Что будет дальше? - Джон Катценбах

Инспектор Коллинз была готова списать в архив и самого Марка Вольфа, и его знакомство с гражданским мужем матери пропавшей девушки. При этом в ее личном, неформальном, архиве эти материалы были бы помещены в раздел «пустая трата времени». Терри также не разделяла и энтузиазма пожилого профессора по поводу изучения списков всех жителей города и окрестностей, которые когда-либо привлекались к ответственности за преступления на сексуальной почве. Похоже, пора было возвращаться к разматыванию ниточки, которую дала инспектору в руки находка кредитной карты, возвращенной в отделение банка в штате Мэн. Впрочем, перспективность этой версии тоже вызывала у Терри большие сомнения.

Она захлопнула крышку ноутбука и тяжело вздохнула. Между прочим, вспомнила инспектор Коллинз, еще придется возвращать этому мерзавцу компьютер. «Ну уж нет, — подумала она. — Сама я к нему не поеду». Она сверилась с телефонным справочником и набрала номер магазина, в котором работал Марк Вольф.

— Будьте добры, позовите к телефону Марка Вольфа, — приказным тоном обратилась она к девушке-оператору. — Говорит инспектор Коллинз. Я веду расследование дела, связанного с действиями сексуального характера, совершенными в отношении несовершеннолетних.

Терри понимала, что поступает, может быть, не совсем корректно, но при этом была уверена, что абсолютно правильно. «Ничего, пускай понервничает, — подумала она, — пусть попляшет, как карась на сковороде. Ему только полезно будет». Скорее всего, на работе никто не знал о некоторых эпизодах биографии нового сотрудника. Теперь же в курилках, в комнате отдыха, у кофейных автоматов люди начнут шушукаться и перешептываться, всякий раз замолкая при появлении Марка Вольфа. Еще бы — не каждый день в супермаркет звонят из полиции, да еще в связи с такими делами. Само собой, факты очень быстро обрастут дополнительными подробностями, среди сотрудников начнут распространяться слухи один неприятней другого. Рано или поздно все это дойдет и до самого Марка Вольфа. Ему придется либо оправдываться, либо отшучиваться, либо делать вид, что ничего особенного не происходит. В любом случае понервничать ему придется изрядно. Впрочем, состояние нервной системы и душевный покой серийного насильника не слишком волновали инспектора Коллинз.

Когда Вольф взял трубку, она коротко и сухо сообщила ему:

— Можете заехать в отделение и забрать ваш компьютер. Я буду на рабочем месте до шести вечера.

В ответ Марк лишь пробурчал что-то нечленораздельное.

Отодвинув ноутбук в сторону, Терри взяла в руки документ, в котором значились обстоятельства возврата найденной карты. Просмотрев еще раз короткий рапорт, инспектор немного подумала и набрала указанный в протоколе телефонный номер отделения банка в городе Вотервиль, штат Мэн.

«Компьютер, — подумал Адриан, — это своего рода кривое зеркало в комнате смеха. Впрочем, несмотря на все искажения, возникающие в таком зеркале, при некоторой сноровке можно многое узнать о том, кто в него смотрится. В данном случае — о хозяине компьютера и его пристрастиях».

Для того чтобы получить доступ к этому источнику информации, Адриану пришлось повозиться с подбором «ключей».

Мать Марка Вольфа назвала ему несколько ключевых слов, комбинируя которые Адриан довольно быстро смог подобрать пароль к большей части закрытых файлов. Так, в папке, которая открывалась паролем «Розавязание», профессор Томас обнаружил внушительную подборку фотографий молодых женщин — в откровенных позах, полностью или частично обнаженных. В первый момент Адриан решил, что это запрещенная во всем мире детская порнография. Впрочем, при ближайшем рассмотрении оказалось, что лишь стараниями гримеров, фотографов и постановщиков света эти модели казались совсем юными, едва ли не детьми. Судя по всему, еще на кастинге их отбирали по особым признакам: миловидному, но почти детскому лицу и несформировавшейся, подростковой фигуре. Скорее всего, большинству из них восемнадцать лет — возраст, после которого организация подобных съемок перестает считаться уголовным преступлением, — исполнилось буквально за пару месяцев, а то и дней до съемок. При определенном профессиональном навыке фотографу было нетрудно создать у зрителя впечатление, будто эти девушки гораздо моложе своего настоящего возраста. Переходя от одного раздела коллекции к другому, Адриан понял, что фотографии подобраны так, чтобы воздействовать на зрителя со все возрастающей интенсивностью. На каком-то этапе на снимках стали появляться юноши, совокупляющиеся с моделями, затем их сменили значительно более зрелые мужчины. А партнерши их по-прежнему выглядели столь же юными, как и на первых снимках. «Вот уж действительно, торжество похоти и разврата», — подумал Адриан.

В общем, фотографии в папке «Розавязание» показались ему неприятными и подозрительными, но, разумеется, не настолько, чтобы ими заинтересовалась полиция. Отдельным списком в той же папке хранились ссылки на сайты с заголовками: «Только-только 18», «По праву совершеннолетия» и другими подобными. Знакомиться с содержанием этих интернет-ресурсов у профессора не было ни времени, ни желания.

С некоторыми другими папками и файлами ему пришлось повозиться. Адриан даже пожалел, что у него нет той ловкости в обращении с компьютером, которая свойственна представителям нынешнего молодого поколения. Он перебрал несколько десятков комбинаций с именем Сэнди, понимая, что имя девушки сохранилось в затуманенной памяти Розы Вольф лишь потому, что, по всей видимости, до сих пор часто упоминалось в их доме. Адриан предлагал компьютеру вариант за вариантом, но тот все так же бесстрастно отвергал их.

Адриан сосредоточился. Сначала он вспомнил все, что мать Марка Вольфа успела сказать о девушке по имени Сэнди, а затем постарался вжиться в психологический образ маньяка, сделав акцент не только на его сексуальных желаниях и отклонениях, но и на свойственной Марку Вольфу склонности к насилию. Потратив еще некоторое время, Адриан наконец добился успеха: пароль «УбитьСэнди» открыл ему доступ к очередной папке.

На первом же снимке Адриан Томас увидел совсем юную девушку, занимающуюся оральным сексом с весьма немолодым мужчиной. Профессора передернуло от отвращения: ему захотелось вымыть руки и выпить холодной воды.

Он чуть отодвинулся от письменного стола и вдруг понял, что сейчас, после погружения в чуждый ему мир грязи и похоти, больше всего на свете он хотел бы взять в руки томик стихов. Великое искусство поэзии должно было помочь ему очиститься от скверны виртуального мира, в котором, похоже, весьма комфортно обитал Марк Вольф. Адриан задумался, кого из великих поэтов выбрать в качестве спасителя от той грязи, в которую ему пришлось погрузиться. Наверное, лучше всего с этим справился бы Шекспир или, например, Байрон. Адриану Томасу хотелось вкусить этой чистоты — ритма, рифм и образов, воспевающих истинную любовь и пробуждающих настоящую, подлинную страсть, тревожащих воображение читателя, — в отличие от вызывающих отвращение фотографий волосатых потных мужчин, удовлетворяющих свое сексуальное желание с женщинами, загримированными под несовершеннолетних девушек.

Адриан отодвинулся подальше от стола и собрался было встать с кресла, но вдруг услышал голос сына.

— Подожди, папа. Ты не досмотрел до конца, — негромко, почти шепотом, произнес Томми.

Адриан резко обернулся, рассчитывая увидеть его где-нибудь рядом, в той же комнате. Ему хотелось обнять сына, прижать его к себе, но он по-прежнему был в кабинете один. При этом голос Томми звучал прямо у него над ухом.

— Что ты смотришь? — спросил его сын.

Голос лился легко и мелодично. Он звенел, как колокольчик, и Адриан вдруг понял, что принадлежал он не молодому, уже взрослому документалисту, и даже не студенту, а ребенку — девятилетнему мальчишке. Профессор вспомнил, что, когда Томми был маленьким, для него, отца, не было большего удовольствия, чем говорить с сыном по телефону: почему-то именно голос, именно эти неповторимые легкие интонации вызывали у него самые теплые отцовские чувства.

— Томми, ты где?

— Здесь, конечно, рядом с тобой.

Ощущение было такое, словно кабинет погрузился в плотный густой туман: чуть приглушенный голос звучал вполне отчетливо, но самого́ говорящего не было видно. Адриан едва не расплакался оттого, что не может ни разорвать эту непроглядную мглу, ни сделать один-единственный шаг сквозь туман, чтобы прикоснуться к любимому сыну. «Хотя бы раз, — подумал он, — еще один раз. Один раз обнять сына — и все».

— Отец, соберись с мыслями, — строго сказал ему мальчик. — Что это ты там смотришь?

— Да так, порнография. Мерзкое, надо сказать, зрелище, — ответил Адриан, чувствуя некоторую неловкость из-за того, что Томми видит сейчас те же сайты и те же картинки, открытые на экране компьютера.