ОНО - Стивен Кинг

Билл считал, что все они убиты одним и тем же человеком… если это был человек. Он иногда размышлял над этим. Как размышлял этим летом и о своих чувствах относительно Дерри. Было ли это следствием смерти Джорджа, того, что его родители, казалось, игнорировали его теперь, были настолько убиты своим горем, что просто не замечали: он, Билл, пока еще жив и может покалечиться? Может быть причиной были многочисленные убийства? Голоса, которые нашептывали ему (голоса эти не были вариациями его собственного голоса, — они не заикались, были спокойны и уверены), советовали делать одно и не делать другое? Это заставило его увидеть Дерри другими глазами? Потому город стал угрожающим, неизведанные улицы не манили, а, казалось, зевали в какой-то зловещей тишине? Потому многие лица выглядели таинственными и испуганными?

Он не знал точно, но считал, как считал, что все убийства были работой одной силы, что Дерри действительно изменился, и что смерть его брата была сигналом к началу этих перемен. Мрачные предположения в его голове исходили из потаенной мысли, что теперь в Дерри может случиться все что угодно. Все что угодно.

Но, когда он, обойдя последнюю излучину, увидел мальчиков, там все выглядело спокойно. Бен Хэнском сидел рядом с Эдди. Голова Эдди теперь была опущена, руки болтались между колен, он все еще дышал с присвистом. Солнце село достаточно низко и отбрасывало через речку длинные зеленоватые тени.

— Ты очень быстро, — сказал Бен, вставая. — Я ожидал тебя не раньше, чем через полчаса.

— У меня бббыстрый вввелик! — с некоторой гордостью сказал Билл.

Какое-то мгновение они смотрели друг на друга настороженно, подозрительно. Затем Бен попробовал улыбнуться, и Билл улыбнулся в ответ. Парень был толстый, но казался нормальным. И он остался. Это потребовало достаточно мужества, ведь Генри со своими дружками-головорезами может рыщет где-нибудь поблизости.

Билл подмигнул Эдди, который смотрел на него с немой благодарностью.

— Вввоот, Ээээдди. — Он бросил ему аспиратор.

Эдди засунул его в открытый рот, нажал зажим и судорожно глотнул воздух. Затем он с закрытыми глазами откинулся назад. Бен смотрел на него с беспокойством.

— Черт! Ему действительно было плохо, да?

Билл кивнул:

— Я испугался, — сказал Бен низким голосом. — Что делать, думаю, если у него начнутся конвульсии или что-то в этом роде. Пытался вспомнить ту чушь, которую нам рассказывали на собрании Красного Креста в апреле. И единственное, что припомнил, — положить палку в рот, чтобы он не откусил язык.

— Это наверное для эээээпилептиков.

— Да, конечно. Я думаю, ты прав.

— Так или иначе, у него не будет конвульсий, — сказал Билл.

— Это ллллекарство поможет ему. Сссмотри.

Тяжелое дыхание Эдди смягчилось. Он открыл глаза и посмотрел на них.

— Спасибо, Билл, — сказал он. — Это был настоящий кошмар.

— Мне кажется, он начался, когда они разбили тебе нос, а? — спросил Бен.

Эдди грустно засмеялся, встал и сунул аспиратор в задний карман.

— Я даже не думал о своем носе. Я думал о мамаше.

— Да? Действительно? — спросил Бен удивленно; его рука дотронулась до разодранного свитера и нервно забегала.

— Она только увидит кровь на рубашке и в пять секунд отведет меня в травмопункт.

— Зачем? — спросил Бен. — Ведь кровь остановилась? Боже, я помню одного парня, с которым я был в детском саду. Скутера Моргана. Он разбил нос, когда упал с перекладины. Его взяли в травмопункт, но только чтобы остановить кровотечение.

— Да? — спросил Билл, заинтересовавшись. — Он умммер?

— Нет, но он не ходил всю неделю.

— Не имеет значения, остановилась кровь или нет, — мрачно сказал Эдди. — Так или иначе она поведет меня. Она подумает, что нос разбит и кусочки кости вонзятся в мозг или что-то в этом роде.

— Ммммогут косточки попасть в твой ммозг? — спросил Билл. Это был поворот к самому интересному разговору за долгие недели.

— Не знаю. Если послушать мать, все может быть. — Эдди снова повернулся к Бену. — Она отводит меня в травмопункт раз или два в месяц. Я ненавижу это место. Однажды один санитар сказал, что они вынуждены просить ее вносить плату. Она была взбешена.

— Н-да, — сказал Бен. Он подумал, что мать Эдди, должно быть, действительно странная, не сознавая, что обе его руки теребят остатки свитера. — Почему ты не скажешь ей нет? Скажи что-нибудь наподобие этого: «Послушай, мама, я чувствую себя нормально, я хочу просто остаться дома и смотреть «Морскую охоту». Наподобие этого.»

— Ааааа, — сказал Эдди безнадежно, и больше ничего.

— Ты Бен Хххэнском, ппправильно? — спросил Билл.

— Да. А ты Билл Денбро.

— Дда… Аэто… Ээээ…

— Эдди Каспбрак, — сказал Эдди. — Я терпеть не могу, когда ты заикаешься на моем имени. Оно у тебя звучит как Элмер Фадд.

— Пппрости.

— Ну я рад познакомиться с вами обоими, — сказал Бен. Это прозвучало жеманно и как-то неуклюже. Образовалась тишина. Но тишина не была неловкой. В ней они становились друзьями.

— Почему те парни преследуют тебя? — спросил Эдди.

— Они вввсегда пппреследуют ккого-нибудь, — сказал Билл. — Я ннненавижу тех пиздюков.

Минуту Бен молчал — главным образом, от восхищения перед тем, что Билл применил слово, которое мать Бена иногда называла Действительно Плохим Словом. Бен за свою жизнь никогда не сказал вслух Действительно Плохого Слова, хотя как-то написал его (малюсенькими буквами) на телефонном столике в День всех святых.

— Бауэрc перестал сидеть рядом со мной на экзаменах, — сказал Бен наконец. — Он хотел списать мою работу. Я ему не дал.

— Ты, парень, должно быть, хочешь умереть молодым, — сказал Эдди восхищенно.

Заика Билл залился смехом. Бен резко посмотрел на него, но тут же понял, что смеются не над ним (трудно сказать, как он это понял, но он понял), и широко улыбнулся.

— Думаю, да, — сказал он. — Так или иначе ему предстоит учиться летом, ну они и устроили на меня засаду, и вот что получилось.

— Ттты ввыглядишь ттак, словно они убббили тебя, — сказал Билл.

— Я упал сюда с Канзас-стрит. Со стороны холма, — Бен посмотрел на Эдди. — Я, наверно, увижусь с тобой в травмопункте. Потому что, когда моя мамаша увидит мою одежду, она тоже отведет меня туда.

На этот раз и Били, и Эдди прыснули от смеха, и Бен присоединился к ним. От смеха ему было больно в животе, но он все равно смеялся, пронзительно и немножко истерично. В конце концов он даже сел на насыпь и все смеялся и смеялся. Ему нравилось, как его смех звучит вместе с их смехом. Это был звук, который он никогда раньше не слышал: не просто смешанный смех — он слышал его много раз — а смешанный смех, в котором была его собственная часть.