Чужестранец - Алексей Семенов

Но нет, острова здесь видно не было. Мирко, правда, вышел как раз на излучину реки. Слева течение Смолинки просматривалось далеко, и кроме прибрежных растений, свесивших стебли над водой, и камыша он ничего не заметил. Значит, остров находился за излучиной, куда Мирко немедля и направился. На мыске было топко, но вскоре нашлась утоптанная тропинка, которая явно вела в нужном ему направлении. «Нашел», — подумалось Мирко, и будучи уверен, что сейчас увидит остров, он свистнул по-особому. Раздался топот копыт, и кони, протиснувшись сквозь кустарник, появились рядом. Еще несколько десятков шагов, и вот Мирко опять на берегу. Островок открылся прямо перед ним. Смолинка здесь немного разливалась, образуя у противоположного берега заводь, в которой и выбрал себе место зеленый остров. По берегу его росли серебристые ивы, а дальше кудрявились березы, поднимаясь на невысокий бугор. Островок, судя по виду, был кругл. Наверное, высота того места, где стоял дом колдуна, была достаточна, чтобы не утонуть в весеннем разливе, но вот как выходил из своего добровольного уединения колдун ранней весной, когда быстрые воды Смолинки уже так подтачивали лед, что пройти по нему невозможно, а лодку спустить еще нельзя? Наверное, уединение тогда превращалось в добровольное заточение.

Кстати, и самому Мирко стоило подумать о переправе. Здесь, за мысом, течение было поспокойнее, но все равно переплывать реку было опасно. Да и как переправить на тот берег собаку? «Что ж это я такую простую вещь у Юкки не спросил? — укорял себя мякша. — Покричать, что ли? Может, выйдет, хотя далеко…» Мирко набрал в легкие воздуха и что есть силы, заорал в сторону островка:

— Эй, есть кто у дубовых ягод? А? — Этим словам научил его Юкка. И еще он сказал, что колдун, как водится, не открывал никому своего истинного имени, а каждому новому человеку назывался особенно.

Ответа не было, и Мирко, повременив малость, прокричал еще раз:

— Кто у дубовых ягод, отзовись!

В ответ — лишь ивовый шелест и плеск воды, да солнце прыгало светлыми пятнышками по листве. Мирко уж было собрался кричать в третий раз и, в случае неудачи, приниматься за сооружение плота, как вдруг прибрежный тальник закачался, раздвинулся, и к воде вышел высокий, кряжистый старик. Голова его была бела как снег, а борода доставала едва не до пояса. Несмотря на жару, поверх синей рубахи на нем была овчинная безрукавка, а на ногах — толсто намотанные онучи. На поясе у колдуна, понятно, блестели медью и серебром обереги.

Старик, прикрыв глаза ладонью, чтобы увидеть зовущего, рассмотрел Мирко, а потом ответил неожиданно зычно, хотя ветер дул в противоположную сторону:

— Кто таков будешь?

— От Юкки-гусляра! — прокричал Мирко в ответ. К сожалению, голос у мякши не был звонок, и старик, приложив ладонь к уху, дал понять, что не расслышал толком.

— От Юкки-гусляра! — повторил Мирко, стараясь быть услышанным.

На этот раз колдун понял, кивнул, вроде даже улыбнулся, и, гаркнув в ответ:

— Добро! Жди! — снова удалился, за лодкой должно быть.

«Как же он с рекой-то справится? — усомнился мякша в способности старика совладать с быстрым течением. — Коли его уж кровь не согревает, раз он летом безрукавку носит, то и сила в руках, знать, не велика?» — размышлял парень.

Однако колдун оказался хитрее, чем предполагал Мирко. Скоро старик появился снова, уже сидя в лодке. Он действительно тяжело греб веслами даже по спокойной воде близ острова, так что предполагать, будто он сможет доплыть до Мирко, не будучи отнесен далеко вниз, было глупо. Колдун между тем догреб до той самой лужайки, куда он вышел первый раз, выбрался на берег и стал, повернувшись к мякше спиной, махать руками и звать кого-то. Вскоре из-за берез вылетела огромная иссиня-черная птица. Ворон, покружив над стариком, опустился на борт лодки. Мирко видывал, конечно, больших воронов, но этот оказался настоящим великаном. На расстоянии, конечно, немудрено было и ошибиться, но крыло птицы было с аршин, не меньше. То, что произошло в следующие мгновения, Мирко запомнил на всю жизнь. Мякша знал, что вороны на диво умные птицы и умеют многое, что другим пернатым недоступно, но такого он еще не видывал. А старик, забравшись снова в лодку, вытащил оттуда моток тонкой, но — Мирко знал это — чрезвычайно прочной веревки. Ткань, из которой ее плели, привозили из таких далей, проходила она через множество рук и стоила очень дорого. Должно быть, брали ее где-то на самом краю мира, куда одному человеку и не дойти — жизни не хватит. В шитой из этой ткани одежде не заводились никакие паразиты. Но чудо-то было не в ткани, а в том, что колдун, потрепав по крылу птицу и сказав ей какие-то слова, взял один конец веревки и протянул его ворону. Тот наклонил голову, соображая, потом привычным движением, слегка потеребив, будто на прочность испытывая, веревку клювом, схватил конец, взмахнул крыльями и, сначала тяжело, делая широкие взмахи, поднялся в воздух, а потом все стремительнее, удерживая веревку в клюве, полетел к Мирко. Какие-то тридцать-сорок сажен для такой могучей птицы были делом пустяшным, и веревка, другой конец которой оставался у колдуна, быстро разматывалась. Достигнув Мирко, ворон замедлил полет, замахал опять часто крыльями, вытянул для посадки мощные когтистые четырехпалые лапы и опустился на траву. Пори, все это время с недоумением наблюдавший происходящее, опомнился и с лаем кинулся на ворона. Мирко хотел было осторожить пса, но дело решилось и без его участия. Ворон и не собирался суетиться, бестолково, как курица, хлопать крылами и вообще спасаться бегством. Бросив в траву доставленную по велению хозяина веревку, завершив тем самым должное, он проворно повернулся к подлетевшей собаке, распахнул крылья, взъерошил перья на затылке и, разинув клюв, издал грозное предупреждающее: «Кр-р-ра-а». Черное око птицы-волота оставалось по-змеиному недвижным, но в нем светился такой разум, какой не у всякого, даже пожившего человека встретишь. Пес, увидев сильного соперника, закружился, заюлил вокруг, пытаясь ухватить того зубами, да без толку. Ворон не только защищался — он, каркая громко, наскакивал на собаку, бил его сильными крыльями и загонял к кустам. В конце концов, совершив молниеносное движение клювом, ворон достал-таки Пори по лбу. Пес отскочил, как ошпаренный, обиженно поджал хвост и, заскулив, спрятался за спину Мирко, прося у него защиты. Ворон хотел было еще разок, для верности, проучить собаку, но тут неожиданно показал свой нрав Белый. Конь загородил пса и стал рыть землю передним копытом. Справиться с таким соперником ворон уже не мог: получать удар копытом по крылу он совсем не рассчитывал, а потому, каркнув сердито, снялся с места. Сделав круг, птица полетела обратно к колдуну и, преодолев путь над рекой, села на борт рядом со стариком. Тот похвалил ворона, затем привязал веревку к железному кольцу на носу, вынул из уключин весла и сложил их в лодку, а сам вышел на остров.