Урга и Унгерн - Максим Борисович Толмачёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как же ты Сипайло с раненым Казагранди отпустил? Да еще и на автомобиле с золотом? Он же задушит Казагранди, а сам немедля направится к границе!
– Да, такая мысль у меня тоже возникла. Но я слил часть топлива из бензобака. До схрона и назад им с запасом хватит, а вот дальше нет. Макарка ведь не дурак, он без документов и топлива на восток не выдвинется, даже груженный золотом. Его же конные чахары за пару дней настигнут в пути, тем более в дивизии теперь автомобили с пулеметами имеются, эти побыстрее всадников будут. Ну и сам Казагранди не юнец безусый – тертый партизан. Он хоть и ранен, но при оружии, Макарке забаловать по дороге не даст.
А по возвращении привезут головы Судзуки и его офицеров, ну и часть золота, расскажут, что остальные японцы с награбленным скрылись. Все очень правдоподобно выйдет. Обставим так, что Казагранди затемно на коронацию в Ургу приехал, решил в комендатуре отметиться, обнаружил там нападение японцев… Вместе с Сипайло отбили их атаку и начали преследование, догнали на Калганском тракте. Кстати, они трупы двух японцев подальше по тракту на Калган выбросить должны, чтобы подтвердить историю. Настигли, мол, перестреляли часть японцев и отбили золото. Казагранди был ранен в перестрелке. Барон, конечно, погоню организует, поищут, порыщут и вернутся ни с чем. А мы, как все затихнет, к схрону смотаемся и золотишко перепрячем, чтобы Сипайло этого не сделал за нас. Унгерн, думаю, подвоха не заподозрит, ведь золото мы вернем, пусть не все, да кто же узнает, сколько именно украли?
– А золота много возвращать придется?
– Ивановский, тут жадничать нельзя. Ящик, не меньше, вернуть нужно.
– И что теперь?
– Будем ждать Макарку. Думаю, утром Дедушка всех высших чинов к себе вызовет. В девять пересменка в Комендантской команде; если за ночь и не обнаружили трупов, то уж засветло двери взломают – и все откроется. В целом вроде план нормальный, сработать должен, только вот Сипайло теперь – слабое звено. Мутный он, хитрый и подлый чрезвычайно. Я подумываю о том, как бы его вообще аккуратненько убрать со сцены.
– Убить? – оживился я. – Эту сволочь грохнуть грехом не будет!
– Сделаешь? – неожиданно спросил Рерих.
– Я? Почему я? Мне никого раньше не приходилось убивать.
– А кто? У тебя же зуб на него за Дусю, да и сволочь он, сам ведь только что сказал.
– Я не смогу.
– Мне предлагаешь сделать? – Рерих недобро улыбался. – Давай так, Ивановский, сейчас на кону множество жизней, и Макаркина из них самая бесполезная. Если встретишь его первым, то аккуратно застрелишь из нагана. В городе всю ночь по поводу праздника салютуют, никто и не подумает на выстрелы бежать. Если я встречу, сделаю все сам. Казагранди я тоже шепнул на прощанье, чтобы он по пути назад Макарку в расход пустил. Пусть думают, что он соучастником у Судзуки был. Казагранди держался молодцом, утверждал, что справится, но крови он потерял немало, боюсь, как бы по дороге не отключился. Значит, если что, на нас с тобой вся надежда.
– Ладно, договорились… – нехотя согласился я, рассчитывая на то, что Сипайло первым не увижу.
И, как оказалось, совершенно напрасно.
Мы разошлись с Рерихом уже далеко за полночь. На темных улицах сегодня было оживленно. Горели костры, бродили пьяные вояки и многочисленные гости столицы, которые тоже были навеселе. До штаба я дошел без происшествий, отпер дверь, зажег лампу. Спать совсем не хотелось – может, из-за кристаллов, может, из-за событий, не исключено, что по обеим причинам сразу.
Я решил курнуть, когда услышал в «тронном зале» шаги. Достал наган и начал вглядываться в темноту, откуда неожиданно для меня появился Макарка Душегуб.
– Привет, Ивановский! Я запер штаб, чтобы сюда никто не ломился. В городе полно пьяной солдатни! – Сипайло без приглашения подсел к столу и, взяв с него папиросину, достал из кармана спички…
В моей руке был револьвер, я должен был немедленно застрелить Макарку, но никак не мог собраться с духом и сделать это.
– Ивановский, это я! Убери наган. – Сипайло нервно моргал.
Теперь я заметил, что его шинель местами в грязных пятнах, напоминающих кровь. Я положил наган в карман, решив узнать, что произошло. Все выясню и тогда уже пущу Душегубу пулю в лоб.
– Что случилось?
– Рерих что, не рассказывал? Отправил меня отдуваться за всех. А ведь я крайним окажусь! – Макарка сделал глубокую затяжку, подержал дым в легких, потом выпустил, задумчиво глядя себе под ноги. Снова затянулся и, немного успокоившись, вдруг спросил: – У тебя кристаллы еще остались?
– Нет.
– Мы золото сгрузили и трупы… Да еще Казагранди ранен… Рерих велел к схрону все перевезти. А это верст пятьдесят туда-обратно! Не сообразил он, наверное, что топлива в баке почти нет. А я поздно понял. Золото выгрузили, конечно, вон, видал, как измазался.
– А как же Казагранди? Что с ним, он ведь ранен!
– Знаешь, Ивановский, обо мне кто подумает? Оставил я Казагранди там. Рядом с уртоном каким-то. Он сам попросил. Говорит: «Не дотяну я до Урги, оставь меня тут, до уртона недалеко, дойду, там мне помощь окажут». Рана навылет, опасности нет для жизни, ему помогут, а я боялся, что керосина до города не хватит, на себе ведь я этого здоровяка не дотащу! Трупы японцев я выкинул рядом с трактом. Головы и часть золота, которое надо вернуть, я закопал в укромном месте. Утром обнаружат убитых в комендатуре, если уже не нашли. Вызовут всех, меня-то точно! Ты, пожалуйста, скажи, что мы с тобой всю ночь водку пили. Тебе ничего не будет! Мне барон, конечно, трепку задаст, но будем надеяться, что этим и кончится. А когда погоню объявят, я напрошусь с чахарами на автомобиле с пулеметом в сопровождение, по дороге сверну к схрону, водителя пристрелю, по машине с разных сторон дырок настреляю, как будто вышли на след японцев да в перестрелку попали. Головы и золото загружу – и в Ургу на доклад. Выйдет, что чахары японцев не обнаружили, а я обезвредил и золото вернул. Ну и головы для подтверждения.
Я достал наган и направил его в грудь Макарке. Подлость его в отношении Казагранди придала мне сил. Теперь я уже совершенно был готов застрелить эту нервную сволочь.
– Стой, стой! – завопил Сипайло
