Корабль в вечность (ЛП) - Хейг Франческа

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

По дороге в Нью-Хобарт я тоже в основном помалкивала. До сих пор я пыталась смотреть вперед и видеть будущее. Теперь у меня появилась возможность оглянуться назад и подумать обо всем, что мы спасли, а что спасти не сумели. Я подводила итог, перебирая пепел, оставленный в моей голове бесконечными видениями о взрыве, и осмысливая новые видения, приходившие по ночам. То была тяжелая работа, и порой в тихие недели, последовавшие за окончательным взрывом, я чувствовала себя гораздо более уставшей, чем когда убегала и сражалась.

Это было время разбрасывать камни. Еще недавно все больше людей стекалось в Нью-Хобарт, но сейчас, пока мы ждали исцеления Паломы, процесс обратился вспять и город постепенно пустел. Солдаты Воительницы сдались Инспектору, и уже пошли разговоры про состав нового Синедриона. От лагеря к востоку от Нью-Хобарта остались лишь акры вытоптанной травы. Когда с востока дул ветер, он приносил трупный смрад, ведь альфы похоронили своих павших в болоте, которое выплюнуло останки на поверхность с приходом сухих и теплых дней в конце весны.

Северные ветра стихли, на побережье ждали снаряженные корабли, но флот не мог отправиться в путь, пока Палома не выздоровеет. Солдат из Нью-Хобарта начали перебрасывать в Уиндхем и в гарнизоны вдоль побережья. Одни отряды отправлялись освобождать оставшиеся убежища, а другие — строить для пленников резервуаров новые дома. Работа не быстрая, но легких решений не существует. Несколько недель назад я как раз думала, что разрушить можно в момент, а вот созидание требует времени. И теперь впервые на моей памяти мы этим временем располагали.

Исцеление Паломы затягивалось. Даже когда раны зажили, а сломанные пальцы начали срастаться, Палома продолжала избегать прикосновений. Если Эльза передавала ей миску с едой, Палома вздрагивала, когда их руки соприкасались, а если кто-то из нас проходил мимо нее в коридоре, она, опираясь на свой костыль, тут же прижималась спиной к стене. Она не касалась даже Зои, хотя держалась рядом с ней и вела себя неспокойно, стоило Зои покинуть приют.

Зои не жаловалась. Как-то утром я увидела ее у поленницы во дворе. Один за другим она перебирала крупные чурбаки: вертела в руках, внимательно осматривая с каждой стороны, взвешивала и вглядывалась в структуру дерева. Она отбрасывала слишком узловатые или с пятнами гнили, пока не нашла чурбак, который сочла подходящим. Сначала длинными полосками сняла с него кору. Затем принялась обтесывать ножом, сперва срезая щепу, а потом тонкую стружку, осыпавшуюся к ее ногам как снег. Мало-помалу изделие обрело форму — это был протез. Под конец Зои ошкурила и заполировала поверхность.

На изготовление протеза ушло несколько дней.

Однажды после обеда я сидела во дворе приюта рядом с Зои, полировавшей искусственную ногу. Палома спала — пока ее тело исцелялось, она много времени проводила в забытье.

— Кропотливая работа, — заметила я, кивая на предмет трудов Зои.

Она подняла на меня глаза и пожала плечами.

— В бою учишься на своих ошибках с первого раза. — Последовала пауза, пока она поправляла наждачную бумагу в держателе. — Достаточно получить в драке удар в лицо, чтобы усвоить, как нужно уворачиваться. — Шорох наждака звучал в унисон со стрекотом цикад на крыше. — Мне не хватало терпения, ну, с Лючией. Больше я не повторю этой ошибки.

Зои не могла воспроизвести металлический паз, как на прежнем протезе Паломы, теперь, впрочем, бесполезный, поскольку вживленный в колено крепежный штырь был необратимо поврежден. Зои выточила углубление точно по форме культи. Я наблюдала, как она аккуратно соскребает стружку, чтобы протез идеально совпал с коленом Паломы. Зои не трогала Палому и не снимала мерок, а просто водила руками по дереву, видимо, на ощупь помня все изгибы культи. На дне выемки она сделала пропил, в который поместился бы погнутый штырь, торчащий из ноги Паломы, и полдня потратила на полировку дерева вокруг пропила, чтобы не осталось ни единой занозы, способной впиться в кожу или натереть.

Вырезать ступню Зои и не пыталась: тонкий конец деревянного конуса она многократно покрыла смолой, тщательно просушивая каждый слой перед нанесением следующего, и в результате получилось слегка скругленное черное утолщение. К верхней части протеза Зои прикрепила кожаные ремни, сточив все торчащие концы, чтобы они ни в коем случае не попали в углубление, где будет покоиться нога Паломы.

Пока мы все следили, как протез в руках Зои обретает форму, Палома ничего о нем не говорила. Она сидела неподалеку, всегда соблюдая дистанцию, и ждала. Завершая работу, Зои пропитала искусственную ногу маслом, так что дерево заметно потемнело. Руки Зои, погружавшиеся в масло, тоже потемнели и заблестели.

Наконец Зои вручила свое творение Паломе — аккуратно, чтобы та могла взять подарок, не касаясь ее рук. Палома приняла протез молча. И не стала примерять его прилюдно, а ухромала на костыле в свою комнату. Лишь через несколько часов она вернулась на новой ноге, туго пристегнутой поверх штанов. Палома шагала медленно, видимо, привыкая к весу протеза, и поначалу опиралась на костыль. Но когда дошла до Зои, то села к ней ближе, чем обычно: они почти соприкасались локтями. На следующий день Палома отложила костыль и оперлась на плечо Зои, делая первые неуверенные шаги по двору.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Солдаты Инспектора заняли Уиндхем, практически не встретив сопротивления от армии Воительницы. Бывшие противники не имели руководства и не были уверены в своем будущем при новом Синедрионе. Саймон поехал в Уиндхем вместе с Инспектором и вернулся с кучей историй: как солдаты-омеги впервые промаршировали по улицам Уиндхема, как мародеры из числа и альф, и омег наполовину разграбили палаты Синедриона.

Я тихо спросила у Саймона, нашли ли они близнеца Воительницы.

— Была там одна комната, — кивнул он. — Вернее, камера. Прямо под покоями Воительницы. Солдаты сказали, что ключ был только у нее. Пришлось выбить дверь.

Мне не требовалось спрашивать, что нашли внутри камеры. Я чувствовала его в первые секунды после взрыва корабля. Словно близнец Воительницы тоже оказался под водой и умер в темноте.

— Мы его похоронили, — сказал Саймон, и я кивнула.

В последнее время зачастую казалось, будто похороны — единственная доступная нам компенсация. Мы опустили в могилу Ксандера и сожгли мертвых детей, но это ничего не изменило, разве что немного облегчило нам совесть. Хотя нельзя исключать, что этого немногого все же достаточно, чтобы продолжать жить.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Освобождение людей из резервуаров продолжалось, но постепенно. Четыре ближайшие к Уиндхему убежища опустели, но оставалось еще много других. Я осознавала необходимость действовать осторожно и аккуратно — сама видела в Шестом убежище тех, кто не пережил извлечения на воздух. А от погруженного в молчание Зака помощи с механизмами баков было не дождаться. К счастью, некоторые солдаты Синедриона, работавшие с резервуарами, ради смягчения наказания согласились сотрудничать и теперь советовали, как лучше и безопаснее освобождать омег.

— Нам нужно следить за тем, что об этом говорят, — пояснил Инспектор, когда я пожаловалась ему на затянувшийся процесс. — При спешке неизбежно возрастут потери, и тогда люди начнут судачить не о бесчеловечности и жестокости Воительницы с Реформатором, а о том, как мы сотнями убиваем людей и их близнецов.

Весь день я обдумывала его слова, а вечером отыскала Дудочника.

— Нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал.

Вздернув бровь, он выжидательно посмотрел на меня.

— Собери бардов. Столько, сколько сможешь. Если получится отыскать Еву, будет вообще чудесно. Отправь их в оставшиеся убежища вместе с солдатами. Пусть своими глазами увидят, что там творил Синедрион.

Я не могла приказать бардам написать об этом песню, но не сомневалась, что если они увидят баки, стерильную пытку в сумрачных залах, то сами сочинят баллады и истории. И эти новые баллады пойдут в народ, как песня об убежищах, написанная Леонардом и Евой. Люди узнают правду о том, что происходило в этих якобы безопасных местах. Так мы гарантируем, что подобное не повторится.