Последняя цивилизация. Политэкономия XXI века - Василий Галин

Почти все крупнейшие компании мира имеют офшорные филиалы. Например, из ста крупнейших компаний, входящих в индекс FTSE 100 [1079], не имеют офшорных филиалов только две, а на 98 оставшихся приходится — 8 492 офшоров [1080]. В США, согласно данным Государственного управления налогового учета, в 2008 г. офшоры имели 83 из 100 крупнейших американских корпораций [1081]. В Европе, по данным агентства Tax Justice Network, офшорные филиалы имели 99 из 100 ведущих компаний. В офшорном бизнесе принимают активное участие крупнейшие мировые банки. В 2010 г. больше всего — $7 трлн — было укрыто с помощью UBS, Credit Suisse и Goldman Sachs [1082].

Мир офшоров стал живым воплощением либеральных идей М. Фридмана и Ф. Хайека: минимальные налоги, отсутствие регулирования и полная секретность. Не даром один из наиболее заметных последователей либерального фундаментализма Дж. Митчелл из фонда Heritage в 2009 г. в одной из очередных встреч на Капитолийском холме заявлял: «Налоговые гавани… являются форпостами свободы» [1083] .

Для поддержки и популяризации этих форпостов, проводник либертарианских идей The Heritage Foundation совместно с Wall Street Journal публикует свой «Индекс экономической свободы». Казалось бы, человечеству для достижения всеобщего счастья остается лишь последовать за этими «форпостами», демонстрирующими превосходные экономические результаты: например, «для 157 стран коэффициент корреляции между «индексом экономической свободы» и доходом на душу населения составляет 0,65 — впечатляющий результат для такого разнородного массива данных», — отмечает А. Гринспен [1084].

Другой не менее яркий пример дает самая свободная экономика мира Гонконг, в 2012 г. занявшая первую строчку в «Индексе экономической свободы» 18-й год подряд! При этом Гонконг является абсолютным мировым лидером, которого просто не с кем сравнивать, по совокупному состоянию миллиардеров из списка Forbes 2012 г. [1085]. Гонконг вызывал восхищение Милтона Фридмана своим «динамичным и новаторским характером, который породили личная свобода, свободная торговля, низкие налоги и минимальное вмешательство со стороны правительства». И хотя Гонконг и не имеет демократии, — продолжал м. Фридман, он свободнее соединенных Штатов, потому что его правительство меньше вмешивается в экономику [1086] .

Почему же остальные страны мира не бросятся наперегонки перенимать пример «самых свободных экономик мира»? Что удерживает их от обладания столь близким и доступным либертарианским счастьем?

Прежде то, о чем говорил М. Фридман, и на что указывал один из стойких приверженцев либертарианских идей С. Хэггард: «Хорошие вещи — демократия и экономика, ориентированная на свободный рынок, — не всегда совпадают » [1087] . Как оказалось на практике, в «самых свободных странах» демократии вообще не существует. «Более активное участие народа в управлении государством не всегда служит интересам свободы», — комментирует такую ситуацию один из апологетов неолиберализма Д. Лал [1088]. На деле в «самых свободных странах», отмечает Н. Шэксон, «грубый индивидуализм выродился в пренебрежение, и даже презрение к демократическим принципам и к обществу в целом » [1089] .

На вторую причину указывает «впечатляющая корреляция между «индексом экономической свободы» и доходом на душу населения», о которой говорил А. Гринспен. Она действительно впечатляет, однако высокий доход на душу населения в самых «свободных странах» достигается не за счет превосходящего уровня производительности труда, а за счет перераспределения в их пользу мировых финансовых потоков, благодаря более низкому налогообложению и сохранению тайны вкладов. Подавляющее большинство стран-лидеров «Индекса экономической свободы» являются полными или частичными офшорами [1090] [1091]. Н. Шэксон в связи с этим отмечает, что «стремительный рост офшорных финансов (происходит) за счет разорения соседей» [1092] .

Президент Мексики Х. Портильо в 1982 г. так обрисовал суть проблемы: «Финансовая чума вызывает все большее опустошение во всем мире. И чуму эту разносят крысы. Последствия ее — безработица и нищета, банкротства промышленных предприятий и обогащение спекулянтов». Портильо обвинил «кучки мексиканцев… возглавляемые и поддерживаемые частными банками, которые вывозят из страны денег больше, чем вывезли из Мексики с незапамятных времен все империи» [1093]. Р. Беккер, глава GFI, называет возникновение офшорной системы «самой отвратительной после рабства главой всемирной экономической истории » [1094]. Офшоры стали орудием неоколониализма, выкачивающим ресурсы из развивающихся стран в страны — бенефициары офшорной паутины.

Однако со временем офшоры стали проблемой и для развитых стран мира, в том числе и самих Соединенных Штатов: только ежегодные налоговые потери последних от применения офшорных схем составляют почти 100 млрд долл. [1095] По словам сенатора К. Левина, «налоговые гавани ведут экономическую войну с США» [1096]. Но даже не в потерях бюджета заключается основной вред, наносимый офшорами, отмечает Н. Шэксон: «Главный компонент любой здоровой экономической системы — это доверие и ничто не разрушает ее сильнее, чем система офшоров » [1097]. Без доверия не может существовать ни одно государство.

Попытки ограничения деятельности офшоров начались с создания в 1989 г. на встрече «Большой семерки» в Париже Группы финансового противодействия отмыванию денег (FATF). В 1996 г. на саммите G7 президент Франции Жак Ширак призовет к «контролируемой глобализации». Вместе с канцлером Германии он настаивал на том, чтобы положить конец разорительной «гонке уступок» и поставить мировые финансовые рынки под более жесткий контроль. Но из-за противодействия со стороны США и Великобритании предложение было спущено на тормозах [1098]. В 1998 г. в докладе «Пагубная налоговая конкуренция» к борьбе с офшорами призовет ОЭСР. Против вновь выступят законодатели Соединенных Штатов, вместе с нобелевскими экономистами М. Фридманом и Дж. Бьюкененом. А министр финансов США О’Нил отзовется статьей, в которой заявит, что США «совсем не заинтересованы подавлять конкуренцию, которая и для правительственных, и для предпринимательских структур является созидательницей успеха», поэтому миссия ОЭСР «не согласуется с приоритетами нынешней администрации» [1099].

После терактов 2001 г. на волне борьбы с финансированием терроризма ОЭСР в 2002 г. удалось ввести «черный» список «не сотрудничающих налоговых гаваней», правда вместо 41-й, первоначально определенных юрисдикции, в него вошли только семь. Ситуация кардинально изменится лишь с началом кризиса 2008 г., когда конкуренция за деньги налогоплательщиков резко обострится. И уже в 2009 г. на встрече Большой двадцатки (G20) ОЭСР представит доклад, посвященный борьбе с офшорами, с всеобъемлющим «черным» и «серым» списком стран по степени соблюдения «международных стандартов обмена налоговой информацией». С этого времени борьба развитых стран с офшорами усилилась.