Последняя цивилизация. Политэкономия XXI века - Василий Галин

К чему ведет торжество глобальных рыночных сил, UNCTAD констатировал уже в 1995 г.: «Давление международной конкуренции побуждает правительства предлагать финансовые стимулы, которые невозможно оправдать объективными экономическими критериями» [1029]. Новая данность коснется и самых развитых стран мира: и в 2011 г. бывший премьер-министр Великобритании Г. Браун в оправдание своей политики заявит: «конкуренция за инвестиционный капитал втягивает государства «в гонку уступок», вынуждая их идти на постоянное снижение нормативно-правового режима» [1030].

Глобализация окончательно отрывает экономический базис от политической надстройки. Теперь мировой рынок все больше и настойчивее начинает диктовать свои условия и правила игры демократическим государствам. Демократия становится условным понятием, поскольку реально она уже не может оказывать существенное влияние на принятие ключевых решений, определяющих жизнь и развитие общества. демократические выборы превращаются если не в прямой обман, то в очевидный фарс. Функции же государства, если судить по словам М. Тэтчер, в итоге сводятся только к полицейскому и правовому подавлению недовольных данным порядком вещей, т. е. установлению некой формы «демократической деспотии» , правящей в интересах крупного международного капитала.

Вместе с тем борьба за демократию во всем мире в последние десятилетия приобрела характер всеобщего «крестового похода». И не случайно. О прагматичной причине этого явления говорил А. Гринспен: «Демократия… ведет к ослаблению контроля над капиталом» [1031]. Истоки этого «крестового похода» возникли еще полтора века назад в виде понятия «чистой демократии» [1032]. Что она из себя представляет? По словам В. Ленина: ««Чистая демократия» есть лживая фраза либерала, одурачивающего трудящихся… биржа и банкиры тем больше подчиняют себе буржуазные парламенты, чем сильнее развита демократия» [1033]. Вновь тема «чистой демократии» возродится во второй половине ХХ в. с выходом на сцену истории Ф. Хайека [1034] и начнет практическое воплощение с началом неолиберальных реформ. Правда в последние время даже в самых развитых странах мира она все больше трансформируется в «контролируемую демократию». Что касается «чистой демократии», то она превратилась в предмет неоколониального экспорта для развивающихся стран.

Даже сами представители неолиберальной мысли в лице Д. Лала признают: «Иначе как парадоксом нынешнюю «панацею» в сфере развития — утверждение демократии в третьем мире — назвать нельзя» [1035]. «Считается, что прямая связь между демократией и развитием установлена целым рядом статистических исследований… В недавнем сравнительном исследовании, где анализировалась экономическая история 25 развивающихся стран за тридцатилетний период, мы… не обнаружили какой-либо связи между формой правления и экономическими результатами» [1036].

«Политическая свобода самоценна, но она не обязательно способствует процветанию, — поясняет Д. Лал. — Это хорошо понимал де Токвиль, отмечая в своем «Старом порядке»: «Совершенно верно, что со временем свобода всегда доставляет тем, кто умеет ее сдерживать, достаток, благосостояние и часто богатство… Люди, которые приобретали свободу только ради этих благ, никогда не сохраняли ее надолго… Кто ищет в свободе что-то другое, нежели она сама, создан, чтобы быть рабом»» [1037].

Нарушение баланса между рынком и демократией, с одной стороны, ведет к установлению диктатуры капитала, а с другой — к росту анархии. Сегодня эти два процесса происходят одновременно и выражаются в первом случае в виде усиления и концентрации международного капитала, а во втором — деградации национальных институтов, которые уже неспособны справляться с происходящими изменениями. Уже сейчас, отмечает З. Бжезинский, «ни существующие национальные правительства, ни региональное урегулирование не в состоянии обеспечить эффективную дисциплину, не говоря об обеспечении контроля над автономной финансово-экономической вселенной, формируемой глобализацией, «интернетизацией» и дерегуляцией» [1038].

Разрушение национальных границ ведет к утрате той прогрессивной сущности национализма, о которой писал Дж. М. Кейнс: «Общество живет не для мелких повседневных удовольствий, а для процветания и будущего своей нации, т. е. для обеспечения прогресса » [1039]. Исчезновение национальных, культурных границ неизбежно ведет к отрыву от исторических корней и размыванию понимания того, ради чего живет данное общество и сам человек. Глобальный же мир на данном этапе не предлагает никаких ощутимых альтернатив, и человечество становится неспособным к осознанным коллективным действиям ради своего будущего.

Одновременно ослабление национальных государств неизбежно ведет к дальнейшему усилению позиции международного капитала, который так же неизбежно все больше начинает диктовать свою волю национальным правительствам. О. Шпенглер отмечал эти тенденции еще в начале ХХ в.: «Частные силы экономики желают торных дорог для завоевания ими колоссальных имуществ. Никакое законодательство не должно стоять у них на пути. Они желают создавать законы в своих интересах и с этой же целью пользуются созданным ими же самим орудием — демократией, оплаченной партией» [1040]. «Новый мировой порядок» постепенно превращает мир национальных государств в мир глобальных корпораций, которые определяют не только благосостояние отдельных стран и народов, но даже их существование.

Массовое создание этих корпораций началось с бума слияний и поглощений, ознаменовавших переход на новый этап глобализации в 1990-х гг. Если за шесть лет с 1987 г. по 1992 г. мировой объём всех национальных и международных слияний насчитывал 2,8 трлн долл., за 1993–2000 гг. он вырос до среднегодовой величины 1,8 трлн долл. В 2000 г. на многонациональные корпорации приходилось 70 % мировой торговли и 80 % мировых инвестиций [1041]. В начале XXI в. объем продаж 200 крупнейших корпораций составлял почти 25 % общемирового ВВП [1042], в то время, как в них было занято менее 0,01 % всей мировой рабочей силы. Объемы продаж этих 200 корпораций превосходили совокупный ВВП 170 стран.

Их мощь настолько велика, что представляет угрозу даже самим могущественным Соединенным Штатам, о роли которых в 2009 г. в очередной раз напоминала госсекретарь США Х. Клинтон: «Америка останется мировым лидером навсегда» [1043]. Однако всего два года спустя один из наиболее известных апологетов «американского мира» З. Бжезинский уже замечал, что «США, оставаясь сверхдержавой, с трудом справляются с выходящими из-под контроля глобальными изменениями ». Главную проблему, по мнению Бжезинского, представлял тот факт, что в настоящее время «перемещение инвестиций и рабочих мест за рубеж диктуется главным образом меркантильным эгоизмом, а не национальными интересами» [1044]. Д. Сакс (в 2011 г.) в свою очередь отмечает признаки смерти демократии и у самого Мирового лидера: «Политические институты Америки разрушены, и широкая общественность более не может привлекать элиту к ответу». Д. Сакс приходит к выводу о «конце государства как инстанции, решающей общенациональные проблемы» [1045].