Факторизация человечности - Роберт Сойер

— И вы, без сомнения, рады им воспользоваться даже тогда, когда никакого насилия нет и в помине.

В этот момент заговорит Хизер:

— Так же, как вы рады были обвинить моего отца в моём растлении, несмотря на то, что он умер ещё до моего рождения.

Гурджиефф замрёт на месте.

Хизер подойдёт ближе к ней.

— Мы не собираемся вам делать ничего плохого, миз Гурджиефф, — скажет она, слегка разведя руками. — Даже мой муж не собирается вас и пальцем касаться. Но вам придётся нас выслушать. Вы услышите о том, что вы сделали с Кайлом и с нашей семьёй. — Хизер поднимет руку с зажатым в ней записывающим устройством. — Как видите, у меня здесь видеокамера. Я собираюсь всё это записать — чтобы не было никаких разночтений, никаких различных интерпретаций, никакой возможности выставить всё в ином свете. — Она помолчит, после чего её голос сделается резче. — Никаких фальшивых воспоминаний.

— Вы не можете, — скажет Гурджиефф.

— После того, что вы сделали со мной и моей семьёй, — глухо ответит Кайл, — я полагаю, мы можем делать практически всё, что хотим — в том числе опубликовать эту запись вместе с другими изобличающими уликами. Моя жена в последнее время стала чем-то вроде знаменитости; её часто показывают по телевизору. Она способна предостеречь весь мир от того нездорового сорта злобных мошенников, к которому принадлежите вы. Вам, возможно, и не нужна лицензия, но бизнес свой вы всё равно можете потерять.

Гурджиефф оглянется по сторонам, словно загнанное в угол животное, оценивающие шансы бегства; потом она снова повернётся к Кайлу.

— Я слушаю, — скажет она, наконец, скрещивая руки на груди.

— Вы понятия не имеете, — скажет Кайл, — как сильно я люблю своих дочерей. — Он сделает паузу, давая словам проникнуть вглубь сознания. — Когда родилась Мэри, я был счастливейшим человеком на планете. Я любовался ею целыми часами. — Он отвёл взгляд, вспоминая. — Она была такая маленькая, такая крошечная. Её пальчики — я не мог поверить, что бывает что-то настолько маленькое и изящное. С того мгновения, когда я впервые увидел её, я знал, что готов умереть за неё. Вы это понимаете, миз Гурджиефф? Я принял бы за неё пулю в сердце; я вошёл бы в горящий дом. Она была для меня всем. Я не религиозен, но впервые в жизни я по-почувствовал на себе благословение.

Гурджиефф посмотрит на него, по-прежнему вызывающе, но ничего не скажет.

— А потом, — продолжит Кайл, кивая жене, — одиннадцать месяцев спустя, Хизер снова оказалась беременна. И, знаете ли, у нас тогда было туго с деньгами; на самом деле мы не могли позволить себе ещё одного ребёнка. — Они с Хизер обменяются грустными улыбками. — Вообще-то Хизер предложила сделать аборт. Но мы оба хотели второго ребёнка. Я взял кое-какую дополнительную работу — вечерние занятия плюс репетиторство. И мы как-то справились, как и все обычно справляются.

Кайл посмотрит на Хизер, словно раздумывая, хочет ли он делиться этим с женой — тайной, которую он хранил все эти годы. Но потом он слегка пожмёт плечами, зная, насколько бессмысленными станут эти опасения уже очень скоро, и продолжит:

— Я говорю правду, миз Гурджиефф — у нас уже была девочка, и, честно говоря, я надеялся на мальчика. Вы понимаете — с которым можно будет играть в мужские игры. Я, дурак, даже думал назвать его Кайл-младший. — Он сделал глубокий вдох, затем шумно выдохнул. — Но когда ребёнок родился, это оказалась девочка. Я не сразу это осознал — мне понадобилось секунд двадцать. Я знал, что третьего ребёнка у нас не будет. — Он снова бросил нежный взгляд на Хизер. — Вторая беременность оказалась очень тяжёлой для моей жены. Я знал, что у меня никогда не будет сына. Но это не имело значения, потому что Бекки была идеальна.

— Послушайте, — заговорит Гурджиефф. — Я не знаю…

— Да, — резко перебьёт её Кайл. — Да, вы не знаете — вы вообще ничего не знаете. Мои дочери были для меня всем.

Гурджиефф попытается снова.

— Каждый в вашем положении так говорит. Лишь от того, что вы так говорите, это не становится правдой. Я провела с вашими дочерьми сотни часов, разбираясь со всем этим.

— Вы хотите сказать, что провели сотни часов, внедряя им в головы свои идеи? — скажет Хизер.

— Опять же, так все говорят.

Кайл не выдержит и взорвётся от ярости.

— Будьте вы прокляты, вы, тупая… — Он замолкнет, по-видимому, подыскивая несексистский эпитет, но потом продолжит, как будто слово, которое он ни разу не произнёс за много лет, подходило к ситуации, как никакое другое: — Вы, тупая сука. Вы настроили их против меня. Но Бекки одумалась, и…

— Вот как? — самодовольно скажет Гурджиефф. — Да, такое тоже случается. Люди прекращают бороться, решают прекратить битву. То же самое, знаете ли, происходило в нацистской Германии…

Ну да, нацистская Германия. Она скажет что-нибудь настолько же дебильное.

— Она одумалась, потому что всё это неправда, — скажет Кайл.

— Так ли? Докажите.

— Вы наглая сучка. Вы…

Но Хизер успокоит его одним взглядом и скажет спокойным голосом:

— О, мы можем это доказать — полностью и исчерпывающе. В следующие несколько дней кое-что станет достоянием гласности и изменит мир. Вы сможете увидеть ту же самую абсолютную истину, которую видели мы с дочерью.

Кайл выдохнет, затем скажет:

— Вы в неоплатном долгу перед моей женой, миз Гурджиефф. Я бы посвятил остаток жизни тому, чтобы лишить вас профессии — но она убедила меня, что в этом нет необходимости. Вся ваша профессия неузнаваемо изменится, возможно, вообще исчезнет в течение следующих нескольких недель. Но я хочу, чтобы вы думали об этом ежедневно до конца своих дней: о том, что моя прекрасная дочь Мэри вскрыла себе вены из-за вас, и что вы почти уничтожили то, что осталось от моей семьи. Я хочу, чтобы эти мысли преследовали вас до вашего смертного часа.

Он посмотрит на Хизер, потом снова на Гурджиефф.

— И это, — сказал он женщине, стоящей перед ним с открытым от удивления ртом, — то, что мы называем завершённостью.

И тогда он возьмёт жену за руку, и они вдвоём уйдут в ночь.

Это было то, чего ему хотелось сделать, то, что он намеревался сделать, то, что ему нужно было сделать.

Но сейчас он не мог.

Это была фантазия, и, как сказала ему Хизер, в юнгианской терапии фантазия часто должна заменять реальность. Мечты важны, и они могут помочь исцелиться. Эта определённо помогла.

Кайл вошёл в разум Бекки — с её разрешения — и просмотрел воспоминания о сеансах «психотерапии». Он хотел сам увидеть, что было неправильно, как всё оказалось извращено, как его дочь обернулась против него.