невероятным, что я была готова поверить почти в любое чудо.

— Неужели ты до сих пор не поняла, что нельзя недооценивать жестокость палачей Синедриона? — спросил Дудочник.

— Именно из-за их жестокости я и думаю, что Ева может быть жива. Они повесили Леонарда там, где точно знали, что мы его найдем. Он был посланием участникам Сопротивления в Нью-Хобарте. Если бы схватили Еву, то наверняка захотели бы и ее использовать для устрашения. Она висела бы рядом с Леонардом.

Дудочник кивнул.

— Ладно. Я кину клич. — Он на секунду задумался. — И не только по бардам-омегам. Альфам тоже нужно услышать правду, им-то особенно. Попрошу Инспектора созвать и бардов-альф.

Остаток дня я вспоминала Леонарда, его глубокий низкий голос, и представляла, как расходится волнами новая песня.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мы с Дудочником поговорили и о том, кто войдет в новый Синедрион.

— Конечно, ты и Зои, — сказал он. — Я, Инспектор, Саймон. Возможно, Джун. — Я кивнула — седовласая омега возглавила восстание жителей Нью-Хобарта внутри городских стен, когда мы шли в наступление снаружи. — И нам потребуется еще кто-то из альф. Есть одна советница с востока, которая давно придерживается умеренных взглядов. Думаю, мы с нею сработаемся.

— А Саймон вообще хочет заседать в Синедрионе? — Я помнила, с каким облегчением тот передал руководство Сопротивлением обратно Дудочнику после нашего возвращения из мертвых земель.

Дудочник покачал головой.

— Не больше, чем я, но он нам нужен. Старая гвардия омег ему доверяет и последует за ним. Теперь, когда правда об убежищах выплывает наружу, очень многие омеги не хотят допускать к управлению никаких альф. Скорее предпочтут отделиться в особое государство. И немало таких, которые готовы пойти еще дальше и обращаться с альфами так же, как те вели себя с нами.

После освобождения Шестого убежища Инспектор сказал мне: «Начать войну легче, чем закончить». Будет нелегко объединить людей — альф и омег — под властью нового Синедриона. На это потребуется время.

— Когда жизнь более-менее наладится, — продолжил Дудочник, — придется организовать выборы, придумать систему управления регионами. Но это все еще нескоро. Сейчас важно навести порядок. Освободить людей из резервуаров, провести переговоры с Независимыми островами. Этот состав Синедриона будет временным, только на переходный период.

На память пришли документы из Ковчега и тамошнее Временное правительство. Оно же правило и десятилетия спустя после взрыва, когда люди в Ковчеге стали вырождаться, — правители запирали сумасшедших в изолированной секции, а для себя построили резервуары.

— Будь осторожен, — предупредила я.

Дудочник усмехнулся.

— Я же не дурак и понимаю, что Уиндхем — настоящее змеиное гнездо. Да, нам удалось многое изменить, но рассчитывать, что волки чудесным образом разом превратятся в овец, было бы глупо.

— Я не это имела в виду, — покачала головой я.

Я предупреждала Дудочника не о предателях и наемных убийцах, хотя, несомненно, без них не обойдется. Дело во власти и в том, как она влияет на людей.

— Да, я буду советником Синедриона, но останусь тем же самым человеком.

— Не останешься, — возразила я. — И это нормально.

До меня долго доходило, что человек может вынести намного больше, чем сам ожидает, но за все приходится платить.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Пока шло формирование нового Синедриона, Палома выздоравливала — она стала меньше отдыхать и увлеклась обсуждением возможного формата наших отношений с Независимыми островами. Ее споры о торговле и ресурсах с Инспектором, Дудочником, Саймоном и Зои затягивались на часы. Прежде всего говорили о том, как Конфедерация будет распределять лекарство, препятствующее рождению близнецов, и чем нам за него расплачиваться. Прикидывали меры борьбы с пиратством на дальних островах, если возникнет торговый маршрут. Палома не была уполномочена принимать решения, только вести переговоры для подготовки рамочных соглашений, но, сидя в конторе мытарей и слушая ее рассуждения насчет торговых путей и тарифов на топливо, я понимала, что она нашла для себя самую подходящую роль.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В приюте становилось все более шумно, так как к нашим голосам добавлялись голоса освобожденных из баков. Единицы до сих пор хранили молчание, но большинство обрели дар речи. Часть подопечных Эльзы уже оклемались настолько, что съехали и жили самостоятельно. Я бы не сказала, что они полностью выздоровели — допускаю, что прежними им уже никогда не стать. Но они окрепли, день за днем трудясь по мере сил: разбирали стены вокруг города и носили бревна, чтобы использовать их для восстановления сгоревших домов. За работой эти люди начали вспоминать фрагменты своих прежних жизней и обсуждали их друг с другом. Идя с Дудочником по городу, я слышала обрывки тихих разговоров, тонущих в стуке молотков. «Эбберли? Там был рынок, верно? Я помню, как в ярмарочный день туда приходили барды. Я помню…» Восстанавливая дома, они восстанавливали и свое прошлое.

Рона еще не покинула приют, но теперь говорила вполне осмысленно, пусть и спотыкаясь, и кое-что помнила о жизни до резервуара. Правда, время, проведенное в баке, совершенно выпало из ее памяти, чему я была только рада.

Я задавалась вопросом, не могут ли какие-то бумаги из Ковчега, найденные в целовальном дубе, помочь освобожденным из баков исцелиться побыстрее. Документы были преимущественно технические — сплошные цифры, формулы да чертежи — и содержали исследования жителей Ковчега, в том числе и медицинские. Для нас это была тарабарщина, но я думала, что врачи с Независимых островов, скорее всего, сумеют разобраться в старинных записях.

— Но к этим бумагам нужно подходить с осторожностью, — предупредила я, делясь своими соображениями с Дудочником. — В Ковчеге ведь работали не только над лекарствами. Там есть сведения об очень опасных вещах, которые не должны попасть в недостойные руки. Документы о бомбе, об экспериментах над людьми...

— Ты разве не слышала? — перебил меня Дудочник.

Я ответила непонимающим взглядом.

— Пока мы спасали Палому, в конторе мытарей случился пожар. Все документы из Ковчега сгорели.

Я вскинула голову:

— Совсем все?

Дудочник кивнул. В уголках его губ притаилась улыбка.

— Забавно, что пожар случился именно в кладовой с этими бумагами. А Инспектор сказал, что в тот день в контору как раз приходила Эльза, чтобы помочь с освобожденными из баков.

Я не стала спрашивать об этом случае Эльзу, а сама она ни в чем не призналась. Ради этих бумаг ее мужа пытали и убили. Я смотрела, как она ходит по приюту, и гадала, действительно ли в ее походке появилась легкость, или мне только так кажется. В тех документах были записи, об утере которых я жалела: история мужественного Хитона, крохи полезных медицинских сведений среди мрачных подробностей экспериментов с резервуарами и бомбами. Но я не могла винить Эльзу и отчасти испытывала облегчение от того, что бумаги из Ковчега сожрал огонь.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Инспектор перебрался в Уиндхем первым из нас. Перед отъездом зашел попрощаться.

— Тянуть больше нельзя, — сказал он. — Теперь, когда крепость в наших руках, люди должны видеть, что новый Синедрион приступил к работе.

— А что со старыми советниками?

Инспектор пожал плечами.

— Воительница на дне Расщепленной бухты. А Реформатор... — Он посмотрел в сторону комнаты, где сидел в кандалах Зак. — Он ни на что не годен, а если покажется на публике, его попросту растерзают.