Война номер четыре (СИ) - Лиморенко Юлия

Филиппи задумался, потом мрачно кивнул:

— Я сделаю всё, чтобы вас вытащить, поверьте. Видите ли… а впрочем, в самом деле поговорим после. Ведь, как я понимаю, план принят?

— Принят, — Орсо ободряюще улыбнулся, собрав всю свою убедительность. Чем дальше, тем труднее давалось ему даже мелкое лукавство, не говоря уже о серьёзной лжи. Да, военная необходимость, да, тактика, но — трудно лгать в глаза тем, кто верит даже не тебе — в тебя. А ободрить их нужно, чтобы не свернули с пути. Добровольцы. Какие всё-таки отличные ребята.

— У меня есть для всех поручения, и это срочно! Все другие дела подождут. Вот здесь, — Орсо подвинул на середину стола пачку разномастных листков, — указания для всех направлений. Начинаем сейчас же. Текст обращения я уже набросал, — поверх карты лёг ещё один листочек, — поправьте, если хотите, стиль, а вас, Марко, я попрошу проверить содержательную часть, вы знаток агитации. Все свободны, а мы с вами, Марко, давайте прямо сейчас и посмотрим нашу листовку.

Офицеры вышли, оживлённо обсуждая ближайшее будущее. Марко остался сидеть за столом, печально глядя на командующего. Орсо сел напротив, придвинул ему листок. Филиппи покачал головой, отодвинул бумажку обратно:

— Я верю, что вы всё изложили как нужно. Но скажите мне, командир… Орсо, мальчик мой, неужели вы вправду этого хотите?

— Хочу? Разумеется, нет, — при мысли о своих желаниях Орсо криво усмехнулся. — Я хочу спасти то дело, которое начал без достаточной подготовки. Вам я могу сказать откровенно: я просто не ждал, что всё начнётся так скоро, думал, что у нас есть хотя бы полгода, ну хотя бы месяца три…

— Что значит «думал»? — удивился Марко. — Разве вы не говорили, что всё решили в лагере?

— Решил действительно в лагере, — согласился Орсо. — Потому что дальше тянуть не было смысла. Но о том, что над нами нависла такая угроза, я знал давно.

— Откуда? — Марко подался вперёд и даже охрип от волнения.

— От Ады. Мой отец тоже знал, они действовали вместе. И королева знает.

— Королева?.. — машинально повторил Филиппи.

— Она помогала Аде чем могла. Дала ей положение, связи, деньги, чтобы начать борьбу.

— Борьбу против… королевской власти?

— Её величество Мария, думаю, раньше нас поняла, что её сын не будет хорошим королём. Особенно во времена, когда короли перестают быть нужны. Ведь революция в Айсизи не первая…

— Первая успешная, — согласился Марко.

— И этого уже не отменить. Век королей прошёл, Её величество — последняя из этого века. Принц Джакомо уже ничего не смог бы сделать, даже если бы хотел. А по-старому жить не вышло бы, вы понимаете.

— Понимаю… — Марко задумался, помолчал. — Но теперь вы хотите зацепиться именно за эту связь? Почему?

— А что ещё у меня есть? Со всех остальных сторон, как ни посмотри, я фигура бессмысленная. Аристократ — но не слишком родовит, не нищий — но и не баснословно богат, чем ещё мне поразить воображение? Только родством. Надеть корону я бы не смог, но действовать от имени и в интересах королевской семьи — моей семьи! — могу по закону.

— А Джакомо? Что если он выйдет на сцену в самый неподходящий момент?

— Один подходящий момент он уже пропустил — надо было бы сразу возглавить сопротивление захватчикам, и за это ему бы многое простили. Если он появится сейчас — его тут же спросят: «А где вы, Ваше высочество, были, когда простые труженики и солдаты грудью защищали страну от врага? И почему треть ваших высших офицеров — банда предателей?»

— А если он попросту не захочет на это отвечать, что тогда?

— А тогда, — пожал плечами Орсо, — с ним никто не захочет говорить. Вы не задумывались, почему король Девмена не высказался ни за, ни против Андзолы в начавшемся противостоянии?

— Потому что Джакомо — его племянник…

— Именно. А я — нет.

На лице Марко суровая печаль впервые сменилась чем-то похожим на восхищение:

— Ну вы и хитрец! Вот это да… Не ожидал от вас, честное слово!

— Вы думали, я простодушный мальчик-рантье? — улыбнулся Орсо. — Знаете, пока есть те, кто так думает, у меня остаётся надежда на успех!

И Марко наконец улыбнулся в ответ.

— Спасибо вам за помощь, — искренне сказал Орсо, — но все эти соображения не отменяют того, что я буду не нужен новой власти. Даже если революция состоится. Как член королевской семьи я для революции помеха, а как революционер буду помехой, если победят прокоролевские силы. Престол-то не мой ни по каким законам. А основывать новую династию сейчас, в наше время… смешно, не правда ли?

— И что же вы будете делать, мальчик мой? Вы ведь не из тех, кто легко сдаётся, верно?

— Уйду к зиналам, — произнёс Орсо очень серьёзным тоном. — Они меня вроде за своего держат.

— Кстати, я так и не понял, почему…

— Ада однажды очень выручила кобальских зиналов, они ей благодарны, а я по их понятиям сын Ады.

Марко посмотрел ему в глаза внимательно и строго; Орсо больше не мог хитрить, хотя бы и с ним:

— Я расскажу вам, но прошу вас помнить: это то, что говорят зиналы, а вовсе не то, на чём настаиваю я.

Марко кивнул, и Орсо продолжал:

— Они считают меня сыном Творца, пришедшим освободить мир от тьмы.

Марко онемел. Современный городской житель, человек образованный и светский, он совершенно не привык думать о подобных материях…

— И поэтому… когда вы говорите, что ваш отец…

— Я имел в виду моего отца Гаэтано Травенари, но — да, он тоже в деле. Вместе с Адой.

Марко помолчал, привыкая к диковинной мысли, что беседует с сыном сверхъестественной силы. Потом не без усилий вернулся к теме разговора:

— Вы… вы хотели о чём-то меня попросить, верно? Сделать что-то, чтобы ваша… скажем прямо, ваша жертва была не напрасной.

— Если я не всё довести до конца, переверните, пожалуйста, эту клятую Андзолу вверх дном, чтобы встала как положено передовой стране в современном мире.

Марко молча кивнул, встал с жалобно скрипнувшего табурета и вдруг обнял своего командира — огромный, широкий, сильный, как медведь, — и Орсо услышал у самого уха его шёпот:

— Я им вас не отдам. Обещаю.

Городок Вастале кипел бурной жизнью: айсизцы временно отброшены, в город вошли какие-то невиданные войска, офицеры у них сплошь весёлые загорелые парни и даже девки, командующий — душка и очаровашка, его заместитель — тоже такая прелесть, просто ах!.. В лучших домах города открывались двери для приёма почётных гостей, первые лица наперебой зазывали господ офицеров оказать честь, в мэрии готовились к небольшому, скромному — война всё же — балу… Казалось, ещё немного — и вся эта дикость кончится, унесётся куда-то, подобно грозовой туче, и снова настанут блаженные спокойные времена. Даже те, кто до войны почитал свою жизнь пустой и никчёмной, свет — бессмысленным, а людей — невыносимыми, позабыли свои невзгоды и вовсю надеялись, надеялись страстно: если сделать вид, что всё как всегда, то зло уйдёт. Ведь не может же это быть надолго, помилуй нас Творец!

Орсо пришлось побывать в нескольких аристократических домах: принятый к исполнению план требовал представлять со всей возможной торжественностью. Его странный статус — член королевской семьи, но не принц, — приводил местных аристократов в некое недоумение, но усвоенная почтительность заставляла понимающе закатывать глаза: ах, ну как же, как же, мы понима-аем… Откуда ни возьмись закружились хороводом девушки одна другой прекраснее, и пришлось срочно соображать, где он забыл свои манеры. Родольфо тоже купался во всеобщем внимании и чувствовал себя в этом положении куда привычнее товарища. А вот остальные офицеры вастальскую публику просто эпатировали! И бывший сержант, а ныне командир кавалерийского корпуса Нелло, славящийся отсутствием манер, и бывший докер, а теперь командующий всеми пехотными силами Марко в статусе, равном генеральскому, и бывший фермер Микелино — трудно даже определить, кто из них был для здешнего высшего света ужаснее. Но больше всего подорвала общественные устои Миннона: в мужском платье, в шляпе с предлинным пером, в офицерском шарфе она была воплощением чего-то небесного, вроде Славы мира, и сердца молодых людей забывали биться при взгляде на эту неприступную деву битв. Самым чувствительным Родольфо, однако, быстро показал, что боевая орлица уже нашла себе подходящее гнездо. Девы, впрочем, тоже не остались равнодушны к женскому божеству войны: кто-то — от ревности, а кто-то — от тайной, в самой глубине души, зависти…