Что будет дальше? - Джон Катценбах

— Да, варежки зимой — хороший подарок. Но сейчас…

— Сейчас весна. Никаких больше рукавичек и варежек. По крайней мере, до следующей осени.

— Я что-то не припоминаю — а как вы с Марком познакомились?

— Жаль, что мне ваших рукавичек не досталось.

— Ну, знаете… Я их, между прочим, только для детей и делаю.

— А Марк их к вам приводит. Какой он у вас замечательный мальчик!

— Да, сын у меня хороший. И… забыла я что-то, как вас зовут.

— А еще он смотрит вместе с вами телевизор.

— Ой, мы с ним так любим смотреть телевизор вместе! Марку нравятся некоторые передачи, причем выбирает он только самые лучшие. Мы садимся с ним в кресла и смотрим все эти комедии и юмористические программы. Смеемся от души. Во всех этих сериалах герои такие глупые и ведут себя ну просто очень смешно. А потом… потом он укладывает меня спать, потому что поздно вечером начинаются другие передачи — те, которые он смотрит один.

— Значит, вы сначала смотрите что-то вместе, а потом он остается у этого замечательного телевизора один, я правильно понимаю?

— Он специально купил такой большой телевизор. Когда смотришь на этот экран, ощущение такое, что перед тобой живые люди, как будто гости пришли. Сейчас ведь какие времена настали: люди друг к другу в гости почти не ходят.

— Ну вот видите, я ваш друг — вот и пришел к вам в гости.

— Да, и похоже, что вы такой же старый, как и я.

— Так и есть, но это же хорошо: теперь мы сможем подружиться по-настоящему.

— Ну да, наверное…

— А какие передачи смотрит Марк?

— Не знаю. Мне он их смотреть не разрешает.

— Но иногда-то… Наверняка вас время от времени мучит бессонница, и вы спускаетесь сюда, в гостиную, а тут…

Старуха в ответ улыбнулась и сказала:

— Те передачи, которые он смотрит… ну, скажем так, словами это не опишешь.

В это мгновение на лице ее появилось какое-то детское — чуть виноватое, чуть заговорщицкое — выражение. Адриан внимательно наблюдал за ней. Он понимал, что пройдет еще совсем немного времени — и он будет мало чем отличаться от этой почти уже выжившей из ума старухи. При этом он изо всех сил пытался придумать, каким способом можно будет вытянуть из собеседницы столь нужную ему информацию. Он почти физически ощущал поддержку всех своих близких, безвременно ушедших из этого мира. Вновь посмотрев в глаза миссис Вольф, он подумал: «Два безумца, и при этом я в состоянии понять ее, но она меня уже не понимает».

Он вновь обвел комнату взглядом. Должно же быть здесь что-то, что так старательно прячет Марк и что хотя бы в какой-то мере может пролить свет на его тайну. «Вязанье, — вдруг осенило его. — Точно, она же все время вяжет».

— А где ваш компьютер, — спросил он. — Где вы его держите? Вместе с вязаньем?

Старуха улыбнулась и ответила:

— А где же еще!

Она нагнулась и подняла с пола возле кресла большой мешок с тканью и шерстью. Адриан взял в руки протянутый ему мягкий пакет и тотчас же нащупал в нем замотанный в розовато-красную пряжу маленький ноутбук фирмы «Эппл». В гнездо видеовыхода был вставлен кабель с телевизионным разъемом на другом конце.

Адриан посмотрел на большой плазменный телевизор. «Ну конечно, он смотрит какие-то трансляции по компьютеру, проецируя их на этот огромный экран, предварительно уложив мать в постель».

— Я, пожалуй, заберу этот компьютер и отдам его Марку, — заявил он миссис Вольф. — Он говорил, что ноутбук будет нужен ему там, на работе.

— Обычно он оставляет его здесь, — недоверчиво произнесла пожилая женщина. — Я что-то не припомню, чтобы он выносил его из дому.

— Ну конечно, на работе он ему не нужен. Но ему позвонили из полиции и сказали, чтобы он принес ноутбук. Вот поэтому-то он и попросил меня принести его к нему на работу.

Адриан прекрасно понимал, что сейчас любая ложь — какой бы неправдоподобной она ни была — сойдет ему с рук. Даже природная недоверчивость миссис Вольф не могла одолеть симптомы болезни Альцгеймера. «Нехорошо это, — подумал он, — очень нехорошо». Почему-то в его памяти со всей отчетливостью всплыла подзабытая и, казалось бы, потерявшая свой изначальный смысл поговорка: «Отобрать у ребенка конфету».

Он взял компьютер и шагнул было к входной двери.

А что, если на ноутбуке стоит пароль?

Пароль… Марк Вольф вовсе не показался Адриану глупцом. Профессор хорошо запомнил, как маньяк без особых волнений отдал инспектору Коллинз компьютер и назвал пароль: «Кэндимэн» — человек-конфетка. «Слишком уж очевидно», — подумал про себя Адриан. Похоже, это был хорошо продуманный шаг: поставить на лежащий у всех на виду компьютер такой пароль, который вызовет у любого постороннего наблюдателя вполне очевидные ассоциации; пароль, который на первых порах даже приобщат к делу как косвенную улику; пароль, за которым, как вскоре выяснится, не скрывается ничего предосудительного, подозрительного или вообще интересного.

Другое дело — компьютер, который Адриан держал теперь в руках. Компьютер матери насильника-рецидивиста. Несомненно, если в этом доме и есть какая-то тайна, то скрыта она именно в этом «Макбуке». Адриан внимательно посмотрел на седую полубезумную женщину и спросил:

— У Марка когда-нибудь были домашние животные? Кошки, собаки…

— У нас когда-то был пес по кличке Мясничок…

Адриан улыбнулся. «Значит, „Мясничок“. Что ж, один вариант уже есть».

— Марку пришлось его усыпить. Очень уж наш Мясничок был веселый. За всеми гонялся, кусал людей…

«Да уж, весь в хозяина».

Казалось, старуха вот-вот прослезится от нахлынувших на нее воспоминаний. Адриан выждал несколько секунд, а затем осторожно задал еще один вопрос:

— А как звали ту девочку — дочку соседей, которая жила рядом с вами, ну, может быть, в нескольких домах от вас, в те годы, когда Марк был еще подростком?

Старуха поджала губы и недовольно поинтересовалась:

— Это что за игра такая? В мои-то годы многого можно не помнить.

— Ну, та девушка — вы ж ее помните?

— Никогда она мне не нравилась.

— И звали ее…

— Сэнди.

— Это ведь из-за нее у Марка впервые были неприятности?

Старуха молча кивнула.

«Значит, второй вариант — „Сэнди“». Адриану стало всерьез любопытно, свойственна ли Марку Вольфу самоирония.

Не выпуская компьютера из рук, Адриан вышел в прихожую, взялся за ручку входной двери, но затем вдруг на миг остановился и как бы невзначай спросил:

— А вас, кстати, как зовут?

Женщина улыбнулась и ответила:

— Меня зовут Роза.

— Как прекрасный цветок?

— Ну да… А еще у меня были хорошенькие румяные щечки. Это было давно, когда я была молода и замужем за… — Она смолкла и прикрыла рот ладонью.

— И что с ним случилось?

— Он ушел от нас, а подробностей я не помню. Помню, что все было плохо. Я осталась одна с Марком на руках, и мне пришлось нелегко. Ну ничего, зато сейчас Марк обо мне заботится. Он у меня хороший мальчик.

— Да-да, конечно, очень хороший. А как звали того мужчину, который ушел от вас?

— Ральф, — ответила старуха. — Он меня бросил. Пока мы были вместе, меня все называли Розой Ральфа. Он обещал, что я буду цвести всю жизнь. Но получилось по-другому: он ушел, и больше я уже никогда не цвела.

«„Розаральфа“, — подумал Адриан. — Возможно, возможно».

— Спасибо, Роза, мы с вами замечательно поговорили. Я как-нибудь еще зайду, и мы снова поболтаем о вязаньи. Может быть, вы даже свяжете мне ваши замечательные варежки.

— Ах, я была бы так рада! — сказала миссис Вольф.

Глава 26

Когда дверь открылась, Дженнифер чуть слышно напевала что-то Мистеру Бурой Шерстке на ушко. Это была даже не песня, а попурри из разных детских припевок и колыбельных, какие только приходили девушке на память: «Плывет, плывет кораблик», «Песенка о несчастном паучке», «Медвежонок на горе», «Я маленький кофейник» и прочих. Иногда к ним добавлялись фрагменты популярных рождественских гимнов. Любая припомнившаяся стихотворная строчка, любой знакомый музыкальный мотив — все это оказывалось органично вплетено в тихое, умиротворенное мурлыканье. Дженнифер избегала лишь рэпа и рок-н-ролла, так как они нисколько не соответствовали тому спокойному и светлому настроению, которое наполняло ее бесконечную песню. Она переводила дыхание перед очередным куплетом, когда щелкнул дверной замок. Дженнифер и не подумала замолчать, напротив, она даже запела громче:

— «…Да пребудет с вами Божья благодать, да будет путь ваш светел, ведь Христос Спаситель явился в мир сегодня, в светлый день Рождества».

— Номер Четыре, слушай меня внимательно.

— «Медвежонок взобрался на гору, медвежонок взобрался на гору, медвежонок взобрался на гору…» — продолжала Дженнифер.

— Номер Четыре, сейчас же перестань петь, иначе я сделаю тебе больно, — произнесла женщина бесстрастным голосом.